Н’Дорам, Яфет

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ндорам, Яфет»)
Перейти к: навигация, поиск
Яфет Н’Дорам
Общая информация
Родился
Нджамена, Чад
Гражданство
Рост 182 см
Позиция нападающий
Информация о клубе
Клуб завершил карьеру
Карьера
Клубная карьера*
1984—1988 Турбийон
1988—1990 Тоннер 32 (18)
1990—1997 Нант 173 (76)
1997—1998 Монако 13 (1)
Национальная сборная**
1989—1997 Чад 36 (13)
Тренерская карьера
2007 Нант

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Яфет Н’Дорам (фр. Japhet N'Doram; 27 февраля 1966, Нджамена) — чадский футболист, нападающий и тренер. Игрок сборной Чада. Долгое время выступал за французский «Нант».



Футбольная карьера

Н’Дорам начал карьеру в «Турбийоне», затем провел 3 сезона в камерунском «Тоннере».

В 1990 году в возрасте 24 лет Яфет подписал контракт с французским «Нантом». В первом сезоне в Лиге 1 он сыграл 19 матчей и отличился 2 раза. Впоследствии Н’Дорам стал любимцем болельщиков. В сезоне 1994/95 Яфет забил 12 мячей и помог «канарейкам» выиграть седьмой титул в истории (первый за последние 12 лет). Через два года Яфет улучшил своё бомбардирское достижение, отличившись 21 раз в чемпионате и заняв второе место в споре бомбардиров. В 31 год Яфет покинул «Нант» и подписал контракт с «Монако», однако уже в конце сезона был вынужден завершить карьеру из-за постоянных травм. Н’Дорам присоединился к персоналу клуба и стал работать скаутом.

28 июня 2005 Яфет вернулся в «Нант», заняв место спортивного директора. В феврале 2007 был назначен главным тренером «канареек». Однако сезон завершился вылетом в Лигу 2, после чего Н’Дорам покинул команду.

Карьера в сборной

За сборную Чада Н’Дорам провел 36 матчей, забив 13 мячей.

Напишите отзыв о статье "Н’Дорам, Яфет"

Ссылки

  • [www.national-football-teams.com/player/13851.html Статистика на сайте National Football Teams(англ.)


Отрывок, характеризующий Н’Дорам, Яфет

В конце письма она извещала его, что на днях приедет в Петербург из за границы.
Вслед за письмом в уединение Пьера ворвался один из менее других уважаемых им братьев масонов и, наведя разговор на супружеские отношения Пьера, в виде братского совета, высказал ему мысль о том, что строгость его к жене несправедлива, и что Пьер отступает от первых правил масона, не прощая кающуюся.
В это же самое время теща его, жена князя Василья, присылала за ним, умоляя его хоть на несколько минут посетить ее для переговоров о весьма важном деле. Пьер видел, что был заговор против него, что его хотели соединить с женою, и это было даже не неприятно ему в том состоянии, в котором он находился. Ему было всё равно: Пьер ничто в жизни не считал делом большой важности, и под влиянием тоски, которая теперь овладела им, он не дорожил ни своею свободою, ни своим упорством в наказании жены.
«Никто не прав, никто не виноват, стало быть и она не виновата», думал он. – Ежели Пьер не изъявил тотчас же согласия на соединение с женою, то только потому, что в состоянии тоски, в котором он находился, он не был в силах ничего предпринять. Ежели бы жена приехала к нему, он бы теперь не прогнал ее. Разве не всё равно было в сравнении с тем, что занимало Пьера, жить или не жить с женою?
Не отвечая ничего ни жене, ни теще, Пьер раз поздним вечером собрался в дорогу и уехал в Москву, чтобы повидаться с Иосифом Алексеевичем. Вот что писал Пьер в дневнике своем.
«Москва, 17 го ноября.
Сейчас только приехал от благодетеля, и спешу записать всё, что я испытал при этом. Иосиф Алексеевич живет бедно и страдает третий год мучительною болезнью пузыря. Никто никогда не слыхал от него стона, или слова ропота. С утра и до поздней ночи, за исключением часов, в которые он кушает самую простую пищу, он работает над наукой. Он принял меня милостиво и посадил на кровати, на которой он лежал; я сделал ему знак рыцарей Востока и Иерусалима, он ответил мне тем же, и с кроткой улыбкой спросил меня о том, что я узнал и приобрел в прусских и шотландских ложах. Я рассказал ему всё, как умел, передав те основания, которые я предлагал в нашей петербургской ложе и сообщил о дурном приеме, сделанном мне, и о разрыве, происшедшем между мною и братьями. Иосиф Алексеевич, изрядно помолчав и подумав, на всё это изложил мне свой взгляд, который мгновенно осветил мне всё прошедшее и весь будущий путь, предлежащий мне. Он удивил меня, спросив о том, помню ли я, в чем состоит троякая цель ордена: 1) в хранении и познании таинства; 2) в очищении и исправлении себя для воспринятия оного и 3) в исправлении рода человеческого чрез стремление к таковому очищению. Какая есть главнейшая и первая цель из этих трех? Конечно собственное исправление и очищение. Только к этой цели мы можем всегда стремиться независимо от всех обстоятельств. Но вместе с тем эта то цель и требует от нас наиболее трудов, и потому, заблуждаясь гордостью, мы, упуская эту цель, беремся либо за таинство, которое недостойны воспринять по нечистоте своей, либо беремся за исправление рода человеческого, когда сами из себя являем пример мерзости и разврата. Иллюминатство не есть чистое учение именно потому, что оно увлеклось общественной деятельностью и преисполнено гордости. На этом основании Иосиф Алексеевич осудил мою речь и всю мою деятельность. Я согласился с ним в глубине души своей. По случаю разговора нашего о моих семейных делах, он сказал мне: – Главная обязанность истинного масона, как я сказал вам, состоит в совершенствовании самого себя. Но часто мы думаем, что, удалив от себя все трудности нашей жизни, мы скорее достигнем этой цели; напротив, государь мой, сказал он мне, только в среде светских волнений можем мы достигнуть трех главных целей: 1) самопознания, ибо человек может познавать себя только через сравнение, 2) совершенствования, только борьбой достигается оно, и 3) достигнуть главной добродетели – любви к смерти. Только превратности жизни могут показать нам тщету ее и могут содействовать – нашей врожденной любви к смерти или возрождению к новой жизни. Слова эти тем более замечательны, что Иосиф Алексеевич, несмотря на свои тяжкие физические страдания, никогда не тяготится жизнию, а любит смерть, к которой он, несмотря на всю чистоту и высоту своего внутреннего человека, не чувствует еще себя достаточно готовым. Потом благодетель объяснил мне вполне значение великого квадрата мироздания и указал на то, что тройственное и седьмое число суть основание всего. Он советовал мне не отстраняться от общения с петербургскими братьями и, занимая в ложе только должности 2 го градуса, стараться, отвлекая братьев от увлечений гордости, обращать их на истинный путь самопознания и совершенствования. Кроме того для себя лично советовал мне первее всего следить за самим собою, и с этою целью дал мне тетрадь, ту самую, в которой я пишу и буду вписывать впредь все свои поступки».