Неаполитанская песня

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Canzóne Napoletánaпесня на неаполитанском диалекте итальянского языка. Исполняется сольно и преимущественно мужчинами. Может рассматриваться одновременно как музыкально-поэтическое народное творчество региона Кампания и как поджанр лёгкой музыки.





Классический период

Институализация неаполитанской песни как некоего самостоятельного явления в итальянской народной музыке произошла в 1830-х годах, когда в Неаполе начали проводиться ежегодные песенные конкурсы. На самом первом таком конкурсе победительницей была названа песня Te voglio bene assaie, авторство которой приписывается Гаэтано Доницетти. Фестиваль неаполитанской песни проводился в неизменной форме на протяжении ста двадцати лет.

Неаполитанские песни в их классическом виде сочинялись вплоть до начала Второй мировой войны. Авторами значительного их числа являются Сальваторе Ди Джакомо (Salvatore Di Giacomo), Либеро Бовио (Libero Bovio), Эрнесто Муроло (Ernesto Murolo), Марио (E.A. Mario, настоящее имя Джованни Гаэта).

В послевоенные годы ХХ века классический период неаполитанской песни продолжился в новом виде. В 1952 году организацию Фестивалей неаполитанской песни взяло на себя итальянское радио и телевидение, и в форме, соответствующей требованиям нового времени, они проводились ещё двадцать лет. В это время большой авторский вклад в неаполитанскую песню внесли, в частности, Ренато Карозоне, Доменико Модуньо, которые одновременно и сами были знаменитыми исполнителями.

Классический период закончился приблизительно к 1970-м годам. В итоге, репертуар классических неаполитанских песен насчитывает несколько сотен названий, десятки из которых исполняются многочисленными артистами до сих пор.

Самыми известными неаполитанскими песнями являются:

  • Santa Lucia (Санта Лючия, 1848) музыка Теодоро Коттрау, слова Энрико Коссовича
  • Funiculì funiculà (Фуникулер, 1880) Луиджи Денца / Пеппино Турко
  • O sole mio (Мое солнце, 1898) Эдуардо ди Капуа / Джованни Капурро
  • Torna a Surriento (Вернись в Сорренто, 1904) Эрнесто де Куртис / Джамбаттиста де Куртис
  • Core 'ngrato (1911) Сальваторе Кардилло / Риккардо Кордиферро
  • ’O surdato ’nnammurato (итал.) (Влюбленный солдат, 1915) Энрико Каннио / Аниелло Калифано
  • Senza Nisciuno (1915) Эрнесто де Куртис / Антонио Барбьери
  • Dicitencello vuje (Скажите, девушки) 1930 Родольфо Фальво / Энцо Фуско
  • Marechiare (1885) музыка Франческо Паоло Тости / слова Сальваторе ди Джакомо
  • Era de maggio (итал.) (1885) Марио Паскуале Коста / Сальваторе ди Джакомо
  • Serenata napulitana (1887) Марио Паскуале Коста / Сальваторе ди Джакомо
  • ’E spingule frangese (1888) Энрико де Лева / Сальваторе ди Джакомо
  • Maria Marì (1899) Эдуардо ди Капуа / Винченцо Руссо
  • Voce ’e notte (1905) Эрнесто де Куртис / Эдуардо Николарди
  • Reginella (итал.) (1917) Гаэтано Лама / Либеро Бовио
  • Santa Lucia luntana (итал.) (1920) музыка и слова Э. А. Марио
  • Canzona appassiunata (1922) музыка и слова Э. А. Марио
  • ’O Paese d’ ’o sole (1925) Д'Аннибале / Либеро Бовио
  • Passione (итал.) (1935) Никола Валенте и Эрнесто Тальяферри / Либеро Бовио
  • Na sera 'e maggio (1938) Джузеппе Чоффи / Эджидио (Джиди) Пизано
  • Munasterio 'e Santa Chiara (итал.) (1945) Барберис / Гальдиери

Из песен послевоенного периода:

Всемирная известность неаполитанской песни

Неаполитанская песня имеет всемирную известность, в первую очередь, благодаря тому, что избранные образцы этого жанра включают в свои концертные репертуары знаменитые оперные теноры. Начало этой традиции положил в первые десятилетия ХХ века Энрико Карузо (Enrico Caruso). Продолжена она была Беньямино Джильи (Beniamino Gigli), Франко Корелли (Franco Corelli), Джузеппе Ди Стефано (Giuseppe Di Stefano), Марио Ланца (Mario Lanza), Лучано Паваротти (Luciano Pavarotti). В последние десятилетия ХХ века традиция была поддержана авторитетом трёх теноров (i Tre Tenori), Марио Треви (Mario Trevi), Серхио Бруни (Sergio Bruni), Марио Аббате Mario Abbate), Роберто Муроло (Roberto Murolo)[1][2].

В Советском Союзе наибольшей популярностью пользовались неаполитанские песни в исполнении Михаила Александро́вича.

В США популярность неаполитанской песни связана с именем Ренато Карозоне (Renato Carosone).

В 1991 году под руководством Ренцо Арборе (Renzo Arbore) был организован «Итальянский оркестр» (l'Orchestra Italiana). Он имел целью именно большую популяризацию неаполитанской песни среди массовой аудитории за пределами Италии. Неаполитанский репертуар этого коллектива составляли как классические песни, ранее хорошо известные благодаря их исполнению оперными певцами, так и менее до того известные в мире песни, сочинённые в послевоенные десятилетия ХХ века.

Отдельные неаполитанские песни хорошо известны в переводах на другие языки. Существуют русские тексты неаполитанских песен «Скажите, девушки» (Dicitencello vuje), «Ты хочешь быть американцем» (Tu vuò fa l'americano).

Неаполитанская неомелодика

Родоначальником неомелодического направления в неаполитанской песне считается Нино Д'Анджело (Nino D'Angelo). Настоящий бум неаполитанской неомелодики начался в последнем десятилетии ХХ века.

Композиторы, сохраняя традиционный неаполитанский мелодизм, обогащают свои сочинения ритмами фламенко, латиноамериканскими и другими современными ритмами, а артисты широко используют современные музыкальные инструменты. В неомелодической манере исполняются также и классические неаполитанские песни. Среди крупнейших неаполитанских неомелодистов: Джиджи Д'Алессио (Gigi D'Alessio), Кармело Дзаппулла (Carmelo Zappulla), Франко Морено (Franco Moreno), Мауро Нарди (Mauro Nardi), Льно Цапоцци (Lino Capozzi), Джанни Челесте (Gianni Celeste).

См. также

Напишите отзыв о статье "Неаполитанская песня"

Примечания

  1. Dizionario della canzone italiana, Armando Curcio Editore, 1990
  2. Enciclopedia della Canzone Napoletana, Ettore De Mura, Il Torchio Editore, 1969

Отрывок, характеризующий Неаполитанская песня

Попав в общество Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал. Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить новым господам.
Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.
Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.


Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.