Небесное воинство

Небе́сное во́инство — неоднократно встречающееся в Библии совокупное именование ангелов, а также небесных светил.

---

В европейских языках понятие передаётся как англ. Heaven Host (Heavenly host), фр. Milice céleste. Однозначного качественного определения состава «небесного воинства» нет. Конкретное его содержание, в зависимости от контекста, может изменяться в широких пределах — вплоть до включения в него падших ангелов. Поэтому если в одном составе небесные воинства очевидно объединяют лучшие из Сил, то в других Библия не только предостерегает от религиозного поклонения (Втор. 4:19), но и даже предписывает карать смертью тех, кто «…пойдет и станет служить иным богам, и поклонится им, или солнцу, или луне, или всему воинству небесному» (Втор. 17:2–5).

Соответственно, на контекстуальной основе определяются и объекты богослужебного почитания и иконографии, определяемые с использованием термина небесного воинства. К понятию небесного воинства тесно примыкает понятие Небесных Сил (иногда просто Сил) и этимология одного из имён Господа — Саваоф.

Развитие определения

В Библии небесное воинство (греч. ἡ στρατιὰ τοῦ οὐρανοῦ) упоминается в Книге Царств:

…я видел Господа, сидящего на престоле Своем, и все воинство небесное стояло при Нем, по правую и по левую руку Его (3Цар. 22:19)

и в повторении этого же отрывка в 2Пар. 18:18.

В Новом Завете евангелист Лука повествует: «И внезапно явилось с Ангелом многочисленное воинство небесное, славящее Бога и взывающее: слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение!» (Лк. 2:13).

Вместе с тем, пророк Исайя применяет термин «небесное воинство» и к падшим ангелам. В этом фрагменте «воинство выспреннее» также выступает как своего рода синоним; буквально эти слова переводятся как «воинство высоты»:

И… посетит Господь воинство выспреннее на высоте и царей земных на земле. (Ис. 24:21–23)

Далее Исаия продолжает: «И будут собраны вместе, как узники, в ров, и будут заключены в темницу, и после многих дней будут наказаны. И покраснеет луна, и устыдится солнце, когда Господь Саваоф воцарится на горе Сионе и в Иерусалиме». В этом фрагменте луна и солнце не входят в число наказанного воинства; они стыдятся увиденного, глядя со стороны. Но синтаксис следующего отрывка из Второзакония не исключает трактовки, при которой небесные светила входят в перечисление составных частей «небесного воинства»:

И дабы ты, взглянув на небо и увидев солнце, луну и звезды [и] все воинство небесное, не прельстился и не поклонялся им и не служил им, так как Господь, Бог твой, уделил их всем народам под всем небом (Втор. 4:19)

«Православная энциклопедия» констатирует, что без контекста трудно точно определить наполнение понятия «небесное воинство». В некоторых случаях оно употребляется как образное выражение впечатляющей множественности, силы. С небесным воинством сопоставляется потомство, обещаемое царю Давиду (Иер. 33:22; ср.: Иов. 25:3. В книге Исайи оно также употреблено в значении «множество» (Ис. 34:2).

Эту трудность пытались преодолеть ещё в древние времена семьдесят толковников, работая над своим переводом.

• В 3Цар. 22:19 и 2Пар. 18:18 это «воинство небесное» — греч. ἡ στρατιὰ τοῦ οὐρανοῦ, ивр. ‏צְבָא הַשָּׁמַיִם‏‎ (tzba e’shmim).
• У Неемии «небо, небеса небес и все воинство их» (Неем. 9:6) — на ивр. ‏אֶת הַשָּׁמַיִם שְׁמֵי הַשָּׁמַיִם וְכָל צְבָאָם‏‎ (ath e’shmim shmi e’shmim u’kl tzba’m). Однако в Септуагинте понятие «воинства» (στρατιαι) фигурирует лишь в завершении стиха: греч. καὶ σοὶ προσκυνοῦσιν αἱ στρατιαὶ τῶν οὐρανῶν («…и небесные воинства Тебе поклоняются»). При этом в вышепереведённом фрагменте первой половины этого стиха слова «воинство» нет: в греч. τὸν οὐρανὸν καὶ τὸν οὐρανὸν τοῦ οὐρανοῦ καὶ πᾶσαν τὴν στάσιν слово «στάσιν» играет роль местоимения, относящегося к «небесам небес» (ср. англ. and all the host thereof).

• В 4-й Книге Царств «и поклонялись всему воинству небесному» (4Цар. 17:16) — ивр. ‏וַיִּשְׁתַּחֲווּ לְכָל צְבָא הַשָּׁמַיִם‏‎ (u·ishthchuu l’kl tzba e’shmim). Однако в греческом переводе объект поклонения — «силы небесные»: греч. δυνάμει τοῦ οὐρανοῦ.
• В Псалтири «воинству» во фразе «Словом Господа сотворены небеса, и духом уст Его — все воинство их» (Пс. 32:6) так же соответствует «kl tzba·m» в 33-м псалме ивр. ‏כָּל צְבָאָם‏‎.
• Во Второзаконии:
  • перечислению «…солнце, луну и звезды [и] все воинство небесное» (Втор. 4:19) соответствует ивр. ‏אֶת הַשֶּׁמֶשׁ וְאֶת הַיָּרֵחַ וְאֶת הַכּוֹכָבִים כֹּל צְבָא הַשָּׁמַיִם‏‎ (ath e·shmsh u·ath e·irch u·ath e·kukbim kl tzba e·shmim).
  • перечислению «…или солнцу, или луне, или всему воинству небесному…» (Втор. 17:3) соответствует ивр. ‏וְלַשֶּׁמֶשׁ אוֹ לַיָּרֵחַ אוֹ לְכָל צְבָא הַשָּׁמַיִם‏‎ (u l·shmsh au·l·irch au·l kl tzba e·shmim).
• У пророка Даниила звёзды и воинство небесное разделены: «…и вознесся до воинства небесного, и низринул на землю часть сего воинства и звезд и попрал их» (Дан. 8:10); в оригинале это звучит ивр. ‏וַתִּגְדַּל עַד צְבָא הַשָּׁמָיִם וַתַּפֵּל אַרְצָה מִן הַצָּבָא וּמִן הַכּוֹכָבִים וַתִּרְמְסֵם‏‎ (u·thgdl od tzba e·shmim u·thphl artz·e mn e·tzba u·mn e·kukbim u·thrms·m).

В продолжение описания этого видения Даниил упоминает и Вождя воинства (ивр. ‏שַׂר הַצָּבָא‏‎, shr -e·tzba): «…и даже вознесся на Вождя воинства сего, и отнята была у Него ежедневная жертва, и поругано было место святыни Его. И воинство предано вместе с ежедневною жертвою за нечестие» (Дан. 8:11–12).

В новозаветных текстах на греческом, привлекаемых к раскрытию содержания категории «небесное воинство», с определением «небесного» (греч. τοῦ οὐρανοῦ, уранос) соединяется уже не столько «воинство» как образ силы (греч. ἡ στρατιὰ, морфема та же, что и в «стратегии»), сколько сила абсолютная, близкая к «физической» (греч. ἡ δύναμις, морфема та же, что и в «динамике»):

солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются (Мф. 24:29)

Понятие греч. ἡ δύναμις τοῦ οὐρανοῦ приближается к «силе неба». Апостол Павел в своих посланиях использует философское понятие силы для образования категории, которая позднее развивается в ангелологии в один из элементов иерархии ангелов:

• «Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь…» (Рим. 8:38–39)
• «по действию державной силы Его, которою Он воздействовал во Христе, воскресив Его из мертвых и посадив одесную Себя на небесах, превыше всякого Начальства, и Власти, и Силы, и Господства, и всякого имени, именуемого не только в сем веке, но и в будущем…» (Еф. 1:19–21)

В том же контекстуальном обрамлении развивает понятие Силы и Апостол Пётр:

• «Который, восшед на небо, пребывает одесную Бога и Которому покорились Ангелы и Власти и Силы» (1Петр. 3:22)

Во втором Послании к Фессалоникийцам:

• «явление Господа Иисуса с неба, с Ангелами силы Его, в пламенеющем огне совершающего отмщение не познавшим Бога…» (2Фес. 1:7–8)

---

Таким образом, небесное воинство представляется как историческая категория, смысловое наполнение которой изменялось по мере развития человечества. Тот факт, что и одушевлённые ангельские силы, и неодушевлённые светила могли определяться в Ветхом Завете при помощи одного и того же выражения, современное православное богословие объясняет недостаточными представлениями об окружающей действительности, свойственными человечеству на заре цивилизации. Это «коренилось в их понимании мира как существа одушевленного. Объяснение этому одни из них находили в том, что мир оживотворяется Самим Богом, другие — в том, что мир полон богов. Соответственно солнце, луна, „царица неба“ Иштар, планета Венера и вообще всё „воинство небесное“ выступают в качестве главных действующих лиц в языческих астральных культах».

Воинство Господне

Словосочетание «воинство Господне» используется в книге Иисуса Навина при описании встречи полководца с ангелом:

Иисус, находясь близ Иерихона, взглянул, и видит, и вот стоит пред ним человек, и в руке его обнаженный меч. Иисус подошел к нему и сказал ему: наш ли ты, или из неприятелей наших? Он сказал: нет; я вождь воинства Господня, теперь пришел [сюда]. Иисус пал лицем своим на землю, и поклонился и сказал ему: что господин мой скажет рабу своему? Вождь воинства Господня сказал Иисусу: сними обувь твою с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, свято. Иисус так и сделал — Нав. 5:13–15

В оригинале книги в последнем предложении слова «вождь воинства Господня» переданы через shr-tzba, то есть так же, как и в Дан. 8:11:

ивр. ‏וַיֹּאמֶר שַׂר צְבָא יְהוָה אֶל יְהוֹשֻׁעַ שַׁל נַעַלְךָ מֵעַל רַגְלֶךָ כִּי הַמָּקוֹם אֲשֶׁר אַתָּה עֹמֵד עָלָיו קֹדֶשׁ הוּא וַיַּעַשׂ יְהוֹשֻׁעַ כֵּן‏‎ Подстрочный перевод на русский И он говорит, вождь воинства Ягве, Иисусу: сними сандалии свои с ног своих, ибо место, на котором стоишь ты, свято оно. И поступает так Иисус.

Уточняющий тетраграмматон (shr-tzba yhwh) в этом месте текста книги Навина однозначно указывает: перед Иисусом — не сам Господь воинств, а посланный им ангел (традиционно предполагается, что это архангел Михаил). В тексте книги Даниила такого уточнения нет, и поэтому местоимения, относящиеся к предводителю воинства, пишутся там с заглавной буквы: подразумевается, что это сам Господь воинств.

Саваоф — Господь воинств

Господь — создатель (Быт. 2:1, Пс. 32:6) и единственный творец (Неем. 9:6) небесного воинства, давший ему закон (Ис. 45:12). С ролью Господа как предводителя небесного воинства (Ис. 40:26, ср. Дан. 4:32) связано одно из его имён, Саваоф (ивр. ‏יהוה צבאות‏‎, şəbā’ôt) — в еврейском языке şābā’ означает «воинство». Сочетание это в Септуагинте передано тремя разными вариантами; в том числе транслитерацией Σαβαωθ и как Господь сил, τῶν δυνάμεων (ср.: Спас в силах). Здесь также любые выводы, базирующиеся только на русской этимологии, были бы поверхностны: экзегеза этих определений невозможна без глубокого анализа еврейских первоисточников и исторических обстоятельств их перевода на греческий.

Синтаксис древнееврейского языка допускает несколько вариантов осмысления словосочетания «Ягве Цеваот»:

• как безглагольное предложение («Господь [есть] Саваоф»),
• как сочетание глагол + объект («Он, Который создает воинства»; ср.: Пс. 32:6),
• как пара существительных, одно из которых выступает в роли:
  • приложения (напр., «Господь Воитель»), либо
  • усилительной абстракции понятия (в случае греч. Κύριος παντοκράτωρ — силы)
  • определения связи или отношения — «Господь воинств».

Последний вариант является одним из традиционных; его обоснование тщательно разработано на эпиграфических свидетельствах и ханаанских глоссах в Амарнских письмах. Однако применительно к определению состава понятия «Небесное воинство» эта разработка не даёт однозначной дефиниции. В разных контекстах под «воинствами» могут пониматься:

• войска Израиля — 1Цар. 17:45;
• небесные существа — 3Цар. 19:23, Пс. 102:19–22, Пс. 148:1–5, Дан. 8:10–13;
• собор (сонм, совет) святых, окружающих Господа — Пс. 81:1, Пс. 88:8;
• небесные светила и звёзды — Втор. 4:19, 4Цар. 23:4–5

а в расширительной трактовке слов «Так совершены небо и земля и все воинство их» (Быт. 2:1) как исчерпывающего перечисления к «воинству» оказываются причислены вообще все земные и небесные существа.

Иконография и гимнография

Прославлению небесных бесплотных сил в седмичном круге богослужений отведён понедельник. Главная тема этого дня звучит на утрене в стихире пятого гласа:

Благословено воинство небеснаго Царя: аще бо и земнороднии беша страстотерпцы, но ангельское достоинство потщашеся достигнути, о телесех нерадиша, и страданьми безплотных сподобишася чести. Тем же молитвами их Господи, низпосли нам велию милость

Первые слова этой стихиры взяты как имя иконы, написанной, по преданию, в первое десятилетие после Казанского похода Ивана Грозного (1552 год) в память об этом третьем, последнем походе, — «Благословенно воинство Небесного Царя», также называемая «Церковь воинствующая».

Идейный источник этого иконографического типа — Откровение Иоанна Богослова. Его образы — Небесный Иерусалим (Откр. 21:10-21), истекающая из рая река «воды животныя» (воды жизни, Откр. 22:1), объятый пожаром «град великий» — апокалиптический Вавилон (Откр. 18:2-6, Откр. 18:18-20). Сам архангел Михаил может быть представлен на этих иконах, по тексту Апокалипсиса, в виде огненного ангела (Откр. 10:1-2) — например, на иконе конца XVI века из Чудова монастыря.

За пределами Руси один из старейших образцов иконографии небесного воинства — греческая икона, написанная около 1500 года и находящаяся в монастыре Богородицы Платитеры на острове Корфу. Из «Иерусалима земного» выходят две процессии. Праведники со своими крестами шествуют в гору к раю — «Иерусалиму небесному», вторая же процессия низвергается в ад.

Небесное воинство, шествующее вослед архангелу Михаилу, представлено на иконах XVI века «Страшный Суд» (Национальный музей в Стокгольме; Воскресенский собор в Тутаеве). В те же годы оно было изображено и на «Великом стяге» Иоанна Грозного.

См. также

• Саваоф
• Ангельская иерархия

Литература

• Дионисий Ареопагит [vehi.net/areopagit/nebesnaja.html О небесной иерархии].
• Иванов М. С. [www.pravenc.ru/text/155128.html Воинство небесное] // Православная энциклопедия. — М., 2006. — Т. 9. — С. 209—210. — ISBN 5-89572-017-X.

• Квливидзе Н. В. [www.pravenc.ru/text/149329.html Благословенно воинство Небесного Царя] // Православная энциклопедия. — М., 2005. — Т. 5. — С. 324—325. — ISBN 5-89572-017-X.
• Лепахин В. В. [www.pravoslavie.ru/jurnal/299.htm Воинство в древнерусской литературе и иконописи. Часть 2] // Православие.Ru. — 3 марта 2005 года.
• Emil G. Hirsch [jewishencyclopedia.com/view.jsp?artid=939&letter=H Host of Heaven] // Jewish Encyclopaedia.
• [www.angelologia.it/ angelologia.it]
• [angelologia.ru/ angelologia.ru]

Отрывок, характеризующий Небесное воинство

С фрунтовым самодовольством он шел легко на мускулистых ногах, точно он плыл, без малейшего усилия вытягиваясь и отличаясь этою легкостью от тяжелого шага солдат, шедших по его шагу. Он нес у ноги вынутую тоненькую, узенькую шпагу (гнутую шпажку, не похожую на оружие) и, оглядываясь то на начальство, то назад, не теряя шагу, гибко поворачивался всем своим сильным станом. Казалось, все силы души его были направлены на то,чтобы наилучшим образом пройти мимо начальства, и, чувствуя, что он исполняет это дело хорошо, он был счастлив. «Левой… левой… левой…», казалось, внутренно приговаривал он через каждый шаг, и по этому такту с разно образно строгими лицами двигалась стена солдатских фигур, отягченных ранцами и ружьями, как будто каждый из этих сотен солдат мысленно через шаг приговаривал: «левой… левой… левой…». Толстый майор, пыхтя и разрознивая шаг, обходил куст по дороге; отставший солдат, запыхавшись, с испуганным лицом за свою неисправность, рысью догонял роту; ядро, нажимая воздух, пролетело над головой князя Багратиона и свиты и в такт: «левой – левой!» ударилось в колонну. «Сомкнись!» послышался щеголяющий голос ротного командира. Солдаты дугой обходили что то в том месте, куда упало ядро; старый кавалер, фланговый унтер офицер, отстав около убитых, догнал свой ряд, подпрыгнув, переменил ногу, попал в шаг и сердито оглянулся. «Левой… левой… левой…», казалось, слышалось из за угрожающего молчания и однообразного звука единовременно ударяющих о землю ног.
– Молодцами, ребята! – сказал князь Багратион.
«Ради… ого го го го го!…» раздалось по рядам. Угрюмый солдат, шедший слева, крича, оглянулся глазами на Багратиона с таким выражением, как будто говорил: «сами знаем»; другой, не оглядываясь и как будто боясь развлечься, разинув рот, кричал и проходил.
Велено было остановиться и снять ранцы.
Багратион объехал прошедшие мимо его ряды и слез с лошади. Он отдал казаку поводья, снял и отдал бурку, расправил ноги и поправил на голове картуз. Голова французской колонны, с офицерами впереди, показалась из под горы.
«С Богом!» проговорил Багратион твердым, слышным голосом, на мгновение обернулся к фронту и, слегка размахивая руками, неловким шагом кавалериста, как бы трудясь, пошел вперед по неровному полю. Князь Андрей чувствовал, что какая то непреодолимая сила влечет его вперед, и испытывал большое счастие. [Тут произошла та атака, про которую Тьер говорит: «Les russes se conduisirent vaillamment, et chose rare a la guerre, on vit deux masses d'infanterie Mariecher resolument l'une contre l'autre sans qu'aucune des deux ceda avant d'etre abordee»; а Наполеон на острове Св. Елены сказал: «Quelques bataillons russes montrerent de l'intrepidite„. [Русские вели себя доблестно, и вещь – редкая на войне, две массы пехоты шли решительно одна против другой, и ни одна из двух не уступила до самого столкновения“. Слова Наполеона: [Несколько русских батальонов проявили бесстрашие.]
Уже близко становились французы; уже князь Андрей, шедший рядом с Багратионом, ясно различал перевязи, красные эполеты, даже лица французов. (Он ясно видел одного старого французского офицера, который вывернутыми ногами в штиблетах с трудом шел в гору.) Князь Багратион не давал нового приказания и всё так же молча шел перед рядами. Вдруг между французами треснул один выстрел, другой, третий… и по всем расстроившимся неприятельским рядам разнесся дым и затрещала пальба. Несколько человек наших упало, в том числе и круглолицый офицер, шедший так весело и старательно. Но в то же мгновение как раздался первый выстрел, Багратион оглянулся и закричал: «Ура!»
«Ура а а а!» протяжным криком разнеслось по нашей линии и, обгоняя князя Багратиона и друг друга, нестройною, но веселою и оживленною толпой побежали наши под гору за расстроенными французами.


Атака 6 го егерского обеспечила отступление правого фланга. В центре действие забытой батареи Тушина, успевшего зажечь Шенграбен, останавливало движение французов. Французы тушили пожар, разносимый ветром, и давали время отступать. Отступление центра через овраг совершалось поспешно и шумно; однако войска, отступая, не путались командами. Но левый фланг, который единовременно был атакован и обходим превосходными силами французов под начальством Ланна и который состоял из Азовского и Подольского пехотных и Павлоградского гусарского полков, был расстроен. Багратион послал Жеркова к генералу левого фланга с приказанием немедленно отступать.
Жерков бойко, не отнимая руки от фуражки, тронул лошадь и поскакал. Но едва только он отъехал от Багратиона, как силы изменили ему. На него нашел непреодолимый страх, и он не мог ехать туда, где было опасно.
Подъехав к войскам левого фланга, он поехал не вперед, где была стрельба, а стал отыскивать генерала и начальников там, где их не могло быть, и потому не передал приказания.
Командование левым флангом принадлежало по старшинству полковому командиру того самого полка, который представлялся под Браунау Кутузову и в котором служил солдатом Долохов. Командование же крайнего левого фланга было предназначено командиру Павлоградского полка, где служил Ростов, вследствие чего произошло недоразумение. Оба начальника были сильно раздражены друг против друга, и в то самое время как на правом фланге давно уже шло дело и французы уже начали наступление, оба начальника были заняты переговорами, которые имели целью оскорбить друг друга. Полки же, как кавалерийский, так и пехотный, были весьма мало приготовлены к предстоящему делу. Люди полков, от солдата до генерала, не ждали сражения и спокойно занимались мирными делами: кормлением лошадей в коннице, собиранием дров – в пехоте.
– Есть он, однако, старше моего в чином, – говорил немец, гусарский полковник, краснея и обращаясь к подъехавшему адъютанту, – то оставляяй его делать, как он хочет. Я своих гусар не могу жертвовать. Трубач! Играй отступление!
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.


Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!