Нева

Нева
Закат над покрытой льдом Невой.
Характеристика
Длина	74 км
Бассейн	281 000 км²
Расход воды	2500 м³/с (Володарский мост)
[tools.wmflabs.org/osm4wiki/cgi-bin/wiki/wiki-osm.pl?project=ru&article=Нева Водоток]
Исток	Ладожское озеро
— Местоположение	бухта Петрокрепость
— Высота	4,29 м
— Координаты	59°57′24″ с. ш. 31°02′44″ в. д.59.95667° с. ш. 31.04556° в. д. / 59.95667; 31.04556 (Нева, исток)
Устье	Невская губа
— Местоположение	Финский залив, Балтийское море
— Высота	0,03 м
— Координаты	59°56′41″ с. ш. 30°18′34″ в. д.59.94472° с. ш. 30.30944° в. д. / 59.94472; 30.30944 (Нева, устье)
Уклон реки	0,0576 м/км
Расположение
Водная система	Балтийское море
Страна	Россия Россия
Регион	Ленинградская область, Санкт-Петербург
исток устье

К:Реки по алфавитуК:Водные объекты по алфавитуК:Реки до 100 км в длинуНеваНеваК:Карточка реки: исправить: Устье/Бассейн

Нева́ — река в России, протекающая по территории Ленинградской области и Санкт-Петербурга, соединяющая Ладожское озеро с Невской губой Финского залива Балтийского моря.

Длина 74 км, площадь собственного бассейна 5 тыс. км². Нева — это единственная река, вытекающая из Ладожского озера. На берегах Невы расположены четыре города: Шлиссельбург, Кировск, Отрадное, Санкт-Петербург и несколько десятков других населённых пунктов. Судоходна на всём протяжении, является частью Волго-Балтийского водного пути и Беломорско-Балтийского канала.

Происхождение названия

Существует две основных версии этимологии названия реки, финская и шведская:

• фин. Nevajoki «река Нева», Nevajärvi [озеро в Финляндии] ← фин. neva «открытое безлесное болото». Этот географический термин сохранился в современном финском и не имеет аналогов в других финно-угорских языках, что свидетельствует о собственно финском происхождении, которое неясно;
• старо-швед. Ny(en) «Нева» ← швед. ny «новый». Такое же название Нева носила в средненижненемецком — официальном языке Ганзейского торгового союза.

Финская версия указана как единственная в словаре М. Фасмера, считавшего шведское название реки финским заимствованием, переосмысленным народной этимологией. На современном этапе ряд исследователей до сих пор придерживается финской гипотезы, пытаясь связать этимологию этого слова, в частности, с саамск. *ńëvē «маленький, быстрый», происхождение которого столь же неясно.

Учитывая проблемность финской этимологии, развитие шведской гипотезы предложил историк Вяч. С. Кулешов, выводы которого были поддержаны археологом Д. А. Мачинским, финно-угроведами Е. А. Хелимским, Ю. Яхуненом и В. В. Напольских.

По мнению Кулешова, гидроним Нева является древнеевропейским и восходит к пра-и.е. *newā «новая». Происхождение его связывается с индоевропейскими племенами Восточной Прибалтики, скорее всего — родственными более поздним германцам, балтам и славянам. Значение «новая» связано с особенностями появления реки: видимо, именно эти древнейшие индоевропейские обитатели региона стали свидетелями прорыва вод Ладожского озера в Финский залив, поэтому и назвали образовавшуюся реку «новой». Когда в регион с востока пришли прибалтийско-финские народы, они заимствовали индоевропейское название реки, которое со временем стало в финском языке нарицательным. Славянское население заимствовало название Нева, в свою очередь, из приб.-фин. Neva(-joki). Скандинавское название реки, таким образом, до сих пор сохранило непрерывную преемственность с бронзового века и свой изначальный смысл.

В древнерусской традиции название Нева к реке впервые применяет «Повесть о житии Александра Невского» (XIII век). До этого название др.-рус. Нево применялось к Ладожскому озеру.

Физико-географическая характеристика

История формирования дельты

В палеозое 300—400 млн лет назад вся территория современной дельты реки Невы была покрыта морем. Осадочные отложения того времени — песчаники, пески, глины, известняки — покрывают мощной толщей (свыше 200 м) кристаллический фундамент, состоящий из гранитов, гнейсов и диабазов. Современный рельеф образовался в результате деятельности ледникового покрова (последнее, Валдайское оледенение закончилось около 12 тыс. лет назад). После отступания ледника образовалось Литориновое море, уровень которого был на 7—9 м выше современного уровня Балтийского моря. По Приневской низменности с востока на запад примерно по современному руслу реки Невы протекала река Тосна, впадавшая в залив Литоринового моря. На севере Карельского перешейка Литориновое море соединялось широким проливом с Ладожским озером. Река Мга в то время текла на восток и впадала в Ладожское озеро в районе современного истока Невы; её бассейн был отделён водоразделом от бассейна Тосны.

В районе Ладожского озера суша поднималась быстрее, и озеро со временем превратилось в замкнутый водоём. Уровень воды в нём стал подниматься, и когда он превысил уровень водораздела, озёрные воды, затопив долину реки Мги, прорвались в долину реки Тосны. В месте прорыва образовались пороги — нынешние Ивановские пороги на реке Неве. Таким образом, 4 тыс. лет назад возник пролив между Ладожским озером и Финским заливом, ставший долиной реки Невы, а реки Тосна и Мга стали её притоками.

Долина Невы сложена озёрно-ледниковыми и постледниковыми отложениями. Последние 2,5 тыс. лет рельеф почти не менялся. В это время сформировалась дельта Невы, которая фактически является псевдодельтой, так как по очертаниям она похожа на дельту, но образована не аккумуляцией речного материала, а врезанием в ранее сформировавшиеся морские и озёрно-морские отложения.

Рельеф и гидрография реки

Вытекает из Шлиссельбургской губы Ладожского озера, протекает по Приневской низине, впадает в Финский залив (Балтийское море). Её длина от истока до устья при впадении Большой Невы в Невскую губу у Невских ворот Санкт-Петербургского торгового порта — 74 км. Расстояние от истока до устья Невы по прямой — 45 км.

Протекая по равнинной Невской низменности, Нева имеет невысокие берега, почти на всём протяжении круто обрывающиеся к воде, в среднем около 3—6 метров, в устье — 2—3 метра. Имеются три крутых поворота русла реки: у Ивановских порогов, у Невского лесопарка и Усть-Славянки (так называемое Кривое Колено) и у Смольного ниже устья реки Охты. Средний многолетний уровень падения реки 4,27 метра. В одном месте река пересекает моренную гряду и образует Ивановские пороги. Здесь, напротив мыса Святки у начала порогов находится самое узкое место реки (210 м). Средняя скорость течения воды в стрежне Невы около 0,8—1,1 метра в секунду. В результате дноуглубительных и очистительных работ в 1973—1978 годах была срезана каменная мель. В результате судовой ход в районе порогов расширился с 85 до 160 метров, и тем самым удалось обеспечить двухстороннее движение судов.

Нева — широкая и глубокая река. Средняя ширина 400—600 м. Самые широкие места (1000—1250 м) — в дельте у Невских ворот Морского торгового порта в так называемой воронке рукава Большая Нева, у окончания Ивановских порогов при впадении реки Тосны и у острова Фабричный вблизи истока. Средняя глубина 8—11 м; наибольшая глубина (24 м) — выше Литейного моста в Смольнинской излучине у правого берега, напротив Арсенальной улицы, наименьшая (4,0—4,5 м) — в Ивановских порогах.

Через Неву в Финский залив поступает вода с площади бассейна Ладожского озера. Площадь собственного бассейна Невы составляет 5 тыс. км², а включая бассейн Ладожского озера — 281 тыс. км². На этой территории осадки значительно превышают испарение: на него идёт лишь 37,7 %, а на суммарный сток реки — 62,3 %.

При своей относительно небольшой длине, Нева занимает 6—7 место среди рек Европы по среднегодовому стоку.

Название реки	Среднегодовой расход воды — в районе устья	Площадь водосборного бассейна	Длина
Волга	7710 м³/с	1 360 000 км²	3530 км
Дунай	6550 м³/с	801 463 км²	2780 км
Печора	4140 м³/с	322 000 км²	1800 км
Северная Двина	3490 м³/с	360 000 км²	744 км
Кама	4100 м³/с	507 000 км²	1805 км
Нева	2500 м³/с	281 000 км²	74 км
Рейн	2500 м³/с	224 400 км²	1320 км

За период наблюдения с 1859 года наибольшая водность наблюдалась в 1924 году (116 км³), наименьшая — в 1900 году (40,2 км³). Средний многолетний годовой расход воды в Неве — 78,9 км³ (в среднем 2500 м³/с).

Из-за равномерного стока воды из Ладожского озера у Невы в течение всего года не бывает весеннего подъёма воды и паводков. Замерзает Нева на всём протяжении. Средние сроки замерзания Невы — первая декада декабря, а вскрытия — первая декада апреля. Толщина льда 0,3—0,4 м в черте Санкт-Петербурга, и 0,5—0,6 м за его пределами. В верхнем течении Невы зимой иногда возникают зажоры и заторы льда, из-за этого выше по течению происходят наводнения. Из общего объёма льда Ладожского озера (10,6 км³) в Неву выносится не более 5 %. Средняя температура воды летом 17—20 °C, купальный сезон длится около 1,5 месяцев. Вода в Неве пресная (средняя минерализация 61,3 мг/л), гидрокарбонатно-кальциевая 7 мг/л, средняя мутность.

Температура воды в устье Невы (1977—2006 гг.)
Показатель	Янв	Фев	Мар	Апр	Май	Июн	Июл	Авг	Сен	Окт	Ноя	Дек	Год
Абсолютный максимум, °C	0,6	0,6	2,4	8,9	16,4	23,1	24,2	25,0	19,4	13,3	6,7	4,6	25,0
Средняя температура, °C	0,0	0,0	0,1	1,7	7,9	14,5	18,0	17,4	12,9	7,4	2,1	0,3	6,9
Абсолютный минимум, °C	0,0	0,0	0,0	0,0	0,3	5,7	13,3	12,9	6,2	0,2	0,0	0,0	0,0
Источник: [data.oceaninfo.info/atlas/Balt/2_watertemp_station_86049_1.html ЕСИМО.]

Объём стока основных гидрологических величин Невы
(средний год, в скобках указан процент от годового значения)

Величина	С апреля по июнь	С июля по сентябрь	С октября по ноябрь	С декабря по март	Всего за год
Сток воды, км³	22,7 (28,5 %)	23,5 (29,4 %)	14,1 (17,7 %)	19,4 (24,4 %)	79,7
Взвешенные наносы, тыс. т	162 (31,7 %)	136 (26,7 %)	143 (28,0 %)	69 (13,6 %)	510
Донные наносы, тыс. т	26,5 (40,8 %)	15,8 (24,3 %)	21,3 (32,7 %)	1,4 (2,2 %)	65,0
Ионный сток, тыс. т	735 (25,6 %)	729 (25,4 %)	712 (24,8 %)	694 (24,2 %)	2870
Тепловой сток, 1015 ккал	168 (28,4 %)	359 (60,7 %)	63 (10,7 %)	1 (0,2 %)	591
Сток льда, км³	0,57 (81,4 %)	—	0,13 (18,6 %)	—	0,7

Вид на устье Староладожского канала и на Неву	Нева в устье реки Ижоры	Нева в районе Большеохтинского моста	Вид на реку Нева с Дворцового моста	Излучина Невы с борта вертолёта

Бассейн Невы, рукава, притоки

Площадь бассейна собственно Невы — около 5 тыс. км² (включая бассейны Ладожского, Онежского озёр — 281 тыс. км²). Бассейн отличается наличием многочисленных озёр, сложным устройством гидрологической сети, частичной зарегулированностью стока озёрами и водохранилищами. В бассейне Невы более 48,3 тыс. рек и около 26,3 тыс. озёр. Непосредственно в Неву впадает 26 рек и речек. Основные притоки: слева — Мга, Тосна, Ижора, Славянка, Мурзинка, справа — Охта, Чёрная речка.

Дерево категорий (граф): ► Бассейн Невы

За время существования Санкт-Петербурга гидрологическая сеть города претерпела существенные изменения. Строительство города в низком болотистом месте потребовало сооружения каналов и прудов для осушения. Вынутая при этом земля использовалась для повышения поверхности. В конце XIX века дельта Невы состояла из 48 рек и каналов, образующих 101 остров. С течением времени по мере строительства города многие водоёмы теряли своё первоначальное значение, загрязнялись и засыпались. В XX веке в результате засыпки каналов, проток и рукавов число островов сократилось до 42.

Наиболее значительны рукава дельты: Большая и Малая Нева, Большая, Средняя и Малая Невки, Фонтанка, Мойка, Екатерингофка, Крестовка, Карповка, Ждановка, Смоленка, Пряжка, Кронверкский пролив; каналы — Морской канал, Обводный канал, канал Грибоедова, Крюков канал. До постройки Обводного канала левым притоком Невы была река Волковка, её участок при впадении теперь носит название реки Монастырки. У истоков из Невы начинаются Староладожский и Новоладожский каналы. Они соединяют Неву вдоль южного берега Ладожского озера с Волховом.

Основные водотоки дельты Невы

Название	Участок	Длина, км
Большая Нева	от устья Фонтанки до Благовещенского моста	2,40
	от Благовещенского до Дворцового моста	1,22
Малая Нева		4,85
Екатерингофка		3,60
Ждановка		2,20
Смоленка		3,30
Большая Невка	от Невы до Малой Невки	3,70
	от Малой до Средней Невки	2,05
	от Средней Невки до Невской губы	2,15
Средняя Невка		2,60
Малая Невка		4,90
Карповка		3,00
Крестовка		0,74
Фонтанка		6,70
Мойка		4,67
канал Грибоедова		5,00
Пряжка		1,32
Крюков канал		1,15
Обводный канал		8,08

Острова

Город Санкт-Петербург располагается на островах дельты Невы, по состоянию на 1972 год их было 42. Крупнейшие острова:

• Васильевский (1050 га);
• Петроградский (570 га);
• Крестовский (420 га);
• Декабристов (410 га).

Также широко известны Заячий, Елагин и Каменный острова.

У истоков Невы около Шлиссельбурга есть два небольших острова: Ореховый (находится в са́мом истоке Невы; на этом острове находится крепость Орешек) и Фабричный. Ещё один остров есть выше Отрадного вверх по Неве — остров Главрыба.

Почвы, флора и фауна

По берегам Невы преобладают супесчаные на озёрно-ледниковых супесях, песках и суглинках среднеподзолистые в сочетании с торфяно-подзолисто-глеевыми и болотными торфяными почвами.

В Неве почти отсутствует водная растительность, лишь в некоторых местах у самого берега тянется узкая полоса водолюбивых растений. Несколько веков назад вся территория Невской низменности была покрыта сосновыми и еловыми зеленомоховыми лесами. Затем в результате систематических пожаров и хозяйственной вырубки их площадь сильно сократилась. Большой ущерб был нанесён лесам в годы Великой Отечественной войны. На территории Санкт-Петербурга леса сведены полностью, а в верховьях Невы до 40—50 %. В результате интенсивной хозяйственной деятельности естественный ландшафт повсеместно уступил место культурному. Сейчас в верховьях реки преобладают берёзовые и сосново-берёзовые травянисто-кустарниковые леса, в среднем течении — сосновые долгомошные и сфагновые заболоченные леса, на территории Санкт-Петербурга — исключительно антропогенные ландшафты.

По правому берегу Невы выше Санкт-Петербурга после Великой Отечественной войны на месте усадьбы XIX века был разбит Невский парклесхоз. За годы войны погибло около девяти десятых основных лесных богатств лесопарка. 3а первые послевоенные десять лет посадки были произведены на площади 53 гектара. Высаживались ель, сосна, сибирский кедр, пихта, лиственница сибирская, дуб, липа, клён остролистный, вяз, ясень американский, яблоня, рябина и другие породы деревьев. Почти два десятка пород деревьев, два с половиной десятка пород кустарников. Среди кустарников можно назвать барбарис, сирень венгерскую, жасмин, лещину, жимолость татарскую, боярышник, шиповник, калину, можжевельник, бузину, иргу, и многие другие. Сейчас площадь Невского лесопарка — 600 гектаров. В лесопарке благоустроенных дорог и дорожек — около 20 км.

На территории Санкт-Петербурга вдоль Невы расположено большое количество садов и парков: Сад Спартак, Сад Куракина дача, Парк культуры и отдыха имени Бабушкина, Заневский парк, Сад Александро-Невской Лавры, Малоохтинский сквер, Сад Смольного, Сад собора Смольного монастыря, Таврический сад, Летний сад, Марсово поле, Александровский сад, Румянцевский сад.

Из-за быстрого течения, холодной воды, отсутствия тихих заводей и водной растительности в Неве видовое разнообразие небольшое. Постоянные обитатели Невы (судак, уклейка, окунь, ёрш, плотва и другие) нетребовательны к условиям внешней среды. В Неве преобладают проходные рыбы, из которых промысловое значение имеют корюшка, ряпушка, минога, отчасти лосось.

Наводнения

Часты опасные и катастрофические наводнения в результате нагона воды из Финского залива. Юго-западные и западные ветры приводят к нагону воды в Финский залив и подъёму её уровня в низовьях Невы, что вызывает наводнения. Наводнения фиксируются при подъёме воды более чем на 160 см над нулём Кронштадтского футштока или выше 150 см над ординаром у Горного института. Наводнения с подъёмом воды до 210 см считаются опасными, до 299 см — особо опасными, свыше 300 см — катастрофическими. Вода в Неве поднимается почти ежегодно, чаще всего осенью. В истории города были катастрофические наводнения: 7 (19) ноября 1824 года произошло самое сильное в истории Санкт-Петербурга наводнение (описано А. С. Пушкиным в поэме «Медный всадник»), когда вода поднялась на 421 см над ординаром. Крупнейшие наводнения также были: 23 сентября 1924 года (уровень воды составил 369 см), 10 (21) сентября 1777 года (321 см), 15 октября 1955 года (293 см), 29 сентября 1975 года (281 см).

Последнее опасное наводнение (вода поднялась до 187 см от Кронштадтского футштока) было 16 ноября 2010 года, очень опасное (220 см) — 10 января 2007 года. В августе 2011 года вступил в строй «Комплекс защитных сооружений Санкт-Петербурга от наводнений» в Невской губе Финского залива, предназначенный для защиты Санкт-Петербурга от ветровых нагонов вод. Впервые полностью он был задействован при наводнении 28 декабря 2011 года. Если бы дамбу не закрыли, то по прогнозам специалистов вода в Неве поднялась до отметки 281 см (было бы в пятёрке, по величине за всю историю наблюдений), под воду могла уйти пятая часть территории города, предотвращён ущерб, в случае наводнения, на сумму около 25 миллиардов рублей.

Наводнения на Неве

7 ноября 1824 года на площади у Большого театра	Садовая улица у бывшего Никольского рынка во время наводнения 25 ноября 1903 года	Передвижение на лодках по улицам Васильевского острова во время наводнения 23 сентября 1924 года	Гранитная стела с отметками самых сильных наводнений возле Исаакиевской площади

Кроме наводнений в результате нагонной волны в Санкт-Петербурге происходили паводковые наводнения, связанные с таянием снегов. Уровень воды повышался в 1903, 1921 и 1956 годах.

Экологическое состояние

Росгидромет РФ классифицирует Неву как «сильно загрязнённую», большую часть реки относят к третьему классу загрязнённости. Основные загрязняющие вещества: легкоокисляющиеся углеводороды (высокое значение БПК₅(О₂)), медь, цинк, марганец, нитритный азот. Наиболее грязные притоки Невы, имеющие 4А класс загрязнения — Мга, Славянка, Охта, Чёрная речка.

В пределах Санкт-Петербурга Нева загрязнена промышленными стоками, в реку сливают отходы сотни промышленных предприятий. По Неве активно транспортируются нефтепродукты. В реку ежегодно попадает более 80 тыс. тонн загрязняющих веществ. Вода из реки используется для водоснабжения и технических нужд. 73 % неочищенных загрязнений Санкт-Петербурга приходится на ГУП «Водоканал Санкт-Петербурга», 27 % — на промышленные предприятия. Среди последних, по официальной статистике, больше всего загрязняют реки ТЭЦ-2, «Пластполимер» и «Обуховский завод». Самыми крупными загрязнителями в Ленинградской области считаются города Шлиссельбург, Кировск, Отрадное, а также Кировская ГРЭС. Каждый год Петербургский Комитет по природопользованию фиксирует в акватории Невы, в среднем, более 40 разливов нефтепродуктов.

В 2013 году Роспотребнадзор Петербурга из 24 пляжей на территории города признал пригодными для купания только один.

Сточная вода в Петербурге начала очищаться с 1979 года. Крупнейшими канализационными очистными сооружениями Петербурга являются: Центральная станция аэрации, Северная станция аэрации, Юго-Западные очистные сооружения. В 1997 году очищалось около 74 % сточных вод, а в 2005 — уже 85 %. К концу 2008 года Петербург очищает 91,7 % сточных вод, а до 2011 года, с завершением строительства продолжения северной части главного канализационного коллектора будет очищать почти все 100 %.

История

До 1700 года

На территории Приневья найдено множество стоянок древних людей, насчитывающих до девяти тысячелетий. Человек начал осваивать эти места по пятам уходящего ледника и вслед за тем, как земли Приневья стали освобождаться от вод разливавшихся тут послеледниковых озёр и морей. На рубеже II—I тысячелетий до н. э. здесь появляются финно-угры — носители прибалтийско-финско-саамского праязыка, проникновение которых связывается с распространением археологической культуры ложнотекстильной керамики с Верхней Волги.

В VIII—IX веках берега Невы заселили восточные славяне (ильменские словене и кривичи). Здесь они занимались подсечно-огневым земледелием, скотоводством, охотой и рыбалкой. В VIII—XIII веках по Неве проходил водный путь «Из варяг в греки» из Скандинавии через Восточную Европу в Византию. В 856 году произошло нападение «варягов из заморья» свейского конунга Эйрика Эмундарсона, покорены и обложены данью ижора, ильменские словене, чудь, меря, весь, кривичи. Взят и разграблен город Старая Ладога. С IX века Приневье принадлежало Великому Новгороду и носила название Водская пятина, местность справа по течению Невы именовалась Карельской землёй, слева — Ижорской землёй. Первое упоминание Невы в Житии Александра Невского (XIII век):

И пришёл в Неву, опьяненный безумием, и отправил послов своих, возгордившись, в Новгород к князю Александру, говоря: «Если можешь, защищайся, ибо я уже здесь и разоряю землю твою». Оригинальный текст (древнерусск.)   И прииде в Неву, шатаяся безумиемь, и посла слы своя, загордѣвся, в Новъгородъ къ князю Александру, глаголя: «Аще можеши противитися мнѣ, то се есмь уже зде, плѣняя землю твою».

В этот период Новгородская республика постоянно вела войны со шведами. 15 июля 1240 года при впадении реки Ижоры в Неву состоялось сражение между новгородским ополчением под командованием князя Александра Ярославича и шведским войском. Напавший ночью на спящих шведов, Александр Ярославич за победу и личную храбрость в бою получил почётное прозвище «Невский».

В 1300 году шведами при впадении реки Охта в Неву была построена крепость Ландскрона, однако спустя год она была взята соединённой дружиной из новгородцев и местных карел и срыта до основания. На месте бывшей Ландскроны долгое время существовало «Невское устье» — новгородское торжище, то есть рынок. После заключения Ореховского мира со Швецией, в 1323 году новгородцы закладывают крепость Орешек на острове у истоков Невы. Местность возле крепости, на левом берегу Невы, была заселена почти одновременно с Орешком. Здесь был Спасо-Городецкий погост, или Спас-на-Неве, позднее превратившийся в посад. В XV веке Ижорская земля, в составе Новгородской республики была присоединена к себе Московским Великим княжеством.

В результате поражения в войне со Швецией по Столбовскому миру 1617 года земли по реке Неве вошли в состав Шведской Ингерманландии. Русская крепость Орешек была переименована в Нотебург (Ореховый город). Торговым и административным центром Шведской Ингрии с 1642 года стал город Ниен около крепости Ниеншанц. Из-за повинностей и начавшихся религиозных притеснений православное население покидало пределы шведской Ингрии. Уже к началу 1620-х годов опустело 60 % деревень. В опустошённой войной Ингерманландии шведы проводили активную переселенческую политику. Началось переселение на свободные земли крестьян с Карельского перешейка, из привыборгских уездов и провинции Саво.

«Победа Александра Невского над шведами». Б. Чориков	«Штурм крепости Нотебург 11 октября 1702 года». А. Е. Коцебу	Карта канала Императора Петра Великого. 1742	Карта Санкт-Петербурга. 1720

Российский период

В результате Северной войны 1700—1721 годов долина реки Невы вошла в состав Российской империи. 16 (27) мая 1703 года в устье Невы неподалёку от Ниена императором Петром I был заложен город Санкт-Петербург, ставший в 1712 году столицей.

Архитекторы, строившие город, правильно оценили значение реки Невы как градоформирующего фактора. Нева стала главной архитектурной осью города. Одновременно с постройкой каналов, расчисткой и углублением рек велось сооружение набережных. Забивка свай в воду и подсыпка берегов землёй приводила к сокращению ширины рек и каналов, берега рек выравнивались и спрямлялись. Большей частью современный берег продвинулся в сторону реки: у Летнего сада, например, на 50 м, у Зимнего дворца на 90 м, на стрелке Васильевского острова почти на 120 м, а в районе Пироговской набережной на 150—200 м. С 1715 года началось строительство первой деревянной набережной на берегу Невы между Главным Адмиралтейством и Летним садом. С начала 1760-х годов набережные стали облицовывать гранитом, построены мосты вдоль набережных через реки, впадающие в Неву: Прачечный, Верхне-Лебяжий, Эрмитажный.

В 1727 году от современной Исаакиевской площади на Васильевский остров был переброшен первый временный наплавной мост на барках через Неву — Исаакиевский мост (наводился ежегодно до 1916 года, с 1856 года на месте современного Дворцового моста). В 1803 году был наведён самый длинный (более 500 м) наплавной Троицкий мост через Неву с Петроградского острова к Летнему саду (наводился ежегодно до 1903 года). Первый постоянный мост через Неву — Благовещенский, был открыт в 1850 году. Второй постоянный мост через Неву — Литейный, вступил в строй в 1879 году.

В 1846 году начато строительство водопровода в Московской и Литейной частях. В 1858 году создано «Акционерное общество Санкт-Петербургских водопроводов», которое построило первую водопроводную сеть в Санкт-Петербурге. В 1911 году принята в эксплуатацию фильтроозоновая станция, на которой впервые применена двухступенчатая система очистки воды. С 1866 года Городская Дума рассматривала различные устройства системы канализации, однако ни один из них не был осуществлён. С 1920-х годов началось строительство канализационных сетей в центре Ленинграда, а также на бывших рабочих окраинах. К 1941 году общая протяжённость сети канализации составила 1130 км.

В 1884 году был основан населённый пункт, как рабочий посёлок Шлиссельбургского порохового завода (с 1922 года — посёлок имени Морозова). В конце XIX века возник населённый пункт, как сезонный посёлок рабочих кирпичного завода (с 1922 года — посёлок имени Свердлова). В конце XIX — начале XX века при карьерах и кирпичном производстве, при впадении реки Мга в Неву, возник посёлок Павлово. В 1911 году при лесопильном заводе имени Рыкова и бумажной фабрике на правом берегу Невы возник посёлок Дубровка (с 1927 года — посёлок городского типа).

С 1895 по 1910 год каждую зиму в Санкт-Петербурге по льду Невы прокладывались линии электрического трамвая (вначале — 3, впоследствии — 4), соединявшие Сенатскую площадь и Васильевский остров, Дворцовую и Мытнинскую набережные, Суворовскую площадь с Выборгской и Петербургской сторонами.

«Проспект вниз по Неве-реке между Зимним дворцом и Академией наук». Гравюра Г. А. Качалова и Е. Г. Виноградова. 1753	Вид Дворцовой набережной. Карл Беггров. 1826	Вид на Смольный монастырь с Большой Охты. 1851	Трамвайный путь, проложенный по льду Невы. 1900-е

Советский период

В 1929 году на левом берегу Невы был основан посёлок Невдубстрой при строительстве ГРЭС, по названию ближайшей деревни Невская Дубровка (с 1953 года — город Кировск).

В 1936 году открыт первый железобетонный мост через Неву — Володарский мост.

С 8 сентября 1941 года по 27 января 1944 года в ходе Великой Отечественной войны Ленинград находился в фашистской Блокаде. 29 августа 1941 немецко-фашистские части дошли до окраин Колпино. 30 августа вражеские войска, обходившие Ленинград с юго-востока, захватили Мгу и вышли к Неве. 8 сентября немецко-фашистские войска овладели Шлиссельбургом. Были перерезаны все сухопутные коммуникации Ленинграда и водные пути по Неве. Линия фронта проходила по реке Неве от Шлиссельбурга до устья реки Тосны. На левом берегу реки стояли немецкие войска, на правом — Красная армия. В ночь с 19 на 20 сентября на левом берегу советскими войсками был захвачен плацдарм около деревни Арбузово, названный «Невский пятачок». Он удерживался до апреля 1942 года. С сентября 1942 и до прорыва Блокады этот плацдарм удерживался частями Ленинградского фронта. Около 500 дней гарнизон крепости Орешек силами балтийских моряков удерживал эту позицию у выхода в Ладожское озеро. В январе 1943 года начался прорыв Блокады Ленинграда, освобождён Шлиссельбург. 27 января 1944 года на берегах Невы прогремел 24-залповый артиллерийский салют из 324 орудий, возвестивший об окончательной ликвидации вражеской блокады Ленинграда.

В 1970 году выше Володарского моста введён в строй Речной вокзал. Предназначен для пассажирских перевозок, причальный фронт способен принимать 10 крупных судов.

24 октября 1970 года на левом берегу Невы, из слияния посёлков Усть-Тосно, Ивановское и Отрадное образован город Отрадное.

В 1978 году введена в строй Красносельская станция аэрации, в 1979—1983 годах — очистные сооружения на острове Белый, в 1987—1994 годах — очистные сооружения в Ольгино.

Современный период

В 2003—2005 годах были построены Юго-Западные очистные сооружения (ЮЗОС).

15 декабря 2004 года открыта первая очередь нового моста через Неву на КАД — первого неразводного вантового Большого Обуховского моста. До этого момента, во время навигации, в ночное время при разводке мостов, движение между берегами Невы прекращалось. 19 октября 2007 года был торжественно открыт «мост-близнец» — вторая очередь моста, и с января 2008 года было организовано движение по мосту.

12 июня 2006 года на Неве напротив Стрелки Васильевского острова открыт плавучий фонтан, который в настоящее время не действует.

Хозяйственное использование

Река судоходна, поскольку широких отмелей и кос на Неве нигде нет, а берега почти всюду приглубые, что позволяет судам подходить к ним вплотную, за исключением немногих мест. В конце XIX века была устроена Уткина Заводь для отстоя судов на реке. Является крупной водной магистралью, входящей в состав Волго-Балтийского водного пути и Беломорско-Балтийского канала. В связи с неудовлетворительной пропускной способностью Невы, сильно ограниченной сводящимися днём мостами, неоднократно поднимался вопрос о строительстве канала — дублёра Невы, начиная с XVII века. Нева доступна для судов грузоподъёмностью около 5000 т, грузы перевозятся без перевалки. Важнейшие грузы: с Кольского полуострова хибинский апатит, апатитовый концентрат, карельские гранит и диабаз в разные районы страны; лес и пиломатериалы из Архангельской и Вологодской областей в Прибалтику, Санкт-Петербург и на экспорт; чёрный металл из Череповца, донецкий и кузнецкий уголь, уральский серный колчедан, соликамские калийные соли — для Северо-запада, Прибалтики и на экспорт; зерно. В танкерах с Волги идут нефтегрузы для Северо-запада, Прибалтики и на экспорт. Через Неву поступают импортные грузы для разных районов страны.

В пассажирском движении значительно число туристских теплоходов. Большое количество судов перевозят пассажиров по туристическим маршрутам в дельте Невы, Ространснадзор оценивал их количество примерно в 400 катеров и теплоходов в навигацию 2010 года. Большая часть маршрутов этого флота проходит через Неву. Особенностью судоходства туристических корабликов и прочих катеров является запрет находиться в акватории Невы во время прохода по ней больших судов, но этот запрет часто нарушается.

Кроме внутренних маршрутов существуют многодневные речные круизы из Санкт-Петербурга в Москву, Астрахань, Ростов-на-Дону, Пермь, Нижний Новгород, остров Валаам и другие порты. Судоходный сезон на Неве длится примерно с конца апреля по ноябрь.

С навигации 2010 года по Неве начали курсировать водные маршрутные такси. По реке были проложены 2 линии: Приморская (с остановками Адмиралтейская набережная, Кронверкская набережная, Летний сад, Площадь Ленина, набережная Робеспьера, Свердловская набережная, Смольная набережная, Синопская набережная) и Центральная (с остановками Площадь Ленина, Петроградская набережная, Выборгская набережная, станция метро Чёрная речка, Приморский проспект). В 2011 году был открыт маршрут от Синопской набережной до Рыбацкого.

К западу от Шлиссельбурга под Невой проложен магистральный нефтепровод, являющийся частью Балтийской трубопроводной системы, по которой обеспечивается транспортировка нефти из Тимано-Печорской нефтяной провинции, Западной Сибири, Урало-Поволжья и Казахстана через порт Приморск на Финском заливе. 774-метровый подземный трубопровод залегает на глубине от 7 до 9 метров ниже уровня речного дна. По нему прокачивается до 42 млн тонн нефти в год.

Рядом с Ладожским мостом проложен подводный тоннель для газопровода «Северный поток». Диаметр тоннеля составляет 2 метра, длина — 750 метров, максимальная глубина — 25 метров. Внутри тоннеля проложена труба диаметром почти в 1,5 метра.

Основным источником водоснабжения Санкт-Петербурга и пригородов является река Нева. Из неё забирается более 96 % воды, которая проходит обработку на 5 наиболее крупных водопроводных станциях: Главная водопроводная станция, Северная водопроводная станция, Южная водопроводная станция, Волковская водопроводная станция, Водопроводные очистные сооружений города Колпино. С 26 июня 2009 года Санкт-Петербург стал первым мегаполисом, в котором вся питьевая вода проходит обработку ультрафиолетом и который полностью отказался от использования жидкого хлора для обеззараживания воды.

На Неве развито рыболовство. Наибольшее промысловое значение имеет корюшка, которая поднимается из Финского залива вверх по Неве для нереста, и в меньшей степени сиги, лещ, окунь, минога. Объектами любительского лова являются голавль, язь, плотва, щука, ёрш, судак, угорь.

Достопримечательности

Мосты через Неву

• Ленинградская область
  • Ладожский мост (1981, архитектор Ю. И. Синица, инженеры А. И. Кецлах и О. Ю. Русинов) — разводной многопролётный металлический мост на каменных опорах, на 44-м км автодороги Санкт-Петербург—Мурманск (федеральная трасса «Кола»).
  • Кузьминский железнодорожный мост (1940) — разводной железнодорожный трёхпролётный мост.
• Санкт-Петербург
  • Большой Обуховский мост (2004) — вантовый, неразводной мост. Соединяет проспект Обуховской Обороны и Октябрьскую набережную на трассе КАД.
  • Володарский мост (1936, инженеры Г. П. Передерий, В. И. Крыжановский, архитекторы А. С. Никольский, К. М. Дмитриев) — опорный, разводной железобетонный мост в духе конструктивизма. Соединяет Народную и Ивановскую улицы.
  • Финляндский железнодорожный мост (1912, инженеры Н. А. Белелюбский, Г. Г. Кривошеин, И. Г. Александров, архитектор В. П. Апышков) — разводной, металлический, двухпутный железнодорожный мост на Финляндской соединительной железнодорожной ветке.
• Санкт-Петербург, дельта Невы
  • Мост Александра Невского (1965, инженеры А. С. Евдонин, К. П. Колчков, Г. М. Степанов, архитекторы А. В. Жук, Ю. И. Синица) — разводной семипролётный железобетонный мост. Соединяет площадь Александра Невского и Заневский проспект.
  • Большеохтинский мост (бывший мост Петра Великого; 1911, инженеры Г. Г. Кривошеин, В. П. Апышков, С. П. Бобровский, П. М. Шелоумов, Г. П. Передерий) — разводной, трёхпролётный, металлический мост. Соединяет исторический центр города (по трассе Тульской улицы) с районом Малая Охта (Красногвардейская площадь).
  • Литейный мост (бывший мост Александра II; 1879, инженеры А. Е. Струве и А. А. Вейс) — разводной шестипролётный арочный, пролётные строения металлические клёпаные, поворотный разводной пролёт у левого берега. Соединяет Литейный проспект с улицей Академика Лебедева на Выборгской стороне.
  • Троицкий мост (бывший Кировский мост; 1903, инженеры В. Шамброльи, Р. Патульяр) — разводной пятипролётный металлический мост, разводной подъёмный пролёт у левого берега. Соединяет Суворовскую площадь с Троицкой площадью и Каменноостровским проспектом на Петроградской стороне.
  • Дворцовый мост (1916, инженер А. П. Пшеницкий, архитектор Р. Ф. Мельцер) — разводной пятипролётный чугунный мост, разведённый двукрылый центральный пролёт моста — один из символов города. Соединяет Дворцовый проезд и Невский проспект с Биржевой площадью на Васильевском острове.
  • Благовещенский мост (бывший мост Лейтенанта Шмидта; 1850, инженер С. В. Кербедз, Дж. Уистлер, архитектор А. П. Брюллов) — разводной семипролётный чугунный мост, разводной пролёт в центре. Соединяет площадь Труда с 7-й линией Васильевского острова.

Кузьминский железнодорожный мост	Большой Обуховский мост	Литейный мост	Благовещенский мост

Набережные и причалы на Неве

В 2002 протяжённость набережных в черте Санкт-Петербурга около 154 км (с пригородами около 170 км). Длина морской береговой линии в пределах современной городской территории около 35 км.

• Набережные Невы по правому берегу: Октябрьская набережная, Малоохтинский проспект, Свердловская набережная, Арсенальная набережная, Пироговская набережная, Выборгская набережная, Ушаковская набережная, Приморский проспект.
• Набережные Невы по левому берегу: Рыбацкий проспект, проспект Обуховской Обороны, Синопская набережная, Смольная набережная, Воскресенская набережная, набережная Кутузова, Дворцовая набережная, Адмиралтейская набережная, Английская набережная.

• Речной вокзал (1970, архитекторы И. Н. Кусков, В. В. Попов) — комплекс зданий и сооружений выше Володарского моста: причальная стенка для туристского флота, причал для комплексного обслуживания флота, причал острова Валаам.
• Морская пассажирская пристань (у Тучкова моста)
• Пристани для экскурсионно-прогулочных маршрутов внутри города: у Летнего Сада, на Дворцовой набережной около Зимней канавки, Комендантский причал Петропавловской крепости, на Университетской набережной у нижнего устоя Дворцового моста, на Адмиралтейской набережной у Дворцового моста («спуск со львами»), на Университетской набережной у Кунсткамеры, на Адмиралтейской набережной у «Медного всадника», набережная Макарова, 28.
• Пристани за пределами Санкт-Петербурга: Петрокрепость в Шлиссельбурге, на острове Ореховый, Морозовка, Кировск, Красная Звезда, Ижоры в Усть-Ижоре.

Другие достопримечательности по берегам Невы

В Ленинградской области

• Крепость Орешек (1323) — древнерусская крепость, расположена на острове Ореховый в истоке Невы, на юго-западе бухты Петрокрепость, рядом с городом Шлиссельбург.
• «Переправа» (1970, архитектор Л. М. Дрекслер, инженер Е. Н. Луцко) — мемориал воинам-понтонёрам на правом берегу близ посёлка имени Морозова.
• Церковь Святых апостолов Петра и Павла — действующий православный деревянный храм в посёлке имени Морозова.
• Староладожский канал (первая половины XVIII века) — водный транспортный путь вдоль берега Ладожского озера, соединяющий реки Волхов и Нева. Сохранились уникальные инженерные сооружения — четырёхкамерный гранитный шлюз (1836) и мост на колоннах (1832).
• Памятник Петру I (архитектор М. М. Антокольский) — памятник на пристани в Шлиссельбурге.
• Благовещенский собор (1764—1795) — православный храм в Шлиссельбурге.
• Никольская церковь (1739, Шлиссельбург, Красная площадь, 2) — действующий православный храм в Шлиссельбурге.
• Музей-диорама «Прорыв блокады Ленинграда» (1985, художники Ю. Н. Гариков, Л. В. Кабачек, Б. В. Котик, Н. М. Кутузов, Г. К. Молтеннинов, Ф. В. Савостьянов, В. И. Селезнев) — в левобережном пандусе Ладожского моста. Живописное полотно рассказывает о семидневных боях операции «Искра» в январе 1943 года. Перед диорамой открытая экспозиция боевой техники периода Великой Отечественной войны.
• Памятник-танк (1967, архитектор А. К. Комалдинов) — часть мемориального комплекса «Прорыв», на левом берегу у Ладожского моста.
• «Невский пятачок» — мемориальный комплекс в 3 км от деревни Марьино, на южной окраине Кировска: обелиск (1955, архитектор А. И. Лавиров, скульптор Г. П. Якимова), памятник-куб «Рубежный камень» (1971, архитекторы О. С. Романов, М. Л. Хидикель, скульптор Э. Х. Насибулин), памятник-танк (архитектор А. К. Комалдинов), памятник-пушка.
• Церковь Усекновения главы св. Иоанна Предтечи (Кировск, улица Набережная, 6а) — действующий православный храм в городе Кировске.
• Церковь во имя иконы Божией Матери «Взыскание погибших» (2009, архитектор Владислав Михалин) — действующий православный храм в псевдорусском стиле в посёлке Дубровка.
• Церковь Святого Иоанна Милостивого (Отрадное, ул. Ленина, 12) — действующий православный храм в городе Отрадное.
• «Безымянная высота» (1968, архитектор Л. И. Копыловский, скульпторы В. Г. Козенюк, Е. И. Ротанов, Г. Д. Ястребенецкий) — монумент на правом берегу близ деревни Большие Пороги.
• «Невский порог» — мемориальный комплекс на левом берегу при впадении реки Тосны: монумент (1967, архитекторы В. А. Петров, Ф. К. Романовский, скульптор А. Г. Дема), обелиск (1944, архитекторы К. Л. Иогансен и В. А. Петров).
• Церковь во имя Покрова Пресвятой Богородицы (2007, архитектор А. В. Ополовников, Невский лесопарк) — деревянный храм, созданный по обмерам Покровской церкви Вытегорского погоста, памятника русского деревянного зодчества XVIII века.
• Усадьба «Богословка» (1830-е, Невский лесопарк) — усадьба С. С. Зиновьева. Сохранились фрагменты парка, фундаменты усадебных построек.
• Никольская церковь (1897, посёлок имени Свердлова) — перестроена из здания усадьбы.
• Кирха (1820, посёлок Новосаратовка) — теперь находится лютеранская семинария.

В Санкт-Петербурге

• Музей-диорама «Невская битва 1240 года» (2009, художник И. С. Жебровский, Усть-Ижора) — диорама Невской битвы в реальную величину.
• Церковь Князя Александра Невского (1799, архитекторы В. И. и П. В. Нееловы, Усть-Ижора, проспект 9-го Января, 217) — действующий православный храм в классическом стиле.
• Церковь Пресвятой Троицы (Октябрьская набережная, 18) — храм Киновии Александро-Невской лавры.
• Александро-Невская лавра (1713) — мужской православный монастырь, комплекс сооружений в стиле барокко XVIII века.
• Площадь Александра Невского — Музей городской скульптуры, гостиница «Москва», памятник Александру Невскому (2002, скульптор Козенюк).
• Церковь Успения Пресвятой Богородицы (Малоохтинский проспект).
• Ниеншанц (XIV—XVIII) — археологический памятник в устье реки Охты.
• Смольный (1806, архитектор Дж. Кваренги).
• Смольный монастырь (1744, архитектор Ф. Б. Растрелли) — бывший женский монастырь со Смольным собором.
• Дача Безбородко (1784, архитекторы Дж. Кваренги, Н. А. Львов, Свердловская набережная, 40) — усадьба со знаменитой «львиной» оградой.
• Кресты (1868, архитектор В. П. Львов) — тюрьма, следственный изолятор № 1.
• Музейный комплекс «Вселенная Воды».
• Площадь Ленина — памятник В. И. Ленину на броневике (1926, скульптор С. А. Евсеев, архитекторы В. А. Щуко, В. Г. Гельфрих), Финляндский вокзал (1960, архитекторы П. А. Ашастин, Н. В. Баранов, Я. Н. Лукин, инженер И. А. Рыбин), «Поющие фонтаны».
• Крейсер Аврора — крейсер 1-го ранга Балтийского флота, известный своей ролью в Октябрьской революции 1917 года.
• Домик Петра I (1703) — небольшой деревянный домик, летнее жилище царя.
• Летний сад (1704) — памятник садово-паркового искусства XVIII века.
• Марсово поле — памятник «Борцам революции» (1933, архитектора Л. В. Руднев с вечным огнём).
• Суворовская площадь — с памятником А. В. Суворову (1801, скульптор М. И. Козловский).
• Троицкая площадь — установлен Соловецкий камень.
• Петропавловская крепость — крепость в Санкт-Петербурге на Заячьем острове, заложенная 16 (27) мая 1703. Петропавловский собор, Великокняжеская усыпальница, Санкт-Петербургский монетный двор.
• Мраморный дворец (1785, архитектор А. Ринальди) — филиал Русского музея.
• Эрмитаж — крупнейший в России и один из крупнейших в мире художественных и культурно-исторических музеев.
• Фонтан на Неве (2006).
• Стрелка Васильевского острова — Здание Биржи (1816, архитектор Ж. Тома де Томон), Ростральные колонны.
• Адмиралтейство (1823, архитектор А. Д. Захаров) — кораблик на шпиле — один из символов города.
• Зоологический музей (1832, архитектор И. Ф. Лукини) — старейший зоологический музей на территории России.
• Кунсткамера (1758, архитектор С. И. Чевакинский) — кабинет редкостей, музей антропологии и этнографии имени Петра Великого Российской академии наук, — первый музей России.
• Памятник М. В. Ломоносову.
• Университет — в здании Двенадцати Коллегий (1742, Д. Трезини).
• Меншиковский дворец (1721, архитектор Дж. М. Фонтана, Г.-И. Шедель) — первое каменное здание Санкт-Петербурга.
• Сенатская площадь — Исаакиевский собор (1858, архитектор Карл Росси), Здание Сената и Синода (1834, архитектор Карл Росси), Медный всадник (1770, скульптор Э. Фальконе).
• Академия художеств (1788, архитектор А. Ф. Кокоринов, Ж.-Б. Валлен-Деламот).
• Церковь Успения Пресвятой Богородицы (1900, архитектор В. А. Косяков) — подворье Козельской Введенской Оптиной пустыни.
• Горный институт (1811, архитектор А. Н. Воронихин).

Происшествия на Неве

• Посадка Ту-124 на Неву

21 августа 1963 года на поверхность Невы недалеко от Финляндского железнодорожного моста из-за проблем с шасси приводнился пассажирский лайнер Ту-124. Это стало одним из немногих счастливых приводнений среди авиалайнеров, когда все пассажиры и члены экипажа остались живы.

Литература

• Рихтер Д. И. Нева, река С.-Петербургской губернии // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Петрашень И.В. Мариинская система. 1810-1910. СПб. 1910 г.
• По водным путям Северо-Запада. Путеводитель. Г.Е. Евгеньев (Пащенко). Л.: "Речной транспорт". 1958 г.
• Голант В. Я. Укрощение строптивой: История наводнений на Неве. — Л.: Гидрометеоиздат, 1966. — 192 с.
• Нежиховский Р. А. Река Нева и Невская губа. — Л.: Гидрометеоиздат, 1981. — (Реки и озёра нашей Родины).
• Горбачевич К. С., Хабло Е. П. Почему так названы? О происхождении названий улиц, площадей, островов, рек и мостов Ленинграда. — 3-е изд., испр. и доп. — Л.: Лениздат, 1985. — С. 450—451. — 511 с.
• Горбачевич К. С., Хабло Е. П. Почему так названы? О происхождении названий улиц, площадей, островов, рек и мостов Санкт-Петербурга. — 4-е изд., перераб. — СПб.: Норинт, 1996. — С. 315—316. — 359 с. — ISBN 5-7711-0002-1.
• Волго-Балт. От Волги до Балтики. Альбом. Авт.-сост.: В.В. Лапин, А.Н. Чистиков. СПб.: "Лики России". 2004 г.
• Мариинская водная система. Выдающиеся гидротехнические сооружения мира. Автор-сост. Чистиков А.Н. СПб.: "Лики России". 2011 г.

Ссылки

• [www.nevariver.com/ Сайт, посвящённый реке Неве]
• [maps.yandex.ru/?text=Россия,%20Санкт-Петербург,%20Петроградский%20район,%20Ботанический%20сад&sll=30.325318,59.969961&ll=30.366976,59.951550&spn=0.050726,0.020750&z=14&l=map,sta,stv&ol=sta&oll=30.366976,59.95155&oid=&ost=dir:-88.32274133668072,-7.660153214608451~spn:76.62618134763528,44.6720110756855 Река Нева с высоты птичьего полёта] на сервисе Яндекс.Панорамы.
• [www.greenpeace.org/russia/ru/campaigns/water-pollution/saveneva/ Чистая Нева]. Гринпис
• [www.nevariver.ru/songs.php Песни о Неве]
• [www.mr-spb.ru/info/most/ График разводки мостов на Неве]
• [www.galernaya.ru/main/178-grafik-razvodki-mostov-na-neve-v-sankt-peterburge.html График разводки мостов на Неве в Санкт-Петербурге Навигация 2009 г.]
• [www.nevastroyka.ru/1/4038/ Дублёр Невы, или Ещё один путь из Ладоги в Финский залив]

Отрывок, характеризующий Нева

– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.


Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.


После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.


5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.


8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.