Невеста Франкенштейна (фильм)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Невеста Франкенштейна
The Bride of Frankenstein
Жанр

фильм ужасов

Режиссёр

Джеймс Уэйл

Продюсер

Карл Лэммле-младший

Автор
сценария

Джон Л. Балдерстон
Уильям Хёрлбут

В главных
ролях

Колин Клайв
Борис Карлофф
Эрнест Тесайджер

Кинокомпания

Universal Pictures

Длительность

75 минут

Бюджет

400 тысяч долларов

Страна

США США

Год

1935

IMDb

ID 0026138

К:Фильмы 1935 года

«Невеста Франкенштейна» (англ. The Bride of Frankenstein, 1935) — американский художественный фильм Джеймса Уэйла, классический фильм ужасов с элементами комедии, прямое продолжение фильма «Франкенштейн». Премьера фильма состоялась в США 22 апреля 1935 года. В 1998 году фильм, как имеющий большое художественное значение, был внесён в Национальный реестр фильмов США.





Сюжет

Фильм открывается прологом, действие которого разворачивается в 1816 году.

В уютной комнате перед камином в старинном замке сидят три великих человека Англии: лорд Байрон (Гэвин Гордон), Перси Шелли (Дуглас Уолтон) и его жена Мэри (Эльза Ланчестер). Они обсуждают только что написанный Мэри роман «Франкенштейн», попутно кратко пересказывая содержание фильма «Франкенштейн». После долгой дискуссии мужчины заявляют, что чудовище Франкенштейна (Борис Карлофф) не должно просто так погибнуть. Они требуют от писательницы продолжения. Сначала она отказывается, но потом поддаётся на уговоры и импровизирует первые строчки продолжения: «…никому и в голову не могло прийти, что чудовище выжило в огне…»

Пролог заканчивается. Основное действие фильма начинается там, где заканчивается сюжет первого фильма.

Мельница горит. Окружившие её жители городка считают, что чудовище погибло, однако монстр спасся в полузатопленном подвале. Когда люди расходятся, он выбирается из подвала, убив неосторожно полезшего в подвал крестьянина, и убегает в лес. Снова поднятые по тревоге жители городка преследуют чудовище, настигают его и привязывают цепями к столбу, намереваясь сжечь. Однако монстру удаётся освободиться и скрыться. Оно находит приют в уединённом доме слепого отшельника. Не зная, кто его гость, старик учит чудовище говорить простые слова, объясняет их смысл, играет ему на скрипке. Но как только в дверях хижины появляются два охотника, чудовищу снова приходится бежать.

Между тем к Франкенштейну (Колин Клайв), который решил отказаться от продолжения опасных экспериментов, является безумный учёный доктор Преториус (Эрнест Тесинджер), который ведёт исследования примерно в том же направлении, пытаясь оживить мёртвую материю. Ему даже удалось создать живые подобия людей — только очень маленькие. Для того, чтобы довести его опыты до логического завершения, ему нужно содействие Франкенштейна. Преториус требует, чтобы тот продолжил свои эксперименты. Франкенштейн отказывается. Однако Преториусу удаётся поймать чудовище и он шантажирует Франкенштейна, вынуждая его создать для монстра подругу. В конце концов, Франкенштейн соглашается и создаёт женщину (Эльза Ланчестер) из фрагментов мёртвых тел. Однако «Невеста» пугается монстра и отвергает его. От отчаяния и разочарования чудовище взрывает лабораторию, невесту и Преториуса вместе с собой, но перед этим отпускает Генри Франкештейна и его невесту Элизабет со словами: «Идите… Вы Живые!».

В ролях

Производство

До начала съёмок

Роль доктора Преториуса была сначала предложена Клоду Рейнсу, но он вынужден был отказаться из-за съёмок в другом фильме. Режиссёр очень сожалел об этом упущении. На роль Невесты Джеймс Уэйл сначала хотел пригласить Бригитту Хельм или Луизу Брукс. Незадолго до начала съёмок Колин Клайв сломал ногу, упав с коня. Из-за этого большую часть сцен с участием Франкенштейна сняты так, что он или сидит в кресле, или лежит на постели.

Рабочим названием фильма было «Возвращение Франкенштейна» («The Return of Frankenstein»).

Съёмки

Фильм был снят за 46 съёмочных дней. Во время съёмок Борис Карлофф, работавший в плотном гриме и тяжёлом костюме, похудел на 10 килограммов. При съёмке сцены, где чудовище выбирается из затопленного подвала сгоревшей мельницы, Борис Карлофф поскользнулся и тоже сломал ногу. Во время дальнейших съёмок металлический штырь на голени, который должен был утяжелить его походку, был прибинтован к сломанной ноге как шина для фиксации треснувшей кости.

Борис Карлофф протестовал против того, что в «Невесте Франкенштейна» его персонаж начинает говорить (в первом «Франкенштейне» монстр говорить не умел), но Уэйл к его требованиям не прислушался. Из-за того, что чудовище должно было говорить, Карлоффу пришлось оставить во рту зубной протез, который в первом фильме он убирал, поэтому в «Невесте Франкенштейна» щёки у чудовища выглядят не такими впалыми.

Внешность маленьких человечков, являющихся результатами опытов Преториуса, является явной отсылкой к фильму «Частная жизнь Генриха VIII» (1933). Оба фильма объединяло участие Эльзы Ланчестер. Её Невеста — единственный классический «чудовищный» персонаж в фильмах студии Universal, который никого не убивает.

В титрах фильма вместо имени исполнительницы роли Невесты значится вопросительный знак, а Эльза Ланчестер указана только как исполнительница роли Мэри Шелли. Это сделано явно по аналогии с первым фильмом цикла, во вступительных титрах которого имя исполнителя роли Создания Бориса Карлоффа также было заменено ради нагнетания интриги вопросительным знаком.

Первоначальная версия

В первоначальной версии фильма был эпизод, где горбун Карл (Дуайт Фрай) убивает своих беспомощных родственников и обставляет убийство так, будто это дело рук монстра. Это сюжетное ответвление было полностью убрано по результатам предпремьерных показов.

В целом из фильма были убраны сцены общей длительностью около 15 минут. Некоторые из убранных сцен могли существенно повлиять на восприятие фильма — например, в одном из утраченных кадров присутствовала похожая на монстра детская кукла с ребёнком на руках. Цензурное удаление сцен насилия привело к серьезному логическому пробелу — ненависть крестьян к Монстру становится необъяснимой. Весь удалённый из авторской версии фильма материал считается утраченным.

Также в первоначальной версии фильма погибал 21 персонаж. По требованию цензуры в прокатной версии фильма осталось только 10 убийств. По замыслу режиссёра Франкенштейн должен был погибнуть в финале фильма при взрыве замка, но по требованию продюсеров финал был переснят на более «счастливый». Тем не менее, переделывать сцену взрыва было слишком дорого и в нескольких кадрах Франкенштейн виден у дальней стены внутри взрывающегося помещения.

Влияние

Продолжительный успех «Невесты Франкенштейна» привёл к появлению ещё нескольких продолжений с участием чудовища как одного из основных персонажей («Сын Франкенштейна» и другие). Вольным продолжением «Невесты Франкенштейна» стал снятый в 1985 году фильм «Невеста», в котором роль Франкенштейна сыграл Стинг, а роль монстра — Клэнси Браун.

Некоторые ключевые сцены и образы «Невесты Франкенштейна» дали материал для их пародийного переосмысления в фильме Мела Брукса «Молодой Франкенштейн».

По мотивам фильма «Невеста Франкенштейна», немецкая группа Oomph! сняла клип на песню «Brennende Liebe». Музыкальная тема фильма «Робокоп» основана на музыке из данного фильма.

Напишите отзыв о статье "Невеста Франкенштейна (фильм)"

Ссылки

  • [barros.rusf.ru/article200.html С.Бережной. «Отягощенные злом: Тема Франкенштейна в кинематографе XX века]

Отрывок, характеризующий Невеста Франкенштейна (фильм)

И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.


На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»