Невидимый розовый единорог

Невидимый розовый единорог (НРЕ, англ. Invisible Pink Unicorn, IPU) — божество одной из пародийных религий, направленных на высмеивание теизма; имеет обличье розового единорога, однако является невидимым, в чём и заключается парадокс.

Это сочетание пародирует противоречивые свойства, приписываемые божествам в различных религиозных системах (например, парадокс всемогущества). Благодаря этому пародийному противоречию, образ Невидимого розового единорога охотно используется атеистами и другими религиозными скептиками.

НРЕ используется для доказательства условности веры в сверхъестественное различными способами, например, заменой слова «Бог» в любом выражении, которое имеет отношение к религии, на Невидимый Розовый Единорог.

История

Первое известное письменное упоминание о НРЕ произошло в ньюсгруппе Usenet alt.atheism 7 июля 1990 года.

Позднее Стив Эли писал:

Невидимые розовые единороги обладают огромной духовной силой. Мы знаем это, поскольку они могут быть невидимыми и розовыми одновременно. Как и все религии, вера в Невидимых Розовых Единорогов основывается как на логике, так и на вере. Мы верим в то, что они розовые; так как мы не можем их видеть, мы можем логически заключить, что они невидимы. Оригинальный текст (англ.)   Invisible Pink Unicorns are beings of great spiritual power. We know this because they are capable of being invisible and pink at the same time. Like all religions, the Faith of the Invisible Pink Unicorns is based upon both logic and faith. We have faith that they are pink; we logically know that they are invisible because we can’t see them.

В 1996 году подобная идея была воплощена в виде обучающего устройства в Кэмп Квест (англ. Camp Quest), первом американском летнем лагере для детей, «мыслящих свободно» (англ. free-thought), организованном доктором Л. Уилсоном (англ. Dr. L. Wilson). Как сообщалось позднее в газете en:The Cincinnati Enquirer, «Отдыхающим предлагается попытаться доказать, что воображаемый единорог как метафора Бога не существует». Ричард Докинз упоминает НРЕ в своей книге Бог как иллюзия, вышедшей в 2006 году:

Чайник Рассела, безусловно, символизирует бесконечное множество вещей, чьё существование мы допускаем и не можем опровергнуть. […] С философской точки зрения идеальным примером будет невидимый, неслышимый, неосязаемый единорог. Оригинальный текст (англ.)   Russell's teapot, of course, stands for an infinite number of things whose existence is conceivable and cannot be disproved. [...] A philosophical favorite is the invisible, intangible, inaudible unicorn.

В 2007 году Ниам Уоллес писал, что НРЕ стал неформальным символом атеизма.

См. также

• Дискордианизм
• Миссионерская церковь копимизма
• Пастафарианство
• Церковь НедоМудреца
• Чайник Рассела

Отрывок, характеризующий Невидимый розовый единорог

– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.