Негреско

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Отель
Отель Негреско
Hôtel Negresco

Отель «Негреско» на Английской набережной Ниццы
Страна Франция
Город Ницца
Строительство 19101913 годы
Сайт [www.hotel-negresco-nice.com/ Официальный сайт]
Координаты: 43°41′40″ с. ш. 7°15′27″ в. д. / 43.69444° с. ш. 7.25750° в. д. / 43.69444; 7.25750 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=43.69444&mlon=7.25750&zoom=13 (O)] (Я)

Отель «Негреско» (фр. Hôtel Negresco) — знаменитый отель класса люкс в стиле неоклассицизма на Английской набережной в Ницце, символ Лазурного Берега. Открывшийся 4 января 1913 года отель получил своё название по румынской фамилии своего хозяина Анри Негреско. Строительство и обустройство отеля обошлось в 3 млн золотых франков. Среди именитых постояльцев «Негреско» числятся Коко Шанель, Эрнест Хемингуэй, Марлен Дитрих.

Металлический каркас запоминающегося розового купола Королевского салона «Негреско» был выкован в мастерской Гюстава Эйфеля, и по легенде моделью для него послужил бюст его возлюбленной. Под куполом установлена четырёхметровая люстра, изготовленная на французском стекольном заводе Баккара (люстр изготовили две — одну для императора Николая II, который поместил её в Большой Кремлёвский дворец, а вторую для Анри Негреско). Пол Королевского салона по торжественным случаям застилают ковром, созданным в 1615 году для королевы Марии Медичи, площадь ковра составляет 375 кв.м. К Королевскому салону примыкает салон Людовика XIV, потолок которого, созданный в XIV веке, был вывезен из савойского замка Марии Манчини, племянницы кардинала Мазарини. В этом же салоне установлен десятитонный камин из замка Отфор.

Отель располагает 121 номером и 24 апартаментами, стиль оформления которых не повторяется. В «голливудских покоях» «Негреско» останавливались Камю, Кокто, Саган и Хемингуэй. Номера каждого этажа отделаны в определённом стиле (второй украшает живопись начала XX века, третий оформлен в стиле Людовика XV, четвёртый — ампир, пятый — Наполеона III). При отеле открыт гастрономический ресторан «Шантеклер» (фр. Le Chantecler), регулярно удостаивающийся самых высоких наград от признанных ресторанных гидов. Путеводители по Ницце обязательно рекомендуют туристам обратить внимание на портье отеля, одетого в стиле XIX века.

Отель сразу стал популярным местом встреч коронованных и титулованных особ со всего света. Однако вскоре разразилась Первая мировая война, и отель был переоборудован под военный госпиталь. После войны старые добрые времена немедленно не вернулись. Под давлением кредиторов Анри Негреско был вынужден вскоре продать своё детище бельгийским инвесторам. После этого отель знавал разные времена.

С 1957 года отелем владеют члены рода Ожье, которым удалось вернуть отелю былую славу. В настоящее время в отеле размещается обширная выставка классической и современной живописи. В 2003 году отель «Негреско» был включён в список архитектурных объектов исторического значения Франции.

Постояльцами отеля были Пабло Пикассо, Сальвадор Дали, Эрнест Хемингуэй, герцог и герцогиня Виндзор, Майкл Джексон, Энтони Куинн, Катрин Денев, Шарль Азнавур, Ив Монтан, Джина Лоллобриджида и другие знаменитости.[1]

В 2009 году Жанна Ожье завещала Негреско благотворительному фонду, занимающемуся спасением бездомных и животных. Одной из главных задач фонда, которому также завещана собственность Ожье в Париже, Ницце и Грасе, станет ведение кампании за права животных, в том числе, против корриды, которую Ожье считает варварским занятием[1].

Напишите отзыв о статье "Негреско"



Примечания

  1. 1 2 [www.independent.co.uk/news/world/europe/the-meek-shall-inherit-the-negresco-1755893.html The meek shall inherit the Negresco]. Independent, 22 July 2009. [www.webcitation.org/5tVAxFvQ6 Архивировано из первоисточника 15 октября 2010].

Ссылки

Отрывок, характеризующий Негреско

– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.


Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.