Неер, Карола

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Карола Неер
Carola Neher
Дата рождения:

2 ноября 1900(1900-11-02)

Место рождения:

Мюнхен, Германия

Дата смерти:

26 июня 1942(1942-06-26) (41 год)

Место смерти:

Соль-Илецк, СССР

Профессия:

актриса

Гражданство:

Германская империя Германская империя
Веймарская республика Веймарская республика

IMDb:

ID 0624552

Карола Неер (нем. Carola Neher; 2 ноября 1900, Мюнхен, — 26 июня 1942, Соль-Илецк) — немецкая актриса театра и кино.





Биография

Карола Неер родилась в семье музыканта. В 20 лет дебютировала в мюнхенском театре Каммершпиле.

В 1924 году вышла замуж за поэта и драматурга Альфреда Геншке, писавшего под псевдонимом Клабунд, умершего в 1928 году.

С 1926 года Неер выступала на столичной сцене и стала одной из любимых актрис Бертольта Брехта. В Берлине Неер играла Рокси в первой постановке пьесы Морин Уоткинс «Чикаго»; в 1928 году в первой постановке «Трёхгрошовой оперы» Б. Брехта и К. Вайля в Театре на Шиффбауэрдамм Неер играла Полли Пичем[1]. В 1931 году сыграла ту же роль в фильме Г. В. Пабста.

В 1933 году, после прихода нацистов к власти в Германии, эмигрировала, жила сначала в Вене, затем в Праге. В 1934 году вслед за немецким коммунистом Анатолием Беккером приехала в Москву, где Беккер устроился конструктором на Станкостроительный завод имени Орджоникидзе[1]. В том же году вместе с другими известными немецкими эмигрантами подписала протест против оккупации нацистами Саарской области, за что была лишена немецкого гражданства.

В Москве Неер работала на фабрике «Межрабпомфильм», выступала в московском клубе иностранных рабочих, пыталась писать для немецкоязычной прессы. В 1936 году Эрвин Пискатор в Горьком начал снимать фильм «Красное немецкое Поволжье», в котором предложил Неер главную роль; но 25 июня 1936 года, вслед за мужем, Анатолием Беккером, актриса была арестована, 16 июля 1937 года осуждена Военной коллегией Верховного Суда по ст. 17, 58-8, 58-11 УК к 10 годам тюремного заключения. Наказание отбывала в Орловской тюрьме[1]. 26 июня 1942 года умерла от тифа в пересыльной тюрьме в Соль-Илецке. Анатолий Беккер был расстрелян, сын Георгий отдан в детский дом.

Реабилитирована в 1959 году.

Фильмография

Напишите отзыв о статье "Неер, Карола"

Примечания

  1. 1 2 3 Щербакова И. [echo.msk.ru/programs/staliname/647109-echo/ Судьба немцев после пакта Молотова—Риббентропа]. Радиостанция «Эхо Москвы». Проверено 30 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CktY8953 Архивировано из первоисточника 8 декабря 2012].

Ссылки

  • [echo.msk.ru/programs/staliname/647109-echo/ Именем Сталина]

Отрывок, характеризующий Неер, Карола

– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.