Незабудки (фильм)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Незабудки
Жанр

драма

Режиссёр

Лев Кулиджанов

Автор
сценария

Наталья Фокина

В главных
ролях

Елена Финогеева
Ольга Антонова
Елена Оболенская
Никита Тюнин

Оператор

Александр Казаренсков

Композитор

Микаэл Таривердиев

Кинокомпания

Киностудия им. М. Горького

Длительность

101 мин

Страна

Россия Россия

Язык

русский

Год

1994

IMDb

ID 0135568

К:Фильмы 1994 года

«Незабудки» — художественный фильм Льва Кулиджанова, последняя работа режиссёра. Снят на Центральной киностудии детских и юношеских фильмов им. М.Горького в 1994 году. Специальный приз кинофестиваля «Окно в Европу»[1].





Сюжет

Фильм начинается и завершается в пустынном дворике рядом с Арбатом в начале 1990-х годов. Стремительную драку наркоманов сменяет встреча необычных героев: нескрываемо влюблённые друг в друга девушка Таня — в современной одежде, и юный Володя — в форме старшего лейтенанта РККА. «Мы ушли из жизни, нас забыли… Сожгли и в урны насыпали не наш прах, а чей-то… Даже праха не осталось… А ведь мы тоже любили, себя не жалели, роковые ошибки совершали, страдали» — лейтмотив их диалога.

Основной сюжет картины разворачивается в том же дворике Москвы, в перенаселённых коммунальных квартирах с конца июня (Парад Победы) по начало августа (Ильинские дожди) 1945 года. На этом фоне развиваются две основные сюжетные линии, иногда возвращаясь в предреволюционную Россию. Студентка Татьяна и только что вернувшийся с фронта Володя влюблены и счастливы. Всё разрушает неосторожное замечание молодого человека о матери Татьяны — капитане медицинской службы, репрессированной ранее, как член семьи врага народа. Татьяна, ожидающая от любимого безоговорочного принятия невиновности своей матери, прогоняет Володю. Их мирит только известие о его мобилизация на фронт Советско-японской войны.

Параллельно развивается вторая, главная сюжетная линия. Софья Михайловна, мать Татьяны, как опытный фронтовой хирург, направлена на работу в одну из городских больниц. Она отдаёт себе отчёт, что по-прежнему политически бесправна, и власти лишь временно терпят её присутствие из-за нехватки врачей. У неё складываются добрые отношения с ночной сестрой Елизаветой Сергеевной, немолодой одинокой женщиной. Вскоре сестра признаётся Софье Михайловне в морфинизме и просит ампулу лекарства для того, чтобы легче пережить воспоминания, терзающие её днём. Врач соглашается, но выдаёт только одну дозу морфина, с обещанием приступить к лечению пагубной зависимости. После смены Елизавета Сергеевна принимает морфин, возвращаясь в наркотическом сне в своё счастливое прошлое. Она — наследница богатого дворянского имения в Витебской губернии, её боготворит муж, поручик императорской армии. Елизавета Сергеевна готовит к вступительным экзаменам по латыни молодую девушку Суламифь из соседнего еврейского местечка, в которой легко узнаётся юная Софья Михайловна. Приходят другие времена: усадьбу сжигают, офицера расстреливают большевики, даже Суламифь, тянущаяся к революционным идеалам, отворачивается от Елизаветы.

Реальность 1945 года становится всё трагичнее. Володя уезжает на фронт, Софья Михайловна вновь арестована, Елизавета Сергеевна умирает в одиночестве в своей каморке. Бомж из 1990-х, собирающий бутылки в том же дворике, обнаруживает за дворовой скамейкой гору листвы. Чуть раскопав её, он констатирует: «Надо же, убили», и равнодушно уходит.


В ролях

Художественные особенности

Лидия Маслова, «Коммерсант»[2]: «Два фильма — картина о сталинских репрессиях „Умирать не страшно“ (1991) и психологическая драма „Незабудки“ (1994), свидетельствуют о том, что за 30 лет не изменились ни интересы режиссёра, ни его манера. Не изменилось и его отношение к самому себе, всегда характеризовавшееся редкой — особенно для творческой личности — адекватностью».

Критика

Лилия Маматова, журнал «Искусство кино», полагает, что если ранее в своих фильмах Лев Кулиджанов использовал линейное повествование, то в «Незабудках» свободно смешал временные отрезки, прослеживая развитие героев от рождения до кончины. Это, на взгляд критика, не позволило режиссёру «втиснуть» роман, трагедию в «многолюдную и не всегда выверенную в своей архитектонике драму». По мнению Л. Маматовой, самое интересное в этой драме — женский дуэт. Она считает, что ему и следовало посвятить весь фильм: «В „Незабудках“ два открытия — Елена Финогеева в роли Софьи Михайловны и Ольга Антонова — Елизавета Сергеевна»[3].

Андрей Плахов в «Новейшей истории отечественного кино» отмечает, что «Умирать не страшно» и «Незабудки» — фильмы несуетные, интеллигентные, личные. Это в постсоветской культуре обеспечило им «особое место вне „моды“ и „тенденции“»[4].

Награды и номинации

  • Специальный приз кинофестиваля «Окно в Европу» (Выборг, 1994 год);
  • Номинация на премию Ника в категории Роль второго плана — Ольга Антонова

Напишите отзыв о статье "Незабудки (фильм)"

Примечания

  1. [www.okno-filmfest.ru/index.php?area=1&p=static&page=priery Архив кинофестиваля «Окно в Европу»]
  2. Маслова Л. [kommersant.ru/doc/311450 Умер Лев Кулиджанов] (рус.). Газета Коммерсантъ (№29 (2398), 19.02.2002). Проверено 24 апреля 2012. [www.webcitation.org/6AmkdvQN0 Архивировано из первоисточника 19 сентября 2012].
  3. Маматова Л. [otchy-dom.narod.ru/index.files/fragment.htm Традиционалист] (рус.). Искусство кино (№ 3, 1995 год). Проверено 24 апреля 2012. [www.webcitation.org/6AmkgU8e9 Архивировано из первоисточника 19 сентября 2012].
  4. Плахов А..

Литература

  • Плахов А. Кино и контекст. // [otchy-dom.narod.ru/index.files/fragment.htm Новейшая история отечественного кино. 1986-2000.]. — СПб: Сеанс, 2004. — Т. 6. 1992-1996. — 880 с. — ISBN 5-901586-06-9.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Незабудки (фильм)

– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.


Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.