Независимая республика Македония
Независимая республика Македония | |||||||
Независна Држава Македонија Независима република Македония | |||||||
Марионеточное государство | |||||||
| |||||||
---|---|---|---|---|---|---|---|
| |||||||
Столица | Скопье | ||||||
Язык(и) | Македонский Болгарский | ||||||
Денежная единица | Болгарский лев | ||||||
Форма правления | Республика | ||||||
Глава правительства | |||||||
- 1944 | Спиро Китинчев (bg:Спиро Китинчев) | ||||||
Независимая республика Македония, или НРМ (макед. Независна Држава Македонија, болг. Независима република Македония) (сентябрь—ноябрь 1944) — неосуществлённый проект руководства националистической организации ВМРО по провозглашению независимого государства в конце Второй мировой войны на территории югославской и греческой Македонии[1].
История
В 1941—1944 годах территория Македонии была занята болгарскими войсками и впоследствии аннексирована Болгарией, которая присоединилась к странам Оси.
В сентябре 1944 года, с приближением Красной Армии к румыно-болгарской границе и объявлением СССР войны Болгарии (5 сентября), в стране произошёл государственный переворот, в результате которого Болгария вышла из нацистского блока и объявила войну Третьему рейху, а к власти в Софии пришёл Отечественный фронт (9 сентября).
Немецкие войска, оккупировавшие Македонию в 1944 году, активно поддерживали македонских националистов. В связи с выводом из Македонии болгарских войск из Македонии ушли и немецкие войска, что привело к восстановлению контроля над этой территорией войсками Югославии[1].
Напишите отзыв о статье "Независимая республика Македония"
Примечания
|
Отрывок, характеризующий Независимая республика Македония
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.
На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.