Незнайка на Луне

Незнайка на Луне
Обложка первого отдельного издания, 1965
Жанр:	роман, сказка, фантастика, антиутопия
Автор:	Николай Носов
Язык оригинала:	русский
Дата написания:	1964—1965

Об одноимённом мультфильме см. Незнайка на Луне (мультфильм).

«Незнайка на Луне» — роман-сказка Николая Носова из серии о приключениях Незнайки с элементами научной фантастики. Это заключительная часть трилогии романов Носова, состоящей из произведений: «Приключения Незнайки и его друзей» (1953—1954), «Незнайка в Солнечном городе» (1958), «Незнайка на Луне» (1964—1965).

Впервые роман «Незнайка на Луне» был опубликован в журнале «Семья и школа» в 1964—1965 годах. Отдельным изданием книга вышла в издательстве «Детская литература» в 1965 году. Художник иллюстраций Г. О. Вальк.

В 1969 году Н. Н. Носову за трилогию произведений о Незнайке была присвоена Государственная премия РСФСР имени Н. К. Крупской. По мотивам книги в 1997—1999 годах на студии FAF Entertainment по сценарию Владимира Голованова и Сергея Иванова был снят одноимённый мультфильм.

Персонажи

Земные персонажи из Цветочного города

• Незнайка — главный герой трилогии.
• Знайка — учёный коротышка, который открыл лунит и антилунит, сконструировал прибор невесомости и руководил подготовкой лунной экспедиции.
• Пончик — коротышка, известный своим неуёмным аппетитом, который попадает на Луну вместе с Незнайкой.
• Механики Винтик и Шпунтик.
• Доктор Пилюлькин.
• Астроном Стекляшкин.
• Художник Тюбик.
• Музыкант Гусля.
• Поэт Цветик (псевдоним, настоящее имя Пудик).

Земные персонажи из Солнечного города

• Учёные малышки Фуксия и Селёдочка.
• Профессор Звёздочкин — действительный член академии астрономических наук, научный оппонент Знайки, впоследствии его друг и коллега.
• Инженер Клёпка.
• Архитектор Кубик.

Лунные персонажи

• Козлик — друг Незнайки, с которым он знакомится в каталажке.
• Мига (Мигс) — аферист, который познакомился с Незнайкой в каталажке и выступил с идеей создания Акционерного общества гигантских растений.
• Жулио — друг Миги, владелец магазина разнокалиберных товаров (то есть оружейного магазина), ставший председателем Общества гигантских растений. Крабс характеризует Мигу и Жулио как двух очень хитрых мошенников с мировым именем.
• Спрутс — самый богатый житель Луны, миллиардер, председатель «Большого бредлама» (то есть главного синдиката капиталистов), владелец крупных сельскохозяйственных латифундий, многочисленных сахарных заводов и знаменитой Спрутсовской мануфактуры, а также нескольких газет и телеканалов.
• Крабс — главный управляющий Спрутса.
• Скуперфильд — владелец огромнейшей макаронной и вермишельной фабрики, известный своей патологической жадностью. У него было «постное, как у вяленой воблы, лицо», он был абсолютно лысый, а голос у него был «крайне неблагозвучный: какой-то резкий, дребезжащий, скрежещущий. Когда он говорил, то казалось, будто кто-то залез на крышу дома и скоблит там по ржавому железу тупым ножом».
• Хапс — владелец гостиницы «Изумруд», в которой некоторое время жили Жулио, Мига, Незнайка и Козлик.
• Шприц — доктор, обследовавший Незнайку. После того, как обследование космического путешественника было показано по телевидению (а в процессе обследования этот врач ещё и прорекламировал свои услуги), у него заметно увеличилось количество пациентов: «все больные, которые имели ещё достаточно сил, чтобы самостоятельно передвигаться, побежали к нему, а те, которые не могли выйти из дому, принялись звонить ему по телефону».
• Дубс — мебельный фабрикант и владелец лесопильных заводов, предложивший нанять киллеров, чтобы устранить Мигу и Жулио, «а заодно и Незнайку с Козликом». Тугодум.
• Дрянинг — хозяин сети ночлежек (гостиниц «Тупичок»).
• Грязинг — мыльный фабрикант. По рассказам Козлика, проводит так называемые «журфиксы» — вечеринки, на которых гости ломают мебель (после чего покупается новая мебель).
• Минога — хозяйка собак Мими и Роланда, у которой Незнайка работал «собачьей няней».
• Бигль — частный детектив, нанятый Миногой для слежения за Незнайкой.
• Гризль — редактор газеты «Давилонские юморески». По заказу Спрутса, которому и принадлежала эта газета, написал заметку о крахе акционерного общества гигантских растений. Внешне напоминает «толстую старую крысу, нарядившуюся в серый пиджак».
• Гадкинз — владелец нескольких лунных газет, среди них «Давилонские побасёнки» и «Газета для любителей почитать лёжа», в которых были опубликованы статьи «Паника на Давилонской барже», «Берегите карманы», «Куда тянутся щупальца Спрутса» и «Почему Спрутс помалкивает», написанные по заказу богачей Жмурика, Тефтеля и Ханаконды. В статьях указывалось, что ситуация вокруг общества гигантских растений выгодна непосредственно Спрутсу.
• Дракула — землевладелец, впоследствии соляной магнат, основатель и председатель соляного бредлама.
• Болтик — известный телевизионный репортёр, выезжал вместе с оператором Глазиком в деревню Нееловку, жители которой получили от космической экспедиции Знайки семена гигантских растений.
• Альфа — лунный астроном.
• Бета — профессор, доктор физических наук.
• Мемега — ученый-лунолог.
• Колосок и другие бедняки, получившие семена от Знайки.
• Дригль, Фигль, Мигль и другие полицейские.

Сюжет

Начало

Ещё до событий, описанных в книге, Знайка вместе с Фуксией и Селёдочкой из Солнечного города побывал на Луне и привёз оттуда лунный минерал с необычными свойствами (впоследствии названный лунитом). После ряда событий оказывается, что его сближение с магнитом или магнитным железняком даёт эффект локальной невесомости, что может позволить отправить к Луне космический корабль с большим экипажем и припасами на борту. Как надеется Знайка, там существует разумная жизнь, из-за потери атмосферы переместившаяся внутрь Луны. Космонавты берут с собой семена земных культурных растений. Однако отстранение Незнайки от полёта за кражу прибора невесомости из Павильона невесомости и неосторожное обращение с ним, которое чуть было не привело к его утрате, вносит в эти планы неожиданные коррективы. Незнайка подговаривает Пончика, также не включённого в экипаж, к полёту «зайцем». Накануне старта они тайком пробираются в ракету, но ночью перед полётом раздумавший лететь Пончик вместо того, чтобы выбраться из ракеты, случайно запускает её в полёт в автоматическом режиме.

После прилунения Незнайка и Пончик выходят в скафандрах на прогулку к ближайшей горе. В пещере Незнайка попадает в ледяной туннель, ведущий вниз, к внутренней полости Луны, и съезжает, очевидно, сидя, по нему в подлунное пространство. Спустившись на парашюте-крыльях, он обнаруживает на внутреннем ядре Луны (которое местные жители называют тоже Землёй) цивилизацию таких же коротышек, но живущую по законам капитализма. Размер растений, в отличие от земных, пропорционален росту коротышек, так что Незнайке они кажутся карликовыми. Пончик, потеряв Незнайку, в панике бежит обратно в ракету.

Оказавшись на Луне, не знакомый с понятиями денег («лунная» валюта — «фертинг» из ста «сантиков») и частной собственности Незнайка постоянно попадает в неприятные ситуации. Вначале он оказывается на садовом участке господина Клопса и съедает его малину, за что его хватают и, по приказу Клопса, травят собаками, как вора. Незнайке, к счастью, удаётся убежать через забор, при этом он совсем не понимает, в чём, собственно, его вина. Затем его за отказ платить в уличном кафе отвозят в каталажку, где при оформлении при помощи системы опознания, напоминающей упрощённый бертильонаж, ошибочно идентифицируют как известного бандита Красавчика, в результате чего вымогают у него взятку, а отказ и полное непонимание ситуации расценивают как несговорчивость и помещают в камеру. Там он знакомится с безработным коротышкой Козликом и мелким аферистом Мигой. Мига, поверив рассказу Незнайки о семенах гигантских растений, помогает ему избежать потасовки в камере, а перед выходом Незнайки из тюрьмы даёт ему письмо к своему приятелю, торговцу оружием Жулио.

После выхода из каталажки Незнайка и Козлик приходят к Жулио. Тот вносит за Мигу залог, и все четверо обсуждают перспективы выращивания на Луне земных растений, семена которых остались в ракете на поверхности Луны. Для сбора средств на сооружение летательного аппарата, способного достичь внешней поверхности Луны, они основывают акционерное общество, которое называется «Общество гигантских растений», акции которого обеспечены будущими паями добытых семян (то есть в начале деятельности акционерное общество фактически является потребительским кооперативом). При этом они раскручивают факт прибытия Незнайки как космонавта в СМИ и дают наружную рекламу (особенно действенную именно в сельской местности, жители которой, как правило, не покупают газет). Постепенно акции распродаются. Их деятельность тревожит местных монополистов, которым появление гигантских растений грозит разорением, и их лидер Спрутс, крупнейший латифундист и владелец текстильных и сахарных фабрик, предпринимает меры для развала Общества. Он подкупает Мигу и Жулио, и те бегут с вырученными за акции деньгами, бросив Незнайку и Козлика на произвол судьбы. Одновременно обрывочные намёки на мошеннический характер общества, запущенные редактором газеты Гризлем, принадлежащей Спрутсу, приводят к панике среди мелких акционеров. Оставшиеся в неведении о происходящем Незнайка и Козлик вынуждены спасаться бегством, едут в Сан-Комарик. Не встретив там Мигу и Жулио, оказываются выброшенными на обочину жизни. Скитаются, голодают и бедствуют по ночлежкам без работы.

Тем временем биржевые трейдеры Жмурик, Тефтель и Ханаконда, скупив на повышательном тренде огромные партии акций Общества, предпринимают меры, чтобы исправить положение с их дешевизной, вступив в информационную войну в СМИ с газетами Спрутса. Владелец макаронной фабрики Скуперфильд, будучи в неведении о закулисной войне финансовых спекулянтов, закупает почти на весь свой капитал акции Общества, но тут Спрутс наносит решающий удар: публикует документальные подробности о крахе акционерного общества. Все акции в один момент обесцениваются, и в итоге Скуперфильд оказывается на грани банкротства. В отчаянии он снижает своим рабочим плату вдвое — рабочие сначала угрожают забастовкой, а затем её объявляют. Тогда Скуперфильд решает набрать новых рабочих среди обитателей ночлежек в Сан-Комарике. В числе нанятых — Незнайка и Козлик. Машины с новыми работниками прибывают в Брехенвиль. По плану Скуперфильда, они сразу же должны приступить к работе. Но об этой уловке Скуперфильда становится известно бастующим регулярным рабочим. Бастующие организуют оборону — хладнокровно отбрасывают приезжих от фабрики Скуперфильда и начинают отчаянно их преследовать по всему городу, в итоге несчастные Незнайка и Козлик оказываются брошенными в реку. Незнайка теряет ботинки, Козлик — шляпу. Чтобы заработать немного денег, Козлик берёт шляпу Незнайки и идёт в город, Незнайка остаётся под мостом. Там он вскоре встречается с компанией других бездомных. Козлику в незнакомом городе не удаётся «наскрести» ни сантика, он возвращается ни с чем. Поужинав кусочком хлеба, который дал им один из бродяг (Пузырь), друзья остаются с ними ночевать. Среди ночи всю эту компанию (кроме Пузыря, не растерявшегося, сбежавшего по реке на надувной резиновой подушке) арестовывает полиция (для этой цели она даже отключила фонари на набережной). В итоге Незнайка и Козлик отправлены за ночлег без крыши над головой (Незнайка также, — за отсутствие ботинок, а Козлик, соответственно, за отсутствие шляпы) на Дурацкий остров, где лунные коротышки под воздействием вредного воздуха со временем превращаются в баранов.

Пончик, бросив Незнайку на произвол судьбы, пытается заглушить голос совести непрерывным поглощением пищи. В итоге съедает годовой запас провианта в ракете за четверо суток. Решив отправиться на поиски пищи, возвращается в пещеру, попадает внутрь Луны, но вследствие вращения «внутренней Луны» оказывается в другом месте. В отличие от Незнайки, Пончик, как более осторожный и практичный коротышка, быстро усваивает суть товарно-денежных отношений. Кроме этого, ему с самого начала везёт и он открывает новую нишу рынка — продажу соли. Он быстро богатеет, нанимает рабочих для соляного производства, но вскоре разоряется, не выдержав конкуренции с владельцами крупных заводов, во главе с Дракулой — владельцем побережья с соляным сырьём. После разорения Пончик становится «крутильщиком» — работником в парке аттракционов, приводящем эти аттракционы в движение, через некоторое время вступает в «Общество свободных крутильщиков» (аналог профсоюза).

Экспедиция с Земли

Обнаружив исчезновение ракеты с Незнайкой и Пончиком, Знайка с друзьями организует спасательную экспедицию. Построив новую многоступенчатую ракету ФИС («Фуксия и Селёдочка») 12 коротышек во главе со Знайкой летят на Луну. Найдя большую ракету (названную «НИП» («Незнайка и Пончик»)) опустевшей, они идут на поиски Незнайки и Пончика и обнаруживают ледяной коридор, ведущий к внутренней полости Луны. Обнаружив большие залежи лунита и открыв антилунит (минерал, нивелирующий действие лунита, с меньшим радиусом действия), Знайка и его спутники спускаются на ракете по ледяному коридору.

Однако лунные астрономы, нанятые Спрутсом, сообщают ему о прилёте новой ракеты. Поэтому при подлёте к городу Фантомас ракету обстреливают, и Знайка вынужден сесть за городом. Налёт полиции на землян кончается полной неудачей после применения Знайкой невесомости.

Земляне основывают «Космический городок», вступают в контакт с деревенскими жителями, выдают им семена гигантских растений, а также снабжают всех приборами невесомости и антилунитом. Вооружённые этой «страшной силой» — невесомостью, те свергают капиталистов. Пончик во время всех этих событий открывается другим «крутильщикам», сообщает, что сам инопланетянин. Они отправляют его на поезде в Фантомас, откуда он и добирается до «Космического городка». Пончик предлагает искать Незнайку на Дурацком острове. Земляне прибывают в Лос-Паганос, захватывают один из кораблей. С помощью знакомого Пончика, капитана Румбика, герои добираются до Дурацкого острова и спасают Незнайку и Козлика, который уже начал превращаться в барана. Спасают также и других обреченных коротышек, и ещё Незнайка предлагает зарыть (однако до этого так и не доходит) посреди Дурацкого острова прибор невесомости, чтобы вредный воздух, превращающий коротышек в баранов, поднялся наверх, и на остров бы начал поступать свежий морской воздух (однако еще неизвестно тогда, куда бы ветер понёс «опасный» превращающий коротышек в баранов воздух!). Герои возвращаются с Незнайкой и Козликом в «Космический городок». Незнайка чувствует себя плохо. Пилюлькин опознаёт у него острую ностальгию и констатирует необходимость срочного возвращения на Землю. Несмотря на вредительство Спрутса и Жулио, взорвавших ракету «ФиС», земляне улетают с помощью пропеллеров на скафандрах и прибора невесомости. На поверхности Луны они пересаживаются в ракету «НиП» и летят к Земле. Оказавшись дома, Незнайка сразу исцеляется и объявляет, что «теперь можно снова отправляться куда-нибудь в путешествие».

Лунный капитализм

Роман писался как сатира на западный капитализм того времени. В то же время многие явления, описанные Носовым, характерны скорее для капитализма начала XX в.^{[орисс?]} Кое-что сильно преувеличено, кое-что, напротив, сохранилось и по сей день. По мнению внука писателя, Игоря Носова, «Незнайка на Луне» опередил время, став фактически описанием постсоветской России, описав присущий ей «дикий капитализм».

Ниже перечислены основные характерные черты лунного общества:

• Сращивание олигархии и власти. Фактически политическая власть в романе не показана, а полиция непосредственно исполняет приказы монополистов.
• Преследование профсоюзных и рабочих организаций.
• Большая роль фиктивного капитала (см. биржевая торговля акциями компаний, включая уже несуществующие).
• Практически полная монополизация бизнеса — в основном, в форме синдикатов (см. описание работы «бредламов»).
• Определённые черты, свойственные докапиталистическим формациям (денежная испольщина в добыче соли на морском побережье, принадлежащем землевладельцу Дракуле).
• Борьба с конкурентами как экономическими (демпинг — см. решение «Соляного бредлама» в отношении мелких производителей соли), так и неэкономическими методами, включая криминальные (см. навязаное лже-банкротство «Общества гигантских растений»; предложение Дубса нанять киллеров, чтобы «убрать» Жулио и Мигу; иск торговцев бензином к производителю шин Пудлу после остановки в Давилоне всего автомобильного движения в связи с взрезанием на всех подряд автомобилях шин после письма, сообщившего, что, якобы, деньги с ограбления банка спрятаны в автомобильных шинах).
• Значительная безработица, включая застойную.
• Широкое распространение подённого труда.
• Обширная сеть примитивных неблагоустроенных ночлежек («гостиниц» типа «Тупичок») во всех городах.
• Предоставление бюджетных сервисов по схеме «оплата по факту пользования» (гостиница «Экономическая»).
• Драконовское законодательство против пауперизма и бродяжничества: каждый, кто ночует на улице или ходит без ботинок или шляпы, становится мишенью для полиции и подлежит отправке на Дурацкий остров.
• Большая податливость населения рекламе (см. реклама коврижек конфетной фабрики «Заря», плакат которой держал в руках сам космический путешественник Незнайка, после чего на эти коврижки возник ажиотажный спрос и магазинам удалось сбыть даже самый залежалый товар; также желание всех лечиться только у доктора Шприца после того, как он на глазах у телезрителей лично обследовал гостя с другой планеты — Незнайку).
• Продакт-плейсмент товаров Спрутса, например продуктов, в газетах, принадлежащих Спрутсу (в частности в «Давилонских юморесках»).
• Недобросовестная реклама (напр. «скрытые платежи» в гостинице «Экономическая»).
• Манипуляция массовым сознанием посредством СМИ (см. кампания против факта наличия семян гигантских растений, зависимость цен акций от того, что написано в газетах, реклама или антиреклама).
• Откаты — когда Спрутс предлагает членам «Большого бредлама» «скинуться» на 3 миллиона для подкупа Миги и Жулио. Спрутс, собрав с монополистов 3 миллиона, оставляет (вначале намереваясь 2 миллиона) 1 миллион себе.
• Демонстративное потребление, причём как богатых, так и бедных (см. описание образа жизни мыльного фабриканта Грязинга, покупка автомобиля в кредит Козликом); богатые люди занимаются не приумножением капитала, а нерационально транжирят деньги, ломая для развлечения мебель или занимаясь другой бессмысленной тратой денег (собачьи рестораны, парикмахерские и т. п.).
• Примитивные кинематограф, телевидение и живопись. Абстрактная мазня, выдаваемая за искусство (см. высказывание Козлика о картине на стене в конторе, гл. 15). Фильмы с говорящими названиями вроде «Таинственный незнакомец, или Рассказ о семи задушенных и одном утонувшем в мазуте» (гл. 19) или «Убийство на дне моря, или Кровавый знак» (гл. 34) исключительно только про то, как полицейские ловят бандитов, сопровождаемые массовыми драками, оглушительными перестрелками, головокружительным погонями. Не случайно подобного рода кинокартины показывали и на Дурацком острове: по словам автора, «содержание фильмов было слишком бессмысленным, чтобы давать какую-нибудь пищу для ума. Глядя изо дня в день, как герои всех этих кинокартин бегали, прыгали, падали, кувыркались и палили из пистолетов, можно было лишь поглупеть, но ни в коем случае не поумнеть».
• Невзыскательные, аморальные и часто жестокие публичные развлечения (см. «Весёлый балаганчик»).
• Цензура в средствах массовой информации.
• Пренебрежение фундаментальными научными исследованиями, не сулящими непосредственной выгоды.
• Широкая коррупция как полицейских, так и судебных органов, взяточничество и безнаказанность богатых (см. вымогательство взятки у Незнайки Миглем, признание судьёй Вриглем тотального подкупа полиции, «общество взаимной выручки», неразделённость исполнительной и судебной властей).
• Свободная торговля оружием, включая автоматическое огнестрельное и даже артиллерийское (пулемёты и пушка на складе «магазина разнокалиберных товаров»), а также свободная торговля полицейскими и бандитскими доспехами: полицейские мундиры, дубинки, отмычки, маски, фомки, ножи для вскрывания сейфов и т. п.
• Заинтересованность полиции только в борьбе с бандитами, но не в искоренении самого бандитизма («Если же преступники перестанут совершать преступления, то полиция станет не нужна, полицейские потеряют свои доходы, сделаются безработными, и существующая в нашем обществе гармония будет нарушена»). Этим объясняется наличие свободной торговли оружием и почему полиция закрывает на это глаза.
• Противодействие штрейкбрехерству сторонниками рабочего самоуправления на фабрике Скуперфильда.
• Введение элементов чрезвычайного положения при появлении угрозы правящему режиму.

В сатирических целях имена богачей и их приспешников и большинство названий лунных городов — производные от слов с негативным оттенком (города Грабенберг, Брехенвиль, Лос-Свинос, Лос-Паганос; богачи Спрутс, Грязинг, Дрянинг, Скуперфильд, судья Вригль и т. д.). В романе также использованы имена знаменитых персонажей-злодеев (соляной магнат Дракула, город Фантомас).

Несмотря на сатирический тон романа и откровенное высмеивание «западных» — для того времени — капиталистических порядков, в конце повествования Носов косвенно намекает, что «хороший» капитализм всё-таки тоже имеет право на существование: свергнув власть монополистов и взяв управление как экономикой, так и всем обществом в свои руки, лунные рабочие и крестьяне не стали в корне менять экономический строй: товарно-денежные (да и в целом рыночные) отношения у жителей внутрилунной цивилизации сохранились. Этим Носов отличается от большинства писателей-пропагандистов советского времени, не видевших в своих произведениях о социально-революционных свершениях никакого другого пути, кроме как «построения коммунизма».

Отзывы

Незнайка — это было открытием… Мир «коротышек», таких же детей, как и я, но живущих без взрослых, и у которых ТАКИЕ приключения… Это сейчас я понимаю, что вся «трилогия о Незнайке» является уникальной, редчайшей удачей современной детской сказки. А тогда я только с ужасом смотрел, как тают толстые книги. И впитывал всё, что вложил туда автор.

Когда я в первом классе объяснял учительнице, во сколько раз сила тяжести на Луне меньше земной — это был Незнайка. Когда я популярно объяснял ей же, что такое акции и акционерные общества — это была заслуга Носова.

Приключения, характеры, знания, мораль — всё было вложено в книгу, и так легко и органично — что ни одному ребёнку и в голову не приходило, что его не просто развлекают, его учат…

Вот почему я так люблю эту книгу.

— Сергей Лукьяненко

См. также

• Советская лунная программа

Ссылки

• [fantlab.ru/work64280 «Незнайка на Луне»] на сайте «Лаборатория Фантастики»
• [neznaika.myqip.ru/ Форум, посвящённый Незнайке и творчеству Н. Носова]

Отрывок, характеризующий Незнайка на Луне

Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.


Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.


Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.