Нейман, Константин Августович

Константин Августович Нейман
Дата рождения	28 января 1897(1897-01-28)
Место рождения	Митава Курляндская губерния Латвия
Дата смерти	5 ноября 1937(1937-11-05) (40 лет)
Годы службы	1918—1937
Звание
Сражения/войны	Первая мировая война, Гражданская война в России: Белебейская операция; Уфимская операция; Челябинская операция; Петропавловская операция; Монгольская операция.
Награды и премии

Константин Августович Нейман (28 января 1897 — 5 ноября 1937) — советский военачальник, комкор (1936).

Биография

Латыш, до военной службы занимался письмоводством. Участник Первой мировой войны, в 1916 году окончил школу прапорщиков, прапорщик.

Вступил в РСДРП в 1917 году.

В РККА с 1918 года, в том же году стал членом ВКП(б). Во время Гражданской войны первоначально служил заведующим Бутырским военным комиссариатом Москвы.

Затем командирован на Восточный фронт, где был назначен старшим адъютантом штаба Левобережной группы 5-й армии. С 22 августа 1918 командовал 3-й отдельной бригадой Красных латышских стрелков в подчинении командующего 5-й армией РККА. Бригада отличилась в Белебейской, Уфимской и Челябинской операциях. Был награждён золотыми часами от ВЦИКа.

В ходе Петропавловской операции с отрядом, наспех организованным из обозников, пробился к 35-й стрелковой дивизии, находившейся в окружении, и 20 сентября 1919 года принял на себя командование. Организовав прорыв из окружения, развил наступление дивизии и к 29 октября вывел её к реке Ишим. Затем дивизия сходу переправилась через реку и первой ворвалась в Петропавловск, а подошедшие 26-я и 27-я дивизии помогли отстоять захваченный город. Затем командовал другими стрелковыми дивизиями: с 21 апреля 1920 — Забайкальской, с 26 апреля 1920 — 2-й Иркутской, а с середины мая 1920 по август 1921 — вновь 35-й, одновременно являясь её военкомом. Участвовал со своей дивизией в Монгольской операции, в ходе которой также был назначен командиром экспедиционного корпуса.

В межвойнный период командовал: с 1921 — 5-й стрелковой дивизией, с 1924 — 4-м стрелковым корпусом, с 1928 — 17-м стрелковым корпусом. Затем старший преподаватель Военной академии им. М. В. Фрунзе. В 1930—1934 состоял в резерве РВС СССР и занимал в это время посты с 1932 — помощника начальника Военно-промышленного управления ВСНХ СССР, а с 1934 — начальника Спецмаштреста НКТП СССР. В 1934 переведён в резерв РККА и назначен начальником 8-го Главного управления НКТП СССР. 31 мая 1936 года присвоено звание комкора. В 1936—1937 — начальник 8-го Главного управления НКОП СССР.

Арестован 21 июля 1937. Приговорён ВКВС 5 ноября 1937 к ВМН и расстрелян в тот же день. Реабилитирован 29 октября 1955.

Награды

• Орден Ленина (1936);
• 2 ордена Красного Знамени (1919, 1921).

Литература

• Коллектив авторов, главный редактор С. С. Хромов. Гражданская война и военная интервенция в СССР. — Москва: Советская Энциклопедия, 1983. — 391 с.
• Черушев Н. С. Удар по своим. Красная Армия: 1938—1941. — М.: Вече, 2003. — С. 56—66. — 480 с. — (Военные тайны XX века). — 5000 экз. — ISBN 5-94538-366-X.
• Черушев Н. С., Черушев Ю. Н. Расстрелянная элита РККА (командармы 1-го и 2-го рангов, комкоры, комдивы и им равные): 1937—1941. Биографический словарь. — М.: Кучково поле; Мегаполис, 2012. — С. 99—100. — 496 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-9950-0217-8.

Ссылки

• [www.book-chel.ru/ind.php?what=card&id=1753 Энциклопедия "Челябинск"]

Отрывок, характеризующий Нейман, Константин Августович

Пьер только не знал того, что там, где ему подносили хлеб соль и строили придел Петра и Павла, было торговое село и ярмарка в Петров день, что придел уже строился давно богачами мужиками села, теми, которые явились к нему, а что девять десятых мужиков этого села были в величайшем разорении. Он не знал, что вследствие того, что перестали по его приказу посылать ребятниц женщин с грудными детьми на барщину, эти самые ребятницы тем труднейшую работу несли на своей половине. Он не знал, что священник, встретивший его с крестом, отягощал мужиков своими поборами, и что собранные к нему ученики со слезами были отдаваемы ему, и за большие деньги были откупаемы родителями. Он не знал, что каменные, по плану, здания воздвигались своими рабочими и увеличили барщину крестьян, уменьшенную только на бумаге. Он не знал, что там, где управляющий указывал ему по книге на уменьшение по его воле оброка на одну треть, была наполовину прибавлена барщинная повинность. И потому Пьер был восхищен своим путешествием по именьям, и вполне возвратился к тому филантропическому настроению, в котором он выехал из Петербурга, и писал восторженные письма своему наставнику брату, как он называл великого мастера.
«Как легко, как мало усилия нужно, чтобы сделать так много добра, думал Пьер, и как мало мы об этом заботимся!»
Он счастлив был выказываемой ему благодарностью, но стыдился, принимая ее. Эта благодарность напоминала ему, на сколько он еще больше бы был в состоянии сделать для этих простых, добрых людей.
Главноуправляющий, весьма глупый и хитрый человек, совершенно понимая умного и наивного графа, и играя им, как игрушкой, увидав действие, произведенное на Пьера приготовленными приемами, решительнее обратился к нему с доводами о невозможности и, главное, ненужности освобождения крестьян, которые и без того были совершенно счастливы.
Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе людей, более счастливых, и что Бог знает, что ожидало их на воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал на том, что он считал справедливым. Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянии поверить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает о том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами всё то, что они дают у других, т. е. всё, что они могут давать.


В самом счастливом состоянии духа возвращаясь из своего южного путешествия, Пьер исполнил свое давнишнее намерение заехать к своему другу Болконскому, которого он не видал два года.
Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовыми лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с необросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.
Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.
Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.
– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.
– Гость, – отвечал Антон.
– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.
– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.