Ней, Мишель

Мишель Ней
Michel Ney
Гравюра XIX века.
Прозвище	«Храбрейший из храбрых» (фр. Le Brave des Braves), «Рыжий» (фр. Le Rougeaud)
Дата рождения	10 января 1769(1769-01-10)
Место рождения	Саарлуис, Франция
Дата смерти	7 декабря 1815(1815-12-07) (46 лет)
Место смерти	Париж, Франция
Принадлежность	Франция Франция
Род войск	Кавалерия, Пехота
Годы службы	1787 — 1815
Звание	Маршал Империи
Часть	Великая армия
Командовал	6-м арм. корпусом Великой Армии (1805-07), 3-м арм. корпусом Великой Армии (1812-13)
Сражения/войны	Эльхинген (1805), Михельсберг (1805), Ульм (1805), Йена (1806), Прейсиш-Эйлау (1807), Гуттштадт (1807), Фридланд (1807), Бородино (1812), Дрезден (1813), Лейпциг (1813), Лаон (1814), Ватерлоо (1815)
Награды и премии

Мише́ль Ней (фр. Michel Ney; правильное произношение — Мишель Не; 1769—1815) — один из наиболее известных маршалов времён Наполеоновских войн, герцог Эльхинген (фр. duc d'Elchingen) и князь Москворецкий (фр. prince de la Moskowa). Наполеон называл его «le Brave des Braves» — «храбрейший из храбрых».

Начало карьеры

Мишель Ней родился 10 января 1769 года во французском анклаве Саарлуисе с преимущественно немецкоязычным населением. Он стал вторым сыном в семье бондаря Пьера Нея (1738—1826) и Маргарет Гревелингер. После окончания колледжа работал писцом у нотариуса, потом надзирателем на литейном заводе.

В 1788 рядовым вступил в гусарский полк, участвовал в революционных войнах Франции, получил ранение при осаде Майнца.

В августе 1796 стал бригадным генералом в кавалерии. 17 апреля 1797 Ней в бою под Нойвидом попал в плен к австрийцам и в мае того же года вернулся в армию в результате обмена на австрийского генерала.

В марте 1799 повышен в звании до дивизионного генерала. Позже в том же году, посланный для подкрепления Массена в Швейцарию, он близ Винтертура был тяжело ранен в бедро и кисть.

В 1800 отличился при Гогенлиндене. После Люневильского мира Бонапарт назначил его генерал-инспектором кавалерии. В 1802 г. Ней был послом в Швейцарии, где провёл мирный договор и медиационные акты 19 февраля 1803 г.

Основные битвы

Получив при провозглашении империи маршальский жезл, Ней в войне 1805 г. с Австрией разбил эрцгерцога Фердинанда при Гюнцбурге и 14 октября штурмом на Эльхингенские бастионы привёл к капитуляции Ульма. В битве при Йене он довершил поражение пруссаков, потом принудил к сдаче Эрфурт и Магдебург; в 1807 г. решил участь сражения при Фридланде, заслужив здесь прозвание le brave de braves - храбрейший из храбрых. В Испании, с 1808 г., он совершил ряд блестящих подвигов. 3 января 1809 г., в бою у Какабелоса, погиб друг маршала – генерал Кольбер, о котором Ней говорил: «Когда Кольбер на аванпостах, я сплю спокойно». В 1811 г. поссорился с главнокомандующим Массена из-за плана кампании и вернулся во Францию. Титул prince de la Moskowa — князь Москворецкий Ней получил 17 ноября 1812 году при отступлении от Москвы.

Поход в Россию и отступление

В Русской кампании 1812 года командовал корпусом и за битву при Бородине получил титул князя Москворецкого. После оккупации Москвы занимал Богородск, а его разъезды доходили до реки Дубны.

Во время отступления из России, после сражения при Вязьме, встал во главе арьергарда, сменив корпус маршала Даву. После отступления главных сил Великой Армии из Смоленска прикрывал её отход и распоряжался подготовкой укреплений Смоленска к подрыву. Промедлив с отступлением, он был отрезан от Наполеона русскими войсками под началом Милорадовича; он пытался пробиться, но, понеся большие потери, не смог осуществить своего намерения, отобрал лучшие части корпуса числом около 3 тысяч солдат и с ними перешел Днепр севернее, у деревни Сырокоренье, бросив большую часть своих войск (в том числе всю артиллерию), которые на следующий день капитулировали. У Сырокоренья войска Нея перебирались через Днепр по тонкому льду; на участки открытой воды бросали доски. Значительная часть солдат при переходе через реку утонула, так что когда Ней соединился у Орши с главными силами, в его отряде оставалось лишь около 500 человек. С железной строгостью поддерживал он дисциплину, при переходе через Березину спас остатки войска. При отступлении остатков Великой армии руководил обороной Вильны и Ковно.

В 1813 г. он, после поражения Удино при Гросберене, получил главное начальство над войсками, предназначавшимися к нападению на Берлин, но 6 сентября был разбит Бюловом у Денневица. В кампанию 1814 г. он сражался у Бриенне, Монмираля, Краонна и Шалон-сюр-Марна. После взятия Парижа уговорил императора отречься от престола. Людовик XVIII назначил его членом военного совета и пэром и поручил ему начальство над шестой дивизией.

Сто дней. Казнь

Когда Наполеон возвратился с острова Эльбы, Ней обещал Людовику XVIII привести Наполеона живым или мертвым, но 17 марта 1815 года, увлекаемый всей своей армией, он перешёл на сторону Наполеона. «Словно плотина прорвалась, — говорил Ней, — я должен был уступить силе обстоятельств».

При открытии кампании 1815 года Ней из рук Наполеона принял начальство над 1-м и 2-м корпусами. 16 июня сражался у Катрбра с герцогом Веллингтоном и при Ватерлоо с большой храбростью руководил центром. Под ним было убито пять лошадей, но Ней в изодранном мундире, с лицом, почерневшим от пороховой гари все еще пытался собрать оставшихся солдат для атаки с криком: «Смотрите, как умирает маршал Франции!». Вернувшись в Париж после поражения, он в палате пэров советовал призвать Бурбонов обратно. Скрываясь бегством в Швейцарию, был арестован 19 августа и привезён в Париж.

Ни один генерал не хотел судить полководца. Ней отрицал компетенцию военного суда в этом деле и требовал передачи его в палату пэров. Военный суд, который состоял из бывших соратников Нея, вынес решение о своей некомпетентности в данном деле. Палата же только и ждала случая проявить своё усердие. Из всех пэров в числе ста шестидесяти одного нашёлся только один, высказавшийся за невиновность маршала: это был молодой герцог де Брольи, лишь за девять дней до этого достигший возраста, дававшего ему право заседать в палате пэров. Сто тридцать девять голосов подано было за немедленную смертную казнь — без права обжалования приговора. 7 декабря 1815 года Ней был расстрелян как государственный изменник неподалёку от Парижской обсерватории. Своим расстрелом руководил сам. Солдаты не хотели стрелять в маршала и только тяжело ранили его. В 1853 году на этом месте была воздвигнута статуя Нея.

Наполеон на острове Святой Елены вспоминал Нея:

Ней был человеком храбрым. Его смерть столь же необыкновенна, как и его жизнь. Держу пари, что те, кто осудил его, не осмеливались смотреть ему в лицо.

Ней оставил четырёх сыновей, издавших в 1833 году его воспоминания, правдивость которых вызывает сомнения.

Награды

• Знак Большого Орла Ордена Почётного легиона (2 февраля 1805 года)
• Великий офицер Ордена Почётного легиона (14 июня 1804 года)
• Легионер Ордена Почётного легиона (11 декабря 1803 года)
• Орден Железной короны (Королевство Италия)
• Большой крест Ордена Христа (Португалия)

Примечания

Литература

• Перрен Эрик. «Маршал Ней: храбрейший из храбрых». — СПб., [kriga-spb.ru/ Крига], 2014.
• Чандлер Дэвид (под ред. Зотова А. В.) «Ватерлоо. Последняя кампания Наполеона». — СПб., Знак, 2004.
• Зотов А. В. Забытый Моро. — СПб.: ЗНАК, 2009.

Ссылки

• [adjudant.ru/fr-march/ney.htm Биография Нея]: статья С. Захарова
• [adjudant.ru/fr-march/ney1815-00.htm Трагедия полководца. Маршал Ней в 1815 году]: исследование С. Захарова
• [echo.msk.ru/programs/netak/954411-echo/ радиопередача из серии "Не так" на радио "Эхо Москвы" с историком Олегом Соколовым]

Отрывок, характеризующий Ней, Мишель

Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.