Некрасов, Константин Фёдорович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Некрасов Константин Фёдорович

Депутат Государственной Думы, 1906 г.
Дата рождения:

13 сентября 1873(1873-09-13)

Место рождения:

Карабиха

Дата смерти:

22 октября 1940(1940-10-22) (67 лет)

Место смерти:

Туапсе

Гражданство:

Россия

Вероисповедание:

Православный

Автограф

Константин Фёдорович Некрасов (13 сентября 1873, Карабиха, Ярославская губерния — 22 октября 1940) — депутат Государственной думы Российской империи I созыва от Ярославской губернии; издатель.





Биография

Константин Фёдорович Некрасов родился и вырос в усадьбе Карабиха Ярославской губернии. Племянник поэта Н. А. Некрасова. Закончив 2-й Московский кадетский корпус, из-за болезни оставил военную службу. Вернулся в Карабиху: сначала лечился, потом помогал отцу управлять имением. После ссоры с ним устроился земским начальником в Пошехонский уезд Ярославской губернии, через 3 года переведён в Ярославский уезд, а затем в Ярославль.

Избран гласным уездного и губернского земств и депутатом Ярославской городской думы, но за вольное толкование циркуляров губернатора уволен без права занимать государственные и общественные должности. В 1905 году избран депутатом Государственной думы Российской империи I созыва как член местного отдела «партии Народной свободы» от Ярославля. После роспуска Думы подписал 10 июля 1906 года «Выборгское воззвание» и осуждён за это по ст. 129, ч. 1, п. п. 51 и 3 Уголовного уложения. Провёл летом 1908 года три месяца в ярославской тюрьме в Коровниках, получил запрет на политическую деятельность. Главным занятием Некрасова в тюрьме, по его словам, было чтение.

С 1909 года он издавал в Ярославле совместно с журналистом Н. Дружининым ежедневную газету демократического направления «Голос», иногда печатался в ней как журналист. Газета имела культурно-просветительскую направленность; политическую агитацию не вела, позволяла себе писать критически лишь о местных проблемах. Через год появилось иллюстрированное приложение «Голоса» — еженедельный литературно-краеведческий журнал «Ярославские зарницы».

В 1911 году Константин Фёдорович основал «Книгоиздательство К. Ф. Некрасова». Издательство имело отделы: «Переводная художественная литература», «Русская классика», «Современная русская литература», «Историческая литература», «Памятники Возрождения», «Памятники древнерусского искусства», «Биографическая библиотека», также выпускало серию лубочных изданий произведений русской и зарубежной литературы. С издательством сотрудничали А. Блок, К. Бальмонт, В. Брюсов, А. Белый, А. Толстой, Д. Мережковский, Ф. Сологуб, М. Кузмин, В. Ходасевич, Б. Зайцев и другое.

В 1914 году вместе с московским искусствоведом П. Муратовым выпустил 6 номеров литературно-художественного журнала «София», посвящённых исследованию древнерусского искусства и сопоставлению его с европейским. В журнале сотрудничали Н. Бердяев, М. Гершензон, В. Ходасевич, Б. Зайцев, И. Грабарь, А. Бенуа и другие. Издание прекращено в связи с призывом на фронт многих сотрудников, в том числе и редактора П. Муратова.

Путешествовал по России, Европе, Ирану. Был членом (некоторое время и председателем) общества «Молодая жизнь», заботившегося о здоровье детей из малоимущих семей. Учредитель Общества охраны памятников старины в Ярославле.

В начале 1916 года Некрасов продал типографию, передал право на издание газеты «Голос» «Издательскому товариществу Голос» в лице его главного представителя Н. Дружинина и переехал в Москву. К 1917 году издательство прекратило свою работу. После Октябрьской революции Константин Фёдорович работал в отделе охраны памятников искусства и старины, затем в финансовых органах. Изучал историю древнерусского искусства, работал над книгой «О фресковой живописи старых русских мастеров», рекомендованной Академией архитектуры к изданию, но оставшейся неопубликованной.

Жил сначала в собственном двухэтажном доме, затем в этом же доме лишь в одной комнате, перегороженной после на две маленькие. В 1924 году скончалась жена Константина Фёдоровича, оставив ему 9-летнего сына Николая. Константин Фёдорович Некрасов умер 22 сентября 1940 года в поезде, по дороге с юга, где отдыхал. Похоронен в Туапсе, могила не сохранилась. Его большой и почти неисследованный архив хранится в Государственном архиве Ярославской области и Ярославском музее-заповеднике.

Семья

  • Сын — Николай[1]

Источники

  • [www.clib.yar.ru/modules.php?name=News&file=article&sid=603 Вечер: Ярославец Константин Фёдорович Некрасов — «непровинциальный провинциал»]. МУК «ЦБС г. Ярославля»
  • [sudar-mb.narod.ru/page/book8/page7.htm Некрасовы из Карабихи] // Русь
  • Ваганова И. [feb-web.ru/feb/rosarc/ra5/ra5-4362.htm Вступительная статья: Книгоиздательство К. Ф. Некрасова и русские писатели начала XX века] // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1994. — С. 436—437. — [Т.] V.

Напишите отзыв о статье "Некрасов, Константин Фёдорович"

Примечания

  1. [www.geni.com/people/%D0%9D%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%B0%D0%B9-%D0%9A%D0%BE%D0%BD%D1%81%D1%82%D0%B0%D0%BD%D1%82%D0%B8%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87-%D0%9D%D0%B5%D0%BA%D1%80%D0%B0%D1%81%D0%BE%D0%B2/6000000026214067897?through=6000000026213732550 Николай Константинович Некрасов]

Отрывок, характеризующий Некрасов, Константин Фёдорович

– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.