Тихвинское кладбище (Санкт-Петербург)
Поделись знанием:
Координаты: 59°55′22″ с. ш. 30°23′11″ в. д. / 59.92278° с. ш. 30.38639° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.92278&mlon=30.38639&zoom=12 (O)] (Я)
Южная весна, покойное, быстрое путешествие в венской коляске и уединение дороги радостно действовали на Пьера. Именья, в которых он не бывал еще, были – одно живописнее другого; народ везде представлялся благоденствующим и трогательно благодарным за сделанные ему благодеяния. Везде были встречи, которые, хотя и приводили в смущение Пьера, но в глубине души его вызывали радостное чувство. В одном месте мужики подносили ему хлеб соль и образ Петра и Павла, и просили позволения в честь его ангела Петра и Павла, в знак любви и благодарности за сделанные им благодеяния, воздвигнуть на свой счет новый придел в церкви. В другом месте его встретили женщины с грудными детьми, благодаря его за избавление от тяжелых работ. В третьем именьи его встречал священник с крестом, окруженный детьми, которых он по милостям графа обучал грамоте и религии. Во всех имениях Пьер видел своими глазами по одному плану воздвигавшиеся и воздвигнутые уже каменные здания больниц, школ, богаделен, которые должны были быть, в скором времени, открыты. Везде Пьер видел отчеты управляющих о барщинских работах, уменьшенных против прежнего, и слышал за то трогательные благодарения депутаций крестьян в синих кафтанах.
Пьер только не знал того, что там, где ему подносили хлеб соль и строили придел Петра и Павла, было торговое село и ярмарка в Петров день, что придел уже строился давно богачами мужиками села, теми, которые явились к нему, а что девять десятых мужиков этого села были в величайшем разорении. Он не знал, что вследствие того, что перестали по его приказу посылать ребятниц женщин с грудными детьми на барщину, эти самые ребятницы тем труднейшую работу несли на своей половине. Он не знал, что священник, встретивший его с крестом, отягощал мужиков своими поборами, и что собранные к нему ученики со слезами были отдаваемы ему, и за большие деньги были откупаемы родителями. Он не знал, что каменные, по плану, здания воздвигались своими рабочими и увеличили барщину крестьян, уменьшенную только на бумаге. Он не знал, что там, где управляющий указывал ему по книге на уменьшение по его воле оброка на одну треть, была наполовину прибавлена барщинная повинность. И потому Пьер был восхищен своим путешествием по именьям, и вполне возвратился к тому филантропическому настроению, в котором он выехал из Петербурга, и писал восторженные письма своему наставнику брату, как он называл великого мастера.
«Как легко, как мало усилия нужно, чтобы сделать так много добра, думал Пьер, и как мало мы об этом заботимся!»
Он счастлив был выказываемой ему благодарностью, но стыдился, принимая ее. Эта благодарность напоминала ему, на сколько он еще больше бы был в состоянии сделать для этих простых, добрых людей.
Главноуправляющий, весьма глупый и хитрый человек, совершенно понимая умного и наивного графа, и играя им, как игрушкой, увидав действие, произведенное на Пьера приготовленными приемами, решительнее обратился к нему с доводами о невозможности и, главное, ненужности освобождения крестьян, которые и без того были совершенно счастливы.
Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе людей, более счастливых, и что Бог знает, что ожидало их на воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал на том, что он считал справедливым. Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянии поверить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает о том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами всё то, что они дают у других, т. е. всё, что они могут давать.
В самом счастливом состоянии духа возвращаясь из своего южного путешествия, Пьер исполнил свое давнишнее намерение заехать к своему другу Болконскому, которого он не видал два года.
Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовыми лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с необросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.
Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.
Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.
– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.
– Гость, – отвечал Антон.
– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.
– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.
При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорей показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.
– Я не могу вам сказать, как много я пережил за это время. Я сам бы не узнал себя.
– Да, много, много мы изменились с тех пор, – сказал князь Андрей.
– Ну а вы? – спрашивал Пьер, – какие ваши планы?
– Планы? – иронически повторил князь Андрей. – Мои планы? – повторил он, как бы удивляясь значению такого слова. – Да вот видишь, строюсь, хочу к будущему году переехать совсем…
Пьер молча, пристально вглядывался в состаревшееся лицо (князя) Андрея.
– Нет, я спрашиваю, – сказал Пьер, – но князь Андрей перебил его:
– Да что про меня говорить…. расскажи же, расскажи про свое путешествие, про всё, что ты там наделал в своих именьях?
Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.
– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
(перенаправлено с «Некрополь мастеров искусств»)
Запрос «Тихвинское кладбище» перенаправляется сюда; см. также другие значения.
| Кладбище | |
Тихвинское кладбище
| |
 Аллея на кладбище | |
| Страна | Россия |
| Строительство | 1823—??? годы |
Ти́хвинское кла́дбище — одно из кладбищ, расположенных на территории Александро-Невской лавры в Санкт-Петербурге.
История
К началу XIX века Лазаревское кладбище Александро-Невской лавры было переполнено, и решено было выделить новый участок для захоронений. Кладбище, первоначально названное Ново-Лазаревским, было заложено в 1823 году[1]. В 1869—1871 годах в северной части Ново-Лазаревского кладбища была возведена церковь-усыпальница, освященная во имя чудотворной иконы Тихвинской Божьей Матери. Деньги на строительство храма в византийско-русском стиле были пожертвованы купцами Полежаевыми, для членов семьи которых в усыпальнице было выделено 20 мест с 13 могилами. В 1876 г. Новое Лазаревское кладбище переименовано в Тихвинское. Храм был закрыт в 1931 году и переделан под почту.
В рамках политики реконструкции кладбищ советская власть в 1935-37 годах осуществила перепланировку кладбища (архитекторы Е. Н. Сандлер и Е. К. Реймерс), в связи с организацией так называемого «Некрополя мастеров искусств». В этот вновь созданный «мемориальный парк» с других кладбищ города (Фарфоровского, Митрофаниевского (уничтожено вместе с храмами), Малоохтинского православного, Выборгского римско-католического (уничтожено), Смоленских православного, лютеранского и армянского, Волковских православного и лютеранского, Новодевичьего и Никольского) были свезены около 60 надгробий и памятников, объявленных историческими и художественными ценностями. В то же время на самом Тихвинском кладбище были уничтожены многие могилы, которые, по мнению тогдашних властей, не представляли никакой ценности[2].
В некрополе представлены памятники, установленные, начиная со второй половины XIX века, по наше время, при явном преобладании памятников конца этого века и начала XX столетия. Для этих памятников характерна утрата образного монументализма, свойственного русскому классицизму в пору его расцвета. Памятники нередко отличаются усложнённой композицией, насыщенностью второстепенных деталей, а в портретах — стремлением к натуралистическому изображению личности, не всегда способствующему раскрытию образа портретируемого. Памятники в некоторой мере сгруппированы по признаку творческого родства своих персонажей. Уточнение того, является ли памятник надгробием или кенотафом отсутствует.
Авторы памятников: С. И. Витали, П. П. Гальберг, И. Я. Забелло, В. А. Гинцбург, Н. А. Беклемишев, И. А. Лаверецкий, А. И. Теребенёв, И. И. Бенуа, И. Е. Горностаев, А. В. Лансере, А. В. Щусев и др.
Долгие десятилетия после погребения в 1966 году Николая Черкасова кладбище считалось закрытым. Исключение было сделано лишь для праха композитора Александра Глазунова, перевезённого из Франции в 1972 году, и Георгия Товстоногова, похороненного здесь в 1989 году.
Похоронены
- Абаза, Юлия Фёдоровна (1830—1915), певица, музыкант, общественный деятель
- Авилов, Михаил Иванович (1882—1954), художник
- Аренский, Антон Степанович (1861—1906), композитор, пианист, дирижёр
- Архангельский, Александр Андреевич (1846-1924), композитор, дирижёр
- Асенкова, Варвара Николаевна (1817—1841), актриса
- Андреев, Василий Васильевич (1861—1918), музыкант, композитор
- Балакирев, Милий Алексеевич (1836—1910), композитор
- Баратынский, Евгений Абрамович (1800—1844), поэт
- Бородин, Александр Порфирьевич (1833—1887), композитор
- Бозио, Анджолина (1830—1859), певица
- Бортнянский, Дмитрий Степанович (1751—1825), композитор и первый директор придворной певческой капеллы
- Бруни, Фёдор Антонович (1799—1875), художник
- Брянский, Яков Григорьевич (1790—1853), актёр
- Воробьёв, Максим Никифорович (1787—1855), художник
- Вяземский, Пётр Андреевич (1792—1878), князь, поэт
- Вяземский, Павел Петрович (1820—1888), дипломат, литератор
- Гинцбург, Илья Яковлевич (1859—1939), скульптор
- Глазунов, Александр Константинович (1865—1936), композитор (прах перевезен из Франции в 1972 году)
- Глинка, Михаил Иванович (1804—1857), композитор
- Гнедич, Николай Иванович (1784—1833), поэт и переводчик
- Горбунов, Иван Фёдорович (1831—1896), литератор
- Дальский, Мамонт Викторович (1865—1918), артист
- Данзас, Константин Карлович (1801—1870), офицер, секундант Пушкина
- Даргомыжский, Александр Сергеевич (1813—1869), композитор
- Дельвиг, Антон Антонович (1798—1831), поэт, барон (памятник был разрушен)
- Демут-Малиновский, Василий Иванович (1779—1846), скульптор
- Дмитревский, Иван Афанасьевич (1736—1821), актёр, театральный деятель
- Достоевский, Фёдор Михайлович (1821—1881), писатель
- Достоевская, Анна Григорьевна, вторая жена Ф. М. Достоевского
- Жуковский, Василий Андреевич (1783—1852), поэт
- Иванов, Александр Андреевич (1806—1858), художник
- Измайлов, Александр Ефимович (1779—1831), литератор
- Каратыгин, Петр Андреевич (1805—1879), артист
- Кавос, Катерино Альбертович (1775—1840), композитор, дирижёр
- Карамзин, Николай Михайлович (1766—1826), историк, писатель
- Клодт, Пётр Карлович (1805—1867), скульптор
- Козлов, Иван Иванович (1779—1840), поэт, переводчик
- Комиссаржевская, Вера Фёдоровна (1864—1910), актриса
- Корвин-Круковский, Юрий Васильевич (1862—1935), артист
- Корчагина-Александровская, Екатерина Павловна (1874—1951), актриса
- Крамской, Иван Николаевич (1837—1887), художник
- Крылов, Иван Андреевич (1769—1844), писатель
- Куинджи, Архип Иванович (1842—1910), художник
- Кустодиев, Борис Михайлович (1878—1927), художник
- Кюи, Цезарь Антонович (1835—1918), композитор
- Лисенков, Иван Тимофеевич (1795—1881), книгоиздатель
- Лисянский, Юрий Фёдорович (1773—1837), мореплаватель, адмирал
- Лебедев, Сергей Васильевич (1874—1934), химик, изобретатель
- Лядов, Анатолий Константинович (1855—1914), композитор
- Матюшкин, Фёдор Фёдорович (1799—1872), адмирал, полярный исследователь, сенатор
- Медведев, Пётр Михайлович (1837—1906), драматический актёр, антрепренёр, создатель первой русской оперной труппы
- Михайловский-Данилевский, Александр Иванович (1789—1848), военный писатель, историк
- Мичурина-Самойлова, Вера Аркадьевна (1866—1948), актриса
- Монахов, Николай Фёдорович (1875—1936) — русский и советский актёр.
- Мусоргский, Модест Петрович (1839—1881), композитор
- Оленин, Алексей Николаевич (1763—1843), директор Императорской Публичной библиотеки,
- Орловский, Борис Иванович (1793—1837), скульптор
- Орлов-Денисов, Пётр Михайлович (1852—1881), граф, офицер
- Остроумова-Лебедева, Анна Петровна (1871—1955), художница
- Петипа, Мариус Иванович (1818—1910), хореограф
- Плетнёв, Пётр Александрович (1792—1866), литературный критик
- Певцов, Илларион Николаевич (1879—1934) — русский и советский актёр
- Петров, Осип Афанасьевич (1807—1878), оперный певец, выдающийся бас
- Петрова-Воробьёва, Анна Яковлевна (1817—1901), выдающаяся оперная певица, прах перенесён со Смоленского кладбища в 1936 году.
- Пименов, Степан Степанович (1784—1833), скульптор
- Римский-Корсаков, Николай Андреевич (1844—1908), композитор
- Рубинштейн, Антон Григорьевич (1829—1894), пианист-виртуоз, дирижёр и композитор, основатель и первый директор Петербургской консерватории
- Самойлов, Василий Васильевич (1813—1887), актёр
- Самойлов, Василий Михайлович (1782—1839), певец
- Серов, Александр Николаевич (1820—1871), композитор
- Сперанский, Михаил Михайлович (1772—1839), выдающийся гос. деятель, основатель Царскосельского лицея
- Стасов, Василий Петрович (1769—1848) — отец Владимира, архитектор
- Стасов, Дмитрий Васильевич (1828—1918) — брат Владимира, адвокат, общественный деятель
- Стасов, Владимир Васильевич(1824—1906) — музык. и худ. критик
- Стравинский, Федор Игнатьевич (1843—1902), оперный певец, отец Игоря Стравинского
- Стрепетова, Полина Антипьевна (1850—1903), театральная актриса
- Товстоногов, Георгий Александрович (1915—1989), театральный режиссёр (последним был похоронен на бывшем Тихвинском кладбище летом 1989 года)
- Ходотов, Николай Николаевич (1878—1932), артист
- Чайковский, Пётр Ильич (1840—1893), композитор
- Черкасов, Николай Константинович (1903—1966), актёр
- Шимановская, Мария (1789—1831), пианистка
- Шишкин, Иван Иванович (1832—1898), художник
- Юрьев, Юрий Михайлович (1872—1948), актёр
Утраченные могилы
- Абаза, Александр Аггеевич (1821—1895) Государственный контролер, министр финансов.
- Алексий (Шестаков) (1754—1826). Схимонах, духовник митрополита Серафима; беседовал с императором Александром I перед его отъездом в Таганрог в 1825 г.
- Бажанов, Василий Борисович (1800—1883) Протопресвитер, императорский духовник.
- Бехтерева, Наталья Петровна (1860—1926) Жена В.М.Бехтерева, основателя Института мозга.
- Валуев, Петр Александрович (1814—1890) Министр внутренних дел, председатель Комитета министров; зять поэта П. А. Вяземского.
- Вяземский, Павел Петрович (1820—1888) Сын П.А.Вяземского; историк, литератор, основатель Общества древней письменности.
- Гейденрейх, Богуслав Богуславович (1818—1895) Академик архитектуры.
- Гёрсеванов, Михаил Николаевич (1830—1907) Директор Института путей сообщения, основатель Русского технического общества, крупный специалист по портовым сооружениям, один из создателей проекта Транссибирской железнодорожной магистрали.
- Демидов, Павел Николаевич (1798—1840) Заводчик, основатель Демидовских премий Академии наук.
- Дубасов, Федор Васильевич (1845—1912) Генерал-адъютант, адмирал, московский генерал-губернатор.
- Дурново, Иван Николаевич (1835—1903) Министр внутренних дел, председатель Комитета министров.
- Карамзина, Елизавета Николаевна (1821—1891) Дочь Н.М.Карамзина от брака с Б. А. Колывановой.
- Карамзина, Софья Николаевна (1802—1856) Дочь Н.М.Карамзина от первого брака с Е. И. Протасовой. Ум. 1802.
- Карташевская, Надежда Тимофеевна (?-1887) Сестра писателя С.Т.Аксакова, жена математика Г.И.Карташевского.
- Мещерская, Екатерина Николаевна (1806—1867) Дочь Н.М.Карамзина, жена подполковника кн. П.И.Мещерского.
- Михайловский-Данилевский, Александр Иванович (1790—1848) Участник Отечественной войны 1812 г., военный историк, сенатор, генерал-лейтенант.
- Нольде, Эммануил Юльевич (1854—1909) Управляющий делами Комитета министров.
- Остелецкий, Константин Степанович (1847-1904) Вице-адмирал, главный инспектор минного дела.
- Петров, Василий Петрович (1778—1829) Архитектор Александро-Невской лавры.
- Попов, Лев Васильевич (1844—1906) Академик Военно-медицинской академии, лейб-медик.
- Рикорд, Петр Иванович (1776—1855) Адмирал, кругосветный мореплаватель, исследователь Камчатки и северной части Тихого океана, председатель Морского учёного комитета, председатель Пароходного комитета.
- Рикорд, Людмила Ивановна (1794—1883) Русская писательница, жена адмирала П.И.Рикорда.
- Рожественский, Зиновий Петрович (1848—1909) Вице-адмирал, командующий 2-й Тихоокеанской эскадрой.
- Саблуков, Александр Александрович (1783—1857) Генерал-лейтенант, инженер, изобретатель центробежного насоса.
- Сипягин, Дмитрий Сергеевич (1853—1902) Министр внутренних дел, шеф жандармов; убит эсером С. В. Балмашевым.
- Стояновский, Николай Иванович (1820—1900) Председатель департамента гражданских и духовных дел Государственного совета, вице-председатель Русского музыкального общества.
- Суворов-Рымникский, Константин Аркадьевич, кн. Италийский. (1809—1878). Внук А.В.Суворова.
- Сухозанет, Иван Онуфриевич (1788—1861) Генерал-адъютант, начальник гвардейского артиллерийского корпуса.
- Танеев, Александр Сергеевич (1785—1866) Сенатор, статс-секретарь, управляющий 1 отделением Собственной канцелярии.
Напишите отзыв о статье "Тихвинское кладбище (Санкт-Петербург)"
Примечания
Литература
- Нетунахина Г. Д. Музей городской скульптуры. Л.: Лениздат. 1981
- Антонов В. В., Кобак А. В. Святыни Санкт-Петербурга. Историко-церковная энциклопедия в трех томах. — СПб.: Издательстро Чернышева, 1994—1996.
- Алфавитный указатель исторических могил, находящихся на кладбищах гор. Петрограда и его окрестностей // [vivaldi.nlr.ru/bx000020038/view#page=1872 Отдел IV: Алфавитный указатель исторических могил…] // Весь Петроград на 1917 год, адресная и справочная книга г. Петрограда. — Петроград: Товарищество А. С. Суворина — «Новое время», 1917. — С. 486—489. — ISBN 5-94030-052-9.
Ссылки
- [tikhvinskoe.ru/ Онлайн-тур по Тихвинскому кладбищу]
- [lavraspb.ru/ Сайт кладбищ Александро-Невской лавры, история кладбищ, некрополь]
- [m-necropol.narod.ru/spisok.html#%D1%EC%EE%EB%E5%ED%F1%EA%EE%E5]
- [www.nlr.ru/history/lavra/tih.html Путеводитель по Тихвинскому кладбищу]
- [www.spbin.ru/encyclopedia/cemetries/nekromaster.htm НЕКРОПОЛЬ МАСТЕРОВ ИСКУССТВ]
Отрывок, характеризующий Тихвинское кладбище (Санкт-Петербург)
Главноуправляющий, считавший все затеи молодого графа почти безумством, невыгодой для себя, для него, для крестьян – сделал уступки. Продолжая дело освобождения представлять невозможным, он распорядился постройкой во всех имениях больших зданий школ, больниц и приютов; для приезда барина везде приготовил встречи, не пышно торжественные, которые, он знал, не понравятся Пьеру, но именно такие религиозно благодарственные, с образами и хлебом солью, именно такие, которые, как он понимал барина, должны были подействовать на графа и обмануть его.Южная весна, покойное, быстрое путешествие в венской коляске и уединение дороги радостно действовали на Пьера. Именья, в которых он не бывал еще, были – одно живописнее другого; народ везде представлялся благоденствующим и трогательно благодарным за сделанные ему благодеяния. Везде были встречи, которые, хотя и приводили в смущение Пьера, но в глубине души его вызывали радостное чувство. В одном месте мужики подносили ему хлеб соль и образ Петра и Павла, и просили позволения в честь его ангела Петра и Павла, в знак любви и благодарности за сделанные им благодеяния, воздвигнуть на свой счет новый придел в церкви. В другом месте его встретили женщины с грудными детьми, благодаря его за избавление от тяжелых работ. В третьем именьи его встречал священник с крестом, окруженный детьми, которых он по милостям графа обучал грамоте и религии. Во всех имениях Пьер видел своими глазами по одному плану воздвигавшиеся и воздвигнутые уже каменные здания больниц, школ, богаделен, которые должны были быть, в скором времени, открыты. Везде Пьер видел отчеты управляющих о барщинских работах, уменьшенных против прежнего, и слышал за то трогательные благодарения депутаций крестьян в синих кафтанах.
Пьер только не знал того, что там, где ему подносили хлеб соль и строили придел Петра и Павла, было торговое село и ярмарка в Петров день, что придел уже строился давно богачами мужиками села, теми, которые явились к нему, а что девять десятых мужиков этого села были в величайшем разорении. Он не знал, что вследствие того, что перестали по его приказу посылать ребятниц женщин с грудными детьми на барщину, эти самые ребятницы тем труднейшую работу несли на своей половине. Он не знал, что священник, встретивший его с крестом, отягощал мужиков своими поборами, и что собранные к нему ученики со слезами были отдаваемы ему, и за большие деньги были откупаемы родителями. Он не знал, что каменные, по плану, здания воздвигались своими рабочими и увеличили барщину крестьян, уменьшенную только на бумаге. Он не знал, что там, где управляющий указывал ему по книге на уменьшение по его воле оброка на одну треть, была наполовину прибавлена барщинная повинность. И потому Пьер был восхищен своим путешествием по именьям, и вполне возвратился к тому филантропическому настроению, в котором он выехал из Петербурга, и писал восторженные письма своему наставнику брату, как он называл великого мастера.
«Как легко, как мало усилия нужно, чтобы сделать так много добра, думал Пьер, и как мало мы об этом заботимся!»
Он счастлив был выказываемой ему благодарностью, но стыдился, принимая ее. Эта благодарность напоминала ему, на сколько он еще больше бы был в состоянии сделать для этих простых, добрых людей.
Главноуправляющий, весьма глупый и хитрый человек, совершенно понимая умного и наивного графа, и играя им, как игрушкой, увидав действие, произведенное на Пьера приготовленными приемами, решительнее обратился к нему с доводами о невозможности и, главное, ненужности освобождения крестьян, которые и без того были совершенно счастливы.
Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе людей, более счастливых, и что Бог знает, что ожидало их на воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал на том, что он считал справедливым. Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянии поверить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает о том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами всё то, что они дают у других, т. е. всё, что они могут давать.
В самом счастливом состоянии духа возвращаясь из своего южного путешествия, Пьер исполнил свое давнишнее намерение заехать к своему другу Болконскому, которого он не видал два года.
Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовыми лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с необросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.
Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.
Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.
– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.
– Гость, – отвечал Антон.
– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.
– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.
При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорей показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.
– Я не могу вам сказать, как много я пережил за это время. Я сам бы не узнал себя.
– Да, много, много мы изменились с тех пор, – сказал князь Андрей.
– Ну а вы? – спрашивал Пьер, – какие ваши планы?
– Планы? – иронически повторил князь Андрей. – Мои планы? – повторил он, как бы удивляясь значению такого слова. – Да вот видишь, строюсь, хочу к будущему году переехать совсем…
Пьер молча, пристально вглядывался в состаревшееся лицо (князя) Андрея.
– Нет, я спрашиваю, – сказал Пьер, – но князь Андрей перебил его:
– Да что про меня говорить…. расскажи же, расскажи про свое путешествие, про всё, что ты там наделал в своих именьях?
Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.
– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
