Нектарий (архиепископ Константинопольский)

Нектарий Константинопольский
Νεκτάριος της Κωνσταντινούπολης
Смерть	17 сентября 397(0397-09-17) Константинополь
Почитается	в Православной церкви
В лике	святителей
День памяти	11 (24) октября

Архиепископ Некта́рий (греч. Αρχιεπίσκοπος Νεκτάριος; ум. 17 сентября 397) — патриарх Константинопольский с 381 года по 397 год, участник Второго Вселенского собора.

Причислен в Греческой церкви к лику святых, память 11 октября.

Биография

Нектарий родился в Тарсе Киликийском, год рождения его неизвестен. Историки Ермий Созомен и Сократ Схоластик сообщают, что Нектарий был из сенаторского рода.

Историк Феодорит Кирский сообщает, что Нектарий был «муж благородный, был украшен знаменитостью рода и сиявший собственными добродетелями». Родным братом Нектария был Арсакий, который стал архиепископом Константинопольским после Иоанна Златоуста.

Нектарий присутствовал на Втором Вселенском соборе. На нем начались разногласия, ради сохранения мира Григорий Богослов оставил Константинопольскую кафедру и удалился в Назианзин; поэтому встал вопрос об избрании нового патриарха. Как сообщает Созомен, Диодор Тарсийский предложил в качестве кандидата на патриаршество Нектария. Император Феодосий I Великий предложил остальным участникам собора написать список имен кандидатов, затем император читал список и пальцем водил по нему, и наконец остановил свой выбор на Нектарии; с этим выбором Нектария императора на патриарший престол согласились участники собора.

Оказалось, что Нектарий, хотя был уже седой и кроткий, добрый и достойный, но некрещёный. Его крестили и последовательно возвели на все церковные ступени священства, начиная с самых низших, и наконец на соборе поставили на патриаршескую кафедру Константинополя. После этого на соборе был утверждён Символ веры и приняты святые каноны, на соборе анафематсвовали ариан и духоборцев. После того, как собор закончился, Нектарий, под руководством Аданского епископа Кириака, изучал обязанности священства; он попросил Тарсийского епископа Диодора, чтобы Кириак некоторое время побыл с ним.

Нектарий пытался склонить своего друга и домашнего врача Мартирия к принятию священства, но Мартирий из-за грехов своей молодости уклонился от этого предложения. В 382 году в Константинополе прошёл поместный собор для врачевания антиохийского раскола, в котором принимал участие Нектарий; после этого собора Восточные отцы отправили в Рим от имени собора трёх посланников-епископов для того, чтобы возобновить общение с папой Дамасом и Западными епископами.

Нектарий был ненавидим арианами. Когда император Феодосий находился в Италии, то в Константинополе пошли слухи о том, что войско императора потерпело поражение, а сам царь находится в плену; ариане поверив этим слухам зажгли дом Нектария, в досаде, что он владеет церквами. Нектарий первый уничтожил звание пресвитера, поставленного над кающимися, затем его примеру последовали все епископы. Во время архирейства Нектария в Константинополь была перенесена глава Иоанна Крестителя и обретены мощи пророков Аввакума и Михея.

В 394 году Нектарий принял участие в Константинопольском поместном соборе с участием Александрийского и Антиохийского патриархов, на котором был принято правило, вошедшее в Каноны Православной церкви.

От Нектария остался труд «Слово на день св. Феодора Стратилата».

После кончины Нектария на его место был избран Иоанн Златоуст.

Литература

• Полный Православный богословский энциклопедический словарь издательство Сойкина 1912 год. том 2. колонка 1621.
• Нектарий, патриарх константинопольский // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• [www.ec-patr.org/list/index.php?lang=gr&id=36 Οικουμενικό Πατριαρχείο]

Отрывок, характеризующий Нектарий (архиепископ Константинопольский)

– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».