Нелюбовь
| Нелюбовь | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Автор сценария | |
| В главных ролях | |
| Оператор | |
| Кинокомпания | |
| Длительность |
94 мин. |
| Страна |
|
| Язык | |
| Год | |
| IMDb | |
«Нелюбовь» — художественный фильм, снятый режиссёром Валерием Рубинчиком в 1991 году.
По мнению исследователей, картина не только открыла дорогу в профессию сценаристу Ренате Литвиновой и актрисе Ксении Качалиной[1], но и стала первой лентой в «истории свободного российского кино»[2].
Премьера состоялась в июле 1992 года.
Содержание
Сюжет
Сюжет фильма строится как череда коротких эпизодов из жизни девушки Риты (Ксения Качалина). В кинотеатре, куда героиня приходит со своим другом Ромой, она знакомится с фотографом (Станислав Любшин). Немногословный взрослый мужчина начинает ухаживания, на которые Рита легко откликается, не прерывая в то же время отношений с Ромой.
В перерывах между свиданиями молодая женщина общается с лучшей подругой Бубастисой и рассматривает журнальные снимки Мэрилин Монро; американская актриса постоянно присутствует в фильме — то в записи, то в мыслях и снах героини.
Однажды, взяв собственную фотографию, Рита на обороте фиксирует итоги своей жизни: перечисляет мужчин, с которыми встречалась, упоминает о чувстве вины перед родителями, признаётся в одиночестве, подсчитывает долги и задаёт себе вопрос: «Что делать?» В графе «Вывод» она пишет: «Ничего». Безысходность и неприкаянность толкают героиню на непоправимый шаг.
Сценарий
Нелюбовь, по Литвиновой, это диагноз. Это разновидность энтропии, которая кончается смертью. Если не физической, то метафизической. Об этом сценарий «Нелюбовь».
|
Сценарий будущего фильма был дипломной работой выпускницы ВГИКа Ренаты Литвиновой. Однако вузовская профессура, по словам драматурга, отказалась принимать «Нелюбовь»; на кафедре ей была дана отрицательная рецензия. Чтобы защититься, Литвинова трижды переписывала работу[2][4].
Вскоре с первоначальным вариантом сценария познакомился Сергей Соловьев. Режиссёру показалось, что в нём Литвинова «уловила настроение тогдашней эпохи», и он принял решение запустить «Нелюбовь» в производство. Однако снимать фильм Соловьёв не мог из-за занятости, поэтому передал сценарий Валерию Рубинчику, а позже помог картине выйти в прокат[4].
Отзывы и рецензии
Большинство критиков оценивали картину «Нелюбовь» с поправкой на время создания и действия. Так, киновед Татьяна Москвина отметила, что Рита, как и другие героини ранних фильмов Литвиновой, «страдает от агрессии глубоко инвалидного мира»[5]. Обозреватель Наталья Басина («Новая газета») в рецензии, посвящённой «Нелюбви», напомнила, что начало 1990-х было временем обманутых надежд, когда «почва уходила из-под ног, а Иваны-Царевичи оборачивались Серыми Волками»[6].
Героиня фильма вызвала полярные суждения. Если Любовь Аркус («Новейшая энциклопедия отечественного кино») сделала акцент на «безбытности и бестелесности» Риты, а также посетовала, что нигде более Ксении Качалиной не довелось сыграть такого «беззащитно-опасного вечного ребёнка»[7], то Дмитрий Быков в статье, посвящённой мифологии труда в кино, признался, что героиня его откровенно раздражает[8]:
|
Литвинова относится к своей героине весьма трезво. Рубинчик, напротив, эстетизирует героиню изо всех сил и превращает её почти в символ лучшей части поколения, ищущего, потерянного, обречённого, красивого и проч. | 
|
Отдельных оценок заслужила работа оператора: кинокритики обратили внимание на «чёрно-белое изображение с растворяющими его световыми эффектами и контрастными оранжево-синими вставками»[1], а также пропитанность ленты «каким-то лунатическим сиянием»[6].
«Нелюбовь» стала первым шагом к строительству того имиджа, который впоследствии стал фирменным стилем Литвиновой, убеждена Наталья Басина[6]:
|
|
Рената проявила почти полководческую гениальность в созидании собственного культа. |
|
Съёмочная группа
- Валерий Рубинчик — режиссёр
- Рената Литвинова — автор сценария
- Олег Мартынов — оператор
- Ирина Калашникова — художник-постановщик
- Маргарита Пасухина — звукорежиссёр
Роли исполняли
| Актёр | Роль |
|---|---|
| Ксения Качалина | Рита |
| Станислав Любшин | Фотограф |
| Дмитрий Рощин | Рома |
| Генриетта Егорова | мама Ромы |
| Ирина Шеламова | Бубастиса подруга Риты |
| Екатерина Щербакова | массажистка |
| Виктор Ремизов | водитель |
| Александр Пожаров | незнакомец |
Награды и фестивали
- Открытый Российский кинофестиваль «Кинотавр» (1992) — приз за лучшую женскую роль (Ксения Качалина)
- Международный кинофестиваль в Берлине (1992) — участие в программе «Панорама»
- «Золотой Овен» (1993) — премия за лучшую операторскую работу (Олег Мартынов)
- «Ника» (1993) — номинация «За лучшую операторскую работу» (Олег Мартынов)
Напишите отзыв о статье "Нелюбовь"
Примечания
- ↑ 1 2 Лилия Маслова. Валерий Рубинчик // [old.russiancinema.ru/template.php?dept_id=15&e_dept_id=1&e_person_id=792 Новейшая история отечественного кино. 1986-2000. Кино и контекст]. — Спб: Сеанс, 2001. — Т. III.
- ↑ 1 2 Ольга Андреева [rusrep.ru/2007/06/interview_renata_litvinova/ «Мой стиль — все непоследовательно и вздохами» — так Ренате Литвиновой больше нравится] // Русский репортёр. — 2007. — № 6.
- ↑ [kinoart.ru/archive/2003/01/n1-article15 Рената Литвинова: «Только любовь, или Большая постановка жизни»] // Искусство кино. — 2003. — № 1.
- ↑ 1 2 Вячеслав Огрызко [litrossia.ru/2008/11/02632.html Подахматовка нашего времени: Рената Литвинова] // Литературная Россия. — 2008. — № 11.
- ↑ Москвина Т. Рената Литвинова // [old.russiancinema.ru/template.php?dept_id=15&e_dept_id=1&e_person_id=531 Новейшая история отечественного кино. 1986—2000. Кино и контекст]. — Спб: Сеанс, 2001. — Т. 2.
- ↑ 1 2 3 Наталья Басина [www.novayagazeta.ru/arts/25306.html Как полюбили нелюбовь] // Новая газета. — 2005. — № 94.
- ↑ Л. Аркус. Качалина Ксения // [old.russiancinema.ru/template.php?dept_id=15&e_dept_id=1&e_person_id=416 Новейшая история отечественного кино. 1986-2000. Кино и контекст]. — Спб: Сеанс, 2001. — Т. II.
- ↑ Дмитрий Быков. Блуд труда. Эссе. — Спб: ЛимбусПресс, 2002. — С. 22. — 416 с. — ISBN 5-8370-0014-3.
Ссылки
- [old.russiancinema.ru/template.php?dept_id=3&e_dept_id=&e_movie_id=4042 Информация о фильме в Энциклопедии отечественного кино]
| ||||||
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Нелюбовь
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
