Немецкий двор

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Немецкий двор (Новгород)»)
Перейти к: навигация, поиск

Координаты: 58°31′05″ с. ш. 31°17′14″ в. д. / 58.518081° с. ш. 31.287205° в. д. / 58.518081; 31.287205 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=58.518081&mlon=31.287205&zoom=14 (O)] (Я) Немецкий двор (или двор святого Петра) — второй иноземный двор немецких купцов, располагавшийся в Новгороде и существовавший примерно в XIIXVI веках[1][2].





История

Немецкие купцы некоторое время находились на Готланде в городе Висбю, впоследствии перебрались на Готский двор, а лишь потом получили возможность создать Немецкий двор. Немцы инициировали создание в Новгороде немецкого торгового двора примерно в 11911192 годах[3][4]. На территории двора была построена церковь святого Петра, отчего в иностранных источниках закрепилось название «Двор св. Петра» (Peterhof)[5][2]. Церковное здание имело двухэтажный вид, согласно письменным источникам (в археологическом плане пока нет сведений). В этой церкви хранили товары, причём под его сводом рекомендовалось хранить бочки, полотняные и другие крупные товары. Самым охраняемым местом в церкви был алтарь, поэтому там ставили бочки с вином, но нельзя было на эти бочки ставить кружки и другие подобные предметы. Кроме товаров, хранились также предметы для взвешивания серебра (весы и гири)[6].

С XIV века Немецкий двор превратился в важный центр ганзейской торговли[2]. Согласно письму 1402 года, немцы в этот период арендовали Готский двор. Немецкие купцы с готландскими неоднократно переоформляли договор аренды — в 1402 на десять лет, в 1414 году на те же десять лет, в 1424 году уже на двадцать лет и так далее. До 1424 года выплаты за аренду шли в готских марках через каждые пять лет, лишь в последнем случае в рейнских гульденах. Согласно этим договорам, от лица ганзейских купцов выступал город Ревель, а от готландских купцов — Висбю[7].

В 1478 году московский князь Иван III ликвидирует Новгородскую республику, в результате чего товары с немецкими купцами были задержаны в Новгороде. В 1487 году возобновилась торговля с Новгородом, но в 1494 году по решению московского правителя ганзейская контора закрывается. Немецкие купцы с товарами арестованы и отправлены в Москву[8][9]. В 1514 году благодаря московскому князю Василию III ганзейские купцы получают возможность снова открыть контору и возобновить торговлю в Новгороде. Однако немецкое купечество не смогло полноценно развить торговые отношения и окончательно прекратило своё существование в этом городе после пожара в 1541 году[2][10].

Структура

Немецкие купцы приезжали в Новгород два раза в год. Первый приезд осуществлялся с осени до весны и такие купцы назывались «зимними гостями». Второй раз приезд происходил в навигационный период, и купцы назывались «летними гостями». Им запрещалось в Новгород привозить с собой жён, чтобы купцы не укоренились на новгородской земле. Структурно Немецкий двор подразделялся на три категории: мастера, подмастерья и ученики. Двор имел автономное существование. Для его управления назначался старшина (олдермен), избираемый на купеческих сборах. Ему помогали ратманы в количестве от двух до четырёх человек. Для обеспечения интересов подмастерий из этой среды выбирался фогт. Дополнительно назначались ещё два старшины — для руководства делами церкви святого Петра. Вместе с купцами из немецких земель приезжал священник, который не только исполнял религиозные функции, но и был писарем купцов[11].

Устав

После появления в Новгороде Немецкого двора, был выработан купеческим сообществом этого двора устав под названием «скра». Устав известен в семи редакциях, первая из которых появилась во второй четверти XIII века, а последняя в 1603 году. Скра содержала правила торговли с Новгородом и его западными партнёрами, внутренние отношения купеческого двора, регулировала штрафные санкции за нарушения в ведении торговли и другие положения. В 1371 году была принята четвёртая редакция, выработанная на съездах ганзейских городов. Впоследствии этот устав стал общеганзейским[12][13][14].

См. также

Напишите отзыв о статье "Немецкий двор"

Примечания

Литература

  • Казакова Н. А. Русско-ливонские и русско-ганзейские отношения. Конец XIV – начало XVI в.. — Л.: Наука, 1975. — 360 с.
  • Мельникова Е. А. О юридическом статусе Готского двора в Новгороде в середине XIII в. // Древняя Русь и Скандинавия: Избранные труды. — М.: Русский Фонд Содействия Образованию и Науке, 2011. — С. 385—395. — ISBN 978-5-91-244-073-1.
  • Подаляк Н. Г. Могутня Ганза. Комерційний простір, міське життя і дипломатія XII-XVII століть. — К.: Темпора, 2009. — 360 с. — ISBN 978-966-8201-56-1.
  • Рыбина Е. А. Иноземные дворы в Новгороде XII-XVII вв.. — М.: Московский государственный университет, 1986. — 176 с.
  • Рыбина Е. А. Немецкий двор // Великий Новгород. История и культура IX-XVII веков: Энциклопедический словарь. — СПб.: Нестор-История, 2007. — С. 348. — ISBN 5-98187-236-5.
  • Рыбина А. Е. Новгород и Ганза. — М.: Рукописные памятники Древней Руси, 2009. — 320 с. — ISBN 978-5-9551-0331-0.
  • Рыбина Е. А. Скра // Великий Новгород. История и культура IX—XVII веков: Энциклопедический словарь. — СПб.: Нестор-История, 2007. — С. 438—439. — ISBN 5-98187-236-5.
  • Хрусталёв Д. Г. О системе готских дворов в Новгородской земле в XII-XIII вв. // Новгород и Новгородская земля. История и археология. — 2004. — Вып. 18. — С. 312—321.

Отрывок, характеризующий Немецкий двор

Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.