Немецкий словарь братьев Гримм
| Немецкий словарь | |
| Das Deutsche Wörterbuch | |
 Титульный лист первого тома. | |
| Автор: | |
|---|---|
| Язык оригинала: | |
| Дата написания: |
1838—1957 (1-е издание) |
| Дата первой публикации: |
1854—1960 (1-е издание) |
«Немецкий словарь» (нем. Das Deutsche Wörterbuch, также DWB или Der Grimm) — крупнейший и наиболее известный словарь немецкого языка, начатый Братьями Гримм в конце 1830-х годов, впоследствии продолженный в Гёттингенском университете и Берлинской академии наук, первое издание которого было завершено только в 1960 году.
Содержание
История создания
Предпосылки и предшественники
Идея создания этимологического словаря немецкого языка возникла в академической среде задолго до Братьев Гримм. Подобные попытки неоднократно предпринимались с XVII века не только учёными, но и литераторами. В 1691 году Каспар Штилер опубликовал небольшую работу «Родословное древо немецкого языка» (), немного позднее развитую и дополненную Г. Ф. Лейбницем в его «Предварительных размышлениях относительно упражнения и улучшения немецкого языка» (нем. Unvorgreiflichen Gedanken betreffend die Übung und Verbesserung der deutschen Sprache, 1698), предложившим универсальный план немецкого этимологического словаря [1]. Однако идеи Штилера и Лейбница впервые воплотились, впрочем не во всей своей полноте, только полвека спустя. Во конце XVIII — начале XIX вв. были опубликованы 3 крупные работы такого рода:
- Иоганн Леонард Фриш (нем. Johann Leonhard Frisch) в 1741 г. опубликовал двухтомный «Немецко-латинскнем. Der Teutschen Sprache Stammbaumий словарь» (нем. Teutsch-Leteinisches Wörterbuch) с обширным этимологическим комментарием.
- Иоганн Кристоф Аделунг (нем. Johann Christoph Adelung) в 1774—1786 гг. выпустил в свет классический пятитомный труд «Опыт полного грамматико-критического словаря верхненемецкого диалекта» (нем. Versuch einen vollständigen grammatisch-kritischen Wörterbuchs der hochdeutschen Mundart), в котором изложил результаты своих многолетних исследований в области истории немецкого языка, в том числе представил общую картину развития германских языков.
- Иоахим-Генрих Кампе (нем. Joahim-Heinrich Campe) в 1807—1811 опубликовал «Словарь немецкого языка в пяти томах» (нем. Wörterbuch der deutschen Sprache in 5 Bände), где сделал попытку обосновать также нормы словоупотребления.
Особенностью трёх вышеуказанных изданий является исключительное внимание к «нормативному элементу»: попытка выработать нормы «хорошего» или «высокого немецкого». Однако к середине XIX века стало очевидным несоответствие этих попыток изменившимся научным требованиям и стандартам исследовательской работы. Все эти произведения носили нарративный и описательный характер, чтобы стать подлинно научными им недоставало строгой методологической основы [2].
Немецкий словарь Братьев Гримм
В марте 1838 г. лейпцигские книгоиздатели Раймер и Гирцель по инициативе германиста Рудольфа Фридриха Гаупта предложили Братьям Гримм заняться подготовкой этимологического словаря немецкого языка, отвечающего современным научным требованиям [3]. Братья Гримм поставили перед собой не только научную, но и высокую патриотическую задачу: дать возможность простому гражданину ощутить единство нации, пусть и разделённой на три сотни карликовых государств, но объединённой языком и культурой[4]. Этой целью обусловлен и выбор метода, положенного Братьями Гримм в основу исследования, — сравнительно-исторический метод, который позволял рассмотреть эволюцию языка, его генетические связи в контексте развития общества, являвшегося его носителем. Так сравнительно-исторический метод впервые был последовательно применён в исследовании языка, что свидетельствовало о рождении новой науки — лингвистики[5]. К моменту смерти Якоба Гримма, последовавшей в 1863 году, были закончены разделы со словами на буквы A, B, C, E, составленные Якобом, и на букву D, составленный Вильгельмом. Раздел на букву F Якоб не успел завершить, остановившись на статье «Frucht».
Последующее поколение филологов продолжило эту работу: Прусская академия наук создала особую рабочую группу исследователей, завершившую работу к 1960 году, то есть только через 120 лет после её начала. По иронии судьбы, словарь был завершен всего за год до возведения Берлинской стены. Работа по улучшению словаря (составление комментариев и включение маргиналий) продолжается в Берлинской академии наук и сегодня группой из 13 исследователей под руководством профессора К. Унгера (нем. Dr. Christian Unger), готовится электронная версия словаря. К настоящему моменту словарь насчитывает 33 тома и около 600 000 словарных определений [6].
Напишите отзыв о статье "Немецкий словарь братьев Гримм"
Примечания
- ↑ Lemmer M. Die Brüder Grimm. Leipzig, 1985. S. 58.
- ↑ Lemmer M. Idem. S. 59.
- ↑ Ginschel G. Der Junge Jacob Grimm. Berlin, 1989. S. 61 und ff.
- ↑ Grimm J. Vorwort 1 // Deutsches Wörterbuch. Bd. 1. Leipzig, 1854. S. XXXIV.
- ↑ Ginschel G. Idem. S. 282 und ff.
- ↑ [www.bbaw.de/bbaw/Forschung/Forschungsprojekte/dwb/de/Ueberblick#ersteAusgabe Die Statistik zur Erste Ausgabe (BBAdW)]
Ссылки
- [www.bbaw.de/bbaw/Forschung/Forschungsprojekte/dwb/de/Ueberblick Рабочая группа «Немецкий словарь Братьев Гримм» на сайте Берлинской академии наук]
Отрывок, характеризующий Немецкий словарь братьев Гримм
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
