Немецкий язык в США

На протяжении XVIII века к поселенцам из Джермантауна присоединились десятки тысяч иммигрантов из Германии. В 1790 году в Соединённых Штатах Америки жило около 277 тысяч лиц немецкого происхождения; примерно 141 тысяча из этого числа проживала в Пенсильвании, составляя примерно треть всего населения этого штата. Позднее немецких иммигрантов стали привлекать Цинциннати (Огайо), Сент-Луис (Миссури) и особенно Милуоки (Висконсин), и их культурное влияние ощущается в этих местах и по сей день.

На сегодняшний день немецкий язык — второй по частоте использования в штатах Северная и Южная Дакота. Большинство современных американцев немецкого происхождения не говорят по-немецки, но по-прежнему считают себя «немецкими американцами» и образуют, по данным переписи, наиболее многочисленную этническую группу в США — почти 50 млн человек, обогнав даже американцев английского и ирландского происхождения. Это объясняется тем фактом, что немцы прибывали в страну на протяжении столетий и заселялись волнами в различных местностях, между которыми были слабые связи, в то время как между потомками мигрантов с Восточного побережья и вновь прибывшими колонизаторами прерии были тесные связи. Кроме того, в связи с двумя мировыми войнами многие сознательно отказались от языка предков.

Легенда Муленберга

Существует широко распространенная легенда, согласно которой немецкий едва не стал государственным языком США. По этой легенде, на соответствующем голосовании голосов против этого предложения было всего на один больше, чем в его поддержку, и этот голос принадлежал американцу немецкого происхождения Фредерику Муленбергу. Эту историю в немецкой прессе вспоминают ещё с 1840 года как иллюстрацию того, что в Соединённых Штатах уже в XVIII веке было множество иммигрантов из Германии.

Немецкоязычный методизм

Около 1800 года в Пенсильвании были созданы две немецкоязычные методистские церкви, «Объединенные братья во Христе» и «Евангелическая ассоциация». В обеих церквях устав и методистские книги песнопений были написаны на немецком языке, кроме того, они издавали газеты на немецком, одна из которых просуществовала до 1937 года. С середины XIX века английский стал в них вторым языком, но вплоть до XX века существовали местности, где немецкий был основным церковным языком. В 1937 году обе церкви объединились, а в 1968 году вместе с Методистской епископальной церковью образовали Объединенную Методистскую церковь.

Внутри Методистской епископальной церкви также были образованы в середине XIX века немецкоязычные «конференции», пересекавшиеся с англоязычными. Пример — Немецкая Конференция Сент-Луиса, которая в 1925 году растворилась в окрестных англоязычных конференциях. Но, в отличие от «Объединенных братьев» и «Евангелической ассоциации», прихожане таких конференций ходили в те же церкви, что и их англоязычные братья по вере.

Те методисты, кто возвращался из Америки на родину, были первыми распространителями методизма в Германии и Швейцарии.

Немецкоязычная пресса в США

Газеты на немецком языке в США имеют давнюю историю. Немецкая газета «Pennsylvanische Staatsbote» первой сообщила 5 июля 1776 года новость о подписании Конгрессом Декларации независимости, а также первой напечатала её текст — в переводе на немецкий язык. Членам Конгресса напечатанный английский текст был доступен уже вечером 4 июля, однако простые граждане смогли его прочитать только 6 июля в «Pennsylvania Evening Post».

В XIX веке немецкоязычная пресса приобрела большее значение и авторитет, что способствовала появлению ряда новых газет на немецком языке. Однако во время Первой мировой войны многие из них были вынуждены закрыться из-за уменьшившегося числа читателей.

Некоторые немецкоязычные газеты издаются и в наше время. Первое издание «New Yorker Staats-Zeitung» состоялось 24 декабря 1834 года — таким образом, она является одной из старейших газет США. «Washington Journal», издающаяся в Вашингтоне газета на немецком языке — самая старая газета американской столицы. В Нью-Йорке с 1934 по 2004 год выходила еврейская немецкоязычная газета «Aufbau»; сейчас она издается в Цюрихе. Более полный список можно посмотреть [www.press-guide.com/usa.htm здесь].

Кроме немецкого также издаются и многочисленные газеты на близком к средненемецким диалектам языке идиш. Всемирно известной была газета «Der Forverts» (нем. «Vorwärts»); сейчас она выпускается под названием «The Forward» на идише, русском и английском. Прежнее название происходило от одноименной газеты Социал-демократической партии Германии.

1917 год и последствия

После вступления США в Первую мировую войну в 1917 году в американской общественности возобладали антинемецкие настроения. Немецких американцев, в особенности иммигрантов, обвиняли в сочувствии Германии; говорить по-немецки считалось непатриотичным. К примеру, хот-дог был так назван в ходе Первой мировой, до того он назывался «франкфуртер». Многие немецкие семьи в это время придали своим фамилиям более английское звучание (Шмидт — в Смит, Шнайдер — в Тэйлор, Мюллер — в Миллер и т. п.), практически все резко сократили употребление немецкого языка. Многие штаты запретили публичное использование и изучение немецкого. В Огайо, Айове и Небраске преподавание немецкого было запрещено даже в частных школах. В 1923 году Верховный суд США отменил эти законы как противоречащие Конституции (процесс «Мейер против Небраски»). Однако отменить последствия антинемецкой истерии было уже невозможно. Немецкий практически исчез из публичного употребления.

Немецкий язык сегодня

В целом, американцы немецкого происхождения очень хорошо интегрированы, и употребление немецкого языка вновь ощутимо возрастает. Согласно результатам последней переписи населения (2000), 1 382 610 человек называют немецкий своим родным языком. В повседневной жизни лишь в некоторых религиозных общинах употребляется немецкий или какой-либо его диалект, к примеру, немецко-платский (вариант нижненемецкого). Для консервативной части амишей, меннонитов и хаттеритов сохранение немецкого языка — часть религиозных убеждений и щит против растлевающего влияния современного мира.

В конечном счете, от немецкого языка в США в основном остались лишь некоторые заимствования. Большая часть заимствованных американским английским немецких слов связаны с едой и питьем — например, ‘’sauerkraut’’ (кислая капуста), ‘’Schnaps’’ (шнапс). Но некоторые также свидетельствуют о культурном влиянии немцев на их новую родину: ‘’fest’’ в словах вроде ‘’songfest’’ (пение хором), ‘’kindergarten’’ (детский сад).

Поскольку немцы преимущественно селились в уже колонизированных местностях, в США возникло не особенно много немецких географических названий. В ходе официального переименования местностей во время Первой мировой и включения местностей в состав городов число немецких топонимов стало ещё меньше. Часто попадаются немецкие фамилии, хотя их постоянно изменяют, приводя к английскому правописанию.

Немецкий язык как иностранный

В Германии около 6 млн школьников изучают в средних школах английский язык как иностранный. В американских школах немецкий изучают примерно 375 000 школьников; это третий по популярности язык после испанского и французского. В 1997 году немецкое правительство выделило около 6 млн долларов США на преподавание немецкого языка в американских школах. Эти средства были вложены в повышение квалификации учителей, проекты школьного обмена, семинары, развитие учебных материалов и конкурсы по немецкому языку. В шести министерствах образования США (в Калифорнии, Джорджии, Пенсильвании, Виргинии, Вашингтоне и Висконсине) есть языковые консультанты (англ. language consultants) из Германии, курирующие преподавание немецкого языка. Эти эксперты при поддержке немецкого правительства помогают развивать на федеральном и региональном уровне планы и единые стандарты.

Семь филиалов Института имени Гёте проводят в США при поддержке Федеративной Республики Германии культурные программы, занятия по немецкому языку, поддерживают учителей, университеты и учреждения по поддержке немецкого, предлагают актуальную информацию о Германии; в 15 филиалах Института в Германии ежегодно около 2500 американцев занимается на интенсивных языковых курсах.

См. также

• Американцы немецкого происхождения
• Пенсильванско-немецкий диалект
• Пенсильванские немцы

Отрывок, характеризующий Немецкий язык в США

Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?