Немирова-Ральф, Анастасия Антоновна
| Анастасия Немирова-Ральф | ||
 | ||
| Имя при рождении: |
Анастасия Антоновна Немирова | |
|---|---|---|
| Дата рождения: | ||
| Место рождения: | ||
| Дата смерти: | ||
| Место смерти: | ||
| Профессия: | ||
| Гражданство: | ||
| Годы активности: |
1860-е—1929 годы | |
| Амплуа: |
героиня, гранд-дама, старуха | |
| Театр: |
Городской театр Казани | |
| Награды: |
| |
Анастасия Антоновна Немирова-Ральф (1849 — 1929, Ленинград) — русская и советская театральная актриса, заслуженная артистка Республики (1923).
Содержание
Биография
Анастасия Антоновна Немирова-Ральф (урожд. Немирова) родилась в 1849 году. После замужества взяла фамилию Немирова-Ральф. Сценическую деятельность начала в конце 1860-х годов в Нижнем Новгороде. Её мужем был актёр премьер труппы А. А. Ральф. Он, «имея красивую внешность, был недурен в ролях светских молодых людей», но «глубокого замысла», «претворения в изображаемое лицо» у него не было. Любимыми его ролями были Арбенин («Маскарад» Лермонтова) и Ришелье («Ришелье» Гедеонова)[1].
В 1870 году антрепренер Петр Михайлович Медведев переманил её в Городской театр Казани, где она успешно выступила в своём дебютном спектакле «Быть или не быть». В 1872 году труппа театра сменилась. Немирова-Ральф вернулась туда на сезон 1872—1873 годов. После этого много выступала в провинциальных театрах Владимира, Нижнего Новгорода, Самары, Харькова, Киева, Одессы, Воронежа, Саратова и других.
В 1880—1881 годах играла в Москве в Пушкинском театре Анны Бренко («Драматический театр А. А. Бренко в доме Малкиеля»). В 1890—1891 годах — в театре Горевой, а также в пригородных театрах Петербурга (в Павловске и Ораниенбауме). В это время играла в амплуа героинь, т. к. обладала исключительными природными данными (красивая внешность, мелодичный, тёплый по тембру голос), но её игре были свойственны некоторая холодность, склонность к внешне эффектным приёмам.
В конце 1890-х годов служила в Казани в труппе Товарищества антрепренёра и актёра Михаила Матвеевича Бородая, где так блестяще сыграла Елизавету в «Марии Стюарт», что «Волжский вестник» констатировал следующее: «Лучшей Елизаветы не видела Казань»[2].
В 1900 году была принята на амплуа гран-дам и старух в Александринский театр, где служила до конца жизни.
Умерла в 1929 году.
Работы в театре
- «Быть или не быть»
- «Гроза» — Катерина
- «Последняя жертва» — Тугина
- «Каширская старина» Аверкиева — Марьица
- «Марии Стюарт» — Елизавета
- «Дама с камелиями» Дюма-сына — Маргарита Готье
Александринский театр
- 1918 — «Лес» А. Н. Островского — Гурмыжская
- 1918 — «Плоды просвещения» Л. Н. Толстого — Звездинцева
- 1923 — «Уриель Акоста» К. Ф. Гуцкова — Эсфирь[3]
Награды и премии
- Заслуженная артистка Республики (1923).
Напишите отзыв о статье "Немирова-Ральф, Анастасия Антоновна"
Примечания
- ↑ [bookboom.com.ua/2013/07/teatralnaya-zhizn-v-gorode/ Театральная жизнь в городе]
- ↑ [www.topauthor.ru/Pravda_li__chto_u_zamechatelnoy_russkoy_aktrisi_Nemirovoy-Ralf_bila_schastlivaya_sudba_604d.html Правда ли, что у замечательной русской актрисы Немировой-Ральф была счастливая судьба?]
- ↑ [ek.sptl.spb.ru/cgi_bin/irbis64r_11/cgiirbis_64.exe?LNG=&I21DBN=TUAR&P21DBN=TUAR&Z21ID=&S21REF=&S21CNR=&S21STN=1&S21FMT=fullwebr&C21COM=S&2_S21P02=1&2_S21P03=K=&2_S21STR=%D0%90%D0%9A%D0%9E%D0%A1%D0%A2%D0%90 "Уриель Акоста" (пьеса К. Гуцкова, пер. П. И. Вейнберга). 17 марта 1923, (Петроград)]
Ссылки
- [istoriya-teatra.ru/theatre/item/f00/s07/e0007060/index.shtml Театр и его история. Анастасия Антоновна Немирова-Ральф.]
- [www.topauthor.ru/Pravda_li__chto_u_zamechatelnoy_russkoy_aktrisi_Nemirovoy-Ralf_bila_schastlivaya_sudba_604d.html Правда ли, что у замечательной русской актрисы Немировой-Ральф была счастливая судьба?]
Отрывок, характеризующий Немирова-Ральф, Анастасия Антоновна
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…
Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
