Немой сейм

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
О втором Немом сейме см. Гродненский сейм

«Немой» сейм (1 февраля 1717 год) — сейм Речи Посполитой, созванный для выдвижения условий королю Августу II. Немой сейм явился непосредственным результатом деятельности Тарногродской конфедерации 1715—1717 годов, которая представляла собой магнатско-шляхетский союз, защищавший свои сословные и национальные интересы. Сейм получил известность благодаря тому, что продлился всего один день. Он вошёл в историю как «немой» потому, что король принял выдвигаемые ему требования (вывод саксонских войск, расширение полномочия Сейма и Сената, ограничение личной власти короля) практически без единого слова. К такому решению его склонил российский царь Петр I. В итоге шляхта укрепила представительские органы власти в стране, а по абсолютизму был нанесён ощутимый удар. Сейм утвердил протекцию русского царя над Речью Посполитой.





Предыстория

Курфюрст Саксонии Август II Сильный из дома Веттинов был избран правителем Речи Посполитой в 1697 году. Руководя в собственных землях в формате абсолютной монархии, он стал использовать в новом владении угрозы и военную силу, что вылилось в конфликты между его сторонниками и противниками (среди которых был другой претендент на престол Станислав Лещинский). Столкновения часто принимали форму конфедераций, являвшихся легальным способом бороться против власти короля благодаря золотым вольностям[1]

Желая укрепить свою власть[2], правитель начал активно вводить войска из Саксонии (к лету 1714 года их число достигло 25 000 человек[3]). Это вызывало протесты в самой Речи Посполитой.[4][5] Тем временем, окончание Северной войны было отмечено усилением России (провозглашённой в 1721 году империей) и ростом противоречий между Августом II и польской шляхтой, которые использовал российский правитель Пётр I.[4][6] В то время его страна не имела достаточных сил для присоединения и удерживания содружества Польши и Литвы[7], и, опасавшийся усиления соседа, Петр начал ослаблять стороны конфликта, не допуская усиления ни одной из них[5] [8]. Ему удалось достичь ряда условий (например сокращение размера армии содружества)[1][6], чему поспособствовала политика Августа против гетманов, плохой урожай и наличие франко-польских переговоров против Августа.[4]

Тарногродская конфедерация

Имея гарантии поддержки со стороны российских посланников, 26 ноября 1715 года магнаты и шляхта сформировали Тарногродскую конфедерацию[4], которую возглавил Станислав Ледуховский[9]. Объединение являлось самым заметным и сильным из нескольких конфедераций, созданных в это время против Августа[10], и получило поддержку от большей части вооружённых сил Речи Посполитой[3]/

Российские войска вступили на территорию этой страны, но не принимали участия в вооружённых действиях враждующих партий. Сам Петр I взял на себя роль посредника между королём Польши и противостоявшей тому шляхтой.[6][8][11], при этом русские, вопреки ранее данным обещаниям, не поддержали конфедератов, и настаивали на начале переговоров[12]. Гражданская война длилась около года, и чёткого преимущества не было ни у одной из сторон. Саксонские войска под командованием Якоба Генриха фон Флемминга имея военное превосходство, заняли юго-восточные районы и город Замосць (во многом благодаря дипломатии и измене, а не военной тактике).[8][10] Конфедератам удалось выбить их оттуда, после чего они вошли в область Великой Польши и захватили Познань[8], получив поддержку от местной конфедерации и Литвы.[8] Ни одна из сторон не могла победить в этом конфликте, особенно с учётом давления со стороны России (в итоге объявившей, что начнёт вооружённые действия против тех, кто откажется от переговоров.[10][13]) Август II согласился начать дипломатическое общение с конфедератами (многие из которых всё ещё считали Петра I защитником своих привилегий и сторонником свержения немецкого государя с польского трона) при участии российских представителей во главе с дипломатом Григорием Долгоруковым[13] в качестве арбитров.[8][11]. Мирный договор между конфедерацией и королём было подписано 3[5] или 4[8] ноября 1716 года, а отношения между мятежной знатью и русскими окончательно ухудшились.[8] В итоге на 1 февраля 1717 года была созвана сессия сейма.[8]

Сейм

Чтобы избежать срыва сейма через использования право вето, сессия была преобразована в конфедеративный и пацификационный сейм[1]. Само заседание охранялось российскими солдатами. Своё прозвище Немой сейм получил из-за того, что право голоса на нём имели только маршал сейма Станислав Ледуховский и несколько специально отобранных депутатов, их речи были посвящены изложению условий соглашения.[7][11][14] В англоязычной историографии сейм также именовали Тупым или Немым.^  Весь сейм продлился шесть часов.[1][15]

Соглашение содержало следующие условия:

  • Сандомирская и Тарногородская конфедерации прекращали своё существование;[16]
  • право на создание конфедераций в будущем упразднялось;[16][17]
  • Золотые вольности получали подтверждение (право liberum veto сохранялось);[1][6][17]
  • король не имел права арестовывать людей на основе собственной прихоти (подтверждение принципа neminem captivabimus);[17]
  • король должен избегать войн;[16]
  • Польша и Саксония не должны вмешиваться во внутренние дела друг-друга (король должен был избегать консультации о внутрипольских делах с послами иностранных держав (к которым относилась и Саксония));[16]
  • гетманы и сеймики (местные парламенты) утрачивали некоторые полномочия (например сеймики больше не влияли на местные налоги);[5][18]
  • базировавшиеся в Польше саксонские войска теперь ограничивались в численности (полностью изгонялись, или сокращались до отряда королевской гвардии в 1 200 человек, куда не допускались иноземные рекруты)[1][5][6][16]
  • саксонские чиновники покидали Польшу[1] (или их число не превышало-бы шести человек[16] и король больше не мог дать иностранцу официальную должность;[17]
  • права протестантов в Польше отменялись (некоторые их церкви были уничтожены для наказания «шведских партизан»)[16][17]
  • создавалась смета доходов и расходов государства (по сути — один из первых бюджетов в Европе)[19]
  • создавались налоги на поддержание государственной армии (размер которых достигал более 90 % доходов казны);[1][19]
  • армия размещалась на королевских землях;[18]
  • численность армии сокращалась до 24 000[1] (или 18,000,[19] или 16,000[20] — источники не имеют единого мнения) для Польши и 6 000[1] (или 8 000[20]) для Литвы. Такое войско уже не могло защитить территорию союзного государства;[1][6][9] её эффективная численность достигала 12 000 человек,[9] в то время как Россия имела 300 000 солдат[21].

Среди историков существуют споры по поводу роли России в качестве гаранта данного соглашени[1][6][22][23][23].

Последствия

Немой сейм положил конец попыткам Августа II установить абсолютизм на территории союзного государства; сам он решил сконцентрироваться на сохранении своего сына Августа на этом престоле.[14]

Несмотря на наличие ряда положительных реформ (например установление налогов для финансирования армии), роль самого сейма современные историки оценивают как негативную.[1][19][24] Сокращение размера вооружённых сил и указание России как гаранта соглашений (даже если последнего и не было на самом деле) привело к ослаблению страны и её неофициальному превращению в российский протекторат.[1][6][9] Российский царь теперь получал право вмешиваться во внутреннюю политику своего западного соседа.[6][7] С уменьшенной армией, уходом саксонских солдат и отменой права на конфедерацию, аристократия и король уже не могли бороться как друг с другом, так и с внешними угрозами.[7] Российские войска для поддержки королевской оппозиции оставались на территории содружества ещё два года, пока Россия не договорилась с другими державами о прекращении попыток реформирования и усиления Речи Посполитой.[25] Тем самым, Немой сейм стал одним из первых прецедентов навязывания Польше внутренней политики, выгодной иностранным державам[1], и предшественником трёх разделов Польши. Историк Норман Дэвис назвал этот сейм «эффективным уничтожителем независимости Польши и Литвы».[24]

Созданная Немым сеймом политическая система просуществовала до конца XVIII века, когда новая волна реформ привела к возникновению конституции 3 мая 1791 года, и итоговому разделу страны между её соседями: Австрией, Пруссией и Россией в 1795 году.[5][26]

Напишите отзыв о статье "Немой сейм"

Комментарии

a ^  Сразу несколько источников утверждали, что сейм прошёл в тишине, или на нём была только речь Ледуховского, хотя по факту там говорило несколько человек.[11][15] Юзеф Шуйский отмечал, что заседание сейма началось с долгой речи Ледуховского, говорить также дозволялось другим маршалам провинциальных конфедераций для указания своих позиций, канцлер Ян Себастьян Сзембек имел право ответить им, а депутат и комиссар Михаил Потоцкий читал конституцию и соответствующие договоры.[15] В то же время, источники сходятся на том, что большинство депутатов были лишены права голоса; Шуйский указывал, что гетману Станиславу Матеушу Ржевускому было отказано в праве говорить.[15] Архиепископ Гнезненский и примас Польши Станислав Сзембек «выбежал в бешенстве», жалуясь на невозможность озвучить своё мнение в дискуссии.[27]

Примечания

  1. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 Jacek Jędruch. [books.google.com/books?id=Rmx8QgAACAAJ Constitutions, elections, and legislatures of Poland, 1493–1977: a guide to their history]. — EJJ Books, 1998. — P. 153–154. — ISBN 978-0-7818-0637-4.
  2. ↑ J. S. Bromley. [books.google.com/books?id=OOgzAAAAIAAJ&pg=PA709 The New Cambridge modern history]. — CUP Archive, 1957. — P. 709. — ISBN 978-0-521-07524-4.
  3. ↑ 1 2 Maureen Cassidy-Geiger. [books.google.com/books?id=S8VDo3z5Si4C&pg=PA29 Fragile diplomacy: Meissen porcelain for European courts ca. 1710-63]. — Yale University Press, 2007. — P. 29. — ISBN 978-0-300-12681-5.
  4. ↑ 1 2 3 4 J. S. Bromley. [books.google.com/books?id=OOgzAAAAIAAJ&pg=PA711 The New Cambridge modern history]. — CUP Archive, 1957. — P. 711. — ISBN 978-0-521-07524-4.
  5. ↑ 1 2 3 4 5 6 Jerzy Jan Lerski. [books.google.com/books?id=QTUTqE2difgC&pg=PA595 Historical dictionary of Poland, 966-1945]. — Greenwood Publishing Group, 1996. — P. 595. — ISBN 978-0-313-26007-0.
  6. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Norman Davies. [books.google.com/books?id=4StZDvPCcJEC&pg=PA659 Europe: a history]. — HarperCollins. — P. 659. — ISBN 978-0-06-097468-8.
  7. ↑ 1 2 3 4 Norman Davies. [books.google.com/books?id=07vm4vmWPqsC&pg=PA377 God's Playground: The origins to 1795]. — Columbia University Press. — P. 377. — ISBN 978-0-231-12817-9.
  8. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 J. S. Bromley. [books.google.com/books?id=OOgzAAAAIAAJ&pg=PA712 The New Cambridge modern history]. — CUP Archive, 1957. — P. 712. — ISBN 978-0-521-07524-4.
  9. ↑ 1 2 3 4 [books.google.com/books?id=HMylRh-wHWEC&pg=PA109 A concise history of Poland]. — Cambridge University Press. — P. 109. — ISBN 978-0-521-61857-1.
  10. ↑ 1 2 3 Samuel Orgelbrand. [books.google.com/books?id=E4kHAAAAQAAJ&pg=PA316 Encyklopedyja powszechna S. Orgelbranda: nowe stereotypowe odbicie]. — Nakł., druk i własność S. Orgelbranda Synów, 1884. — P. 316.
  11. ↑ 1 2 3 4 Jacek Jędruch. [books.google.com/books?id=Rmx8QgAACAAJ Constitutions, elections, and legislatures of Poland, 1493–1977: a guide to their history]. — EJJ Books, 1998. — P. 155. — ISBN 978-0-7818-0637-4.
  12. ↑ David J. Sturdy. [books.google.com/books?id=Y8_mapl_JS0C&pg=PA385 Fractured Europe, 1600-1721]. — Wiley-Blackwell, 2002. — P. 385. — ISBN 978-0-631-20513-5.
  13. ↑ 1 2 Władysław Smoleński. [books.google.com/books?id=hT4RAAAAYAAJ&pg=PA252 Dzieje narodu polskiego]. — Nakładem Autora, 1897. — P. 252.
  14. ↑ 1 2 Piotr Stefan Wandycz. [books.google.com/books?id=m5plR3x6jLAC&pg=PA103 The price of freedom: a history of East Central Europe from the Middle Ages to the present]. — Psychology Press, 2001. — P. 103–104. — ISBN 978-0-415-25491-5.
  15. ↑ 1 2 3 4 Józef Szujski. [books.google.com/books?id=XRo7AQAAIAAJ&pg=PA257 Dzieje Polski podług ostatnich badań: Królowie wolno obrani, cz. 2 r. 1668 do 1795]. — K. Wild, 1866. — P. 257.
  16. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Samuel Orgelbrand. [books.google.com/books?id=BGxCAAAAYAAJ&pg=PA978 Encyklopedyja powszechna]. — Orgelbrand, 1867. — P. 978.
  17. ↑ 1 2 3 4 5 Józef Bezmaski. [books.google.com/books?id=7xERAAAAIAAJ&pg=PA233 Notatki do dziejów i historyja ostatnich 98 lat Rzeczypospolitéj Polskiéj]. — Nakł. autora, 1876. — P. 233–234.
  18. ↑ 1 2 Jerzy Lukowski. [books.google.com/books?id=kAgRHvulnnUC&pg=PA36 Disorderly Liberty: The Political Culture of the Polish-Lithuanian Commonwealth in the Eighteenth Century]. — Continuum International Publishing Group. — P. 36. — ISBN 978-1-4411-4812-4.
  19. ↑ 1 2 3 4 Richard Bonney. [books.google.com/books?id=U24lRLy_qT8C&pg=PA475 The rise of the fiscal state in Europe, c. 1200-1815]. — Oxford University Press US, 1999. — P. 475. — ISBN 978-0-19-820402-2.
  20. ↑ 1 2 Karin Friedrich. [books.google.com/books?id=kpulHjDt8UEC&pg=PA172 The Other Prussia: Royal Prussia, Poland and Liberty, 1569-1772]. — Cambridge University Press. — P. 172. — ISBN 978-0-521-02775-5.
  21. ↑ Gordon McLachlan. [books.google.com/books?id=pDdqGoXvSvYC&pg=PA19 Lithuania: the Bradt travel guide]. — Bradt Travel Guides. — P. 19. — ISBN 978-1-84162-228-6.
  22. ↑ Jacek Staszewski. [books.google.com/books?id=74ksAAAAMAAJ August II Mocny]. — Zakład Narodowy Im. Ossolińskich, 1998. — P. 199. — ISBN 978-83-04-04387-9.
  23. ↑ 1 2 Historia dyplomacji polskiej, t. II 1572-1795 / Zbigniew Wójcik. — Warszawa, 1982. — P. 369.
  24. ↑ 1 2 Norman Davies. [books.google.com/books?id=EBpghdZeIwAC&pg=PA460 God's Playground: 1795 to the present]. — Columbia University Press. — P. 460. — ISBN 978-0-231-12819-3.
  25. ↑ J. S. Bromley. [books.google.com/books?id=OOgzAAAAIAAJ&pg=PA714 The New Cambridge modern history]. — CUP Archive, 1957. — P. 714. — ISBN 978-0-521-07524-4.
  26. ↑ Jacek Jędruch. [books.google.com/books?id=Rmx8QgAACAAJ Constitutions, elections, and legislatures of Poland, 1493–1977: a guide to their history]. — EJJ Books, 1998. — P. 151. — ISBN 978-0-7818-0637-4.
  27. ↑ Jerzy Lukowski. [books.google.com/books?id=kAgRHvulnnUC&pg=PA25 Disorderly Liberty: The Political Culture of the Polish-Lithuanian Commonwealth in the Eighteenth Century]. — Continuum International Publishing Group. — P. 25. — ISBN 978-1-4411-4812-4.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Немой сейм

– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Немой_сейм&oldid=78883875»