Немцы Области Войска Донского

Немцы Области Войска Донского — часть русских немцев, проживавшие на территории Области Войска Донского, административно-территориальной единице Российской империи

Освоение немцами Донского края

Первые немецкие поселенцы появились в Донской области в первой половине XIX в. — чиновники, офицеры русской армии, купцы и ремесленники. Это было связано с возрастанием роли Таганрога как крупнейшего порта и перевалочного пункта товаров на Азовском побережье. Кроме того, небольшие немецкие общины располагались в Новочеркасске, Ейске, Александровске-Грушевском, Луганске. Значительную роль в переселении немцев сыграло посредничество таганрогских градоначальников выходцев из прибалтийских немцев: Балтазара Балтазаровича Кампенгаузена, Отто Германовича Пфейлицер-Франка, Александра Карловича Ливена, Николая Владимировича Адлерберга, Ивана Васильевича Фуругельма. Наибольшего размаха переселенческое движение в регионе достигло во второй половине XIX в. Именно в этот период в результате развития капиталистических процессов в сельском хозяйстве немецкая колонизация юга страны, в том числе и Донского края, становилась более интенсивной. В немалой степени переселению способствовали циркуляры и законы 1860-70-х гг., принятые администрацией Войска Донского и Военным министерством в деле регулирования процесса купли-продажи земли крестьянами, казаками и помещиками «пришлому элементу», включая немецких колонистов и иностранных подданных. При этом немецкое население пополнялось не только вследствие переселения немцев из материнских колоний Воронежской, Херсонской, Таврической, Саратовской и Самарской губерний, но и за счет подданных иностранных государств, в частности из Германии. Селиться немцы предпочитали в основном в «крестьянской» местности, где казачество составляло меньшинство, и была развита транспортная система — Миусском (Таганрогском) округе. Здесь же были основаны первые сельские немецкие населенные пункты: Гринталь, Вассерейх, Корнталь, Остгейм и другие. К концу XIX в. их численность на территории области составляла от общего количества поселений в округах: Миусском (Таганрогском) — 4,5 %, Усть-Медведицком — 1,9 %, Ростовском и Сальском по 1 %, Первом Донском — 0,9 %, Донецком — 0,5 %, Хоперском — 0,3 %, Черкасском — 0,2 %, Втором Донском — 0,1 % . По данным Всеобщей переписи населения (1897 г.) в области насчитывалось 34856 немцев, что составляло 1,3 % от всей численности населения края. Немцы были представлены разными религиозными группами: лютеране −1 %, католики — 0,3 %, менониты — 0,02 % . Основная масса немецких поселенцев была занята в сельском хозяйстве (80,6 %), в обрабатывающей промышленности (6,4 %), торговле (1,3 %), состояли на частной службе (3,3 %) и занимались разной деятельностью (8,4 %) . Несмотря на постоянно повышающиеся цены землеобеспеченность дочерних колоний в Донской области была значительно выше материнских. К 1914 г. в пользовании немцев Таганрогского округа находилось около 65 % от общего немецкого землевладения на Дону, 22 % приходилось на Донецкий округ и 13 % на остальные округа. Этот факт свидетельствует об экономически состоятельном составе немецких переселенцев. Немецкие колонии Дона на рубеже XIX-ХХ вв. не были так густо заселены, как материнские. Они были значительно удалены друг от друга и порой вообще не поддерживали никакой связи между собой. В Донской области община немецких колонистов представляла товарищество фактических собственников. Она регулировала отношения внутри поселения и с внешним миром, а также несла ответственность за юридические сделки. Права конкретного собственника были также ограничены общиной. Однако встречались случаи, когда земельные наделы в немецких колониях покупали русские. Но под негласным давлением колонистов, которые не хотели иметь чужаков в своих селениях, они были вынуждены продавать свои участки .

Местные власти считали хозяйства колонистов показательными, указывая на обеспеченность сельскохозяйственным инвентарем и рациональное ведение хозяйства. При этом в рапортах военных инспекторов отмечалось:

«Наружный вид колоний резко отличается от других населенных мест: они составляют как бы оазисы; впрочем, не только по наружному виду, но и во всех других отношениях это отличие ощутительно. Колонии по справедливости могут быть названы образцовыми хозяйственными фермами. Разведенные сады и рощи около усадеб, прекрасные, правильные строения, чистота и опрятность, и прочее — бросаются в глаза каждому посетителю»; они «изобилуют вместе с тем достатком как в хлебе, так и других предметах хозяйства».

В немецких колониях Области Войска Донского, поселяне пользовались правом самоуправления. Сельский сход был высшим органом. Правом голоса на нем обладало несколько категорий поселян: домохозяева, владеющие только усадебной оседлостью; назначаемые должностные лица. К компетенции сельского схода относилось разрешение переуступки подворных участков от одного хозяина к другому, распоряжение мирскими оброчными статьями, заведование общественными лесами и плантациями, организация и содержание школ. В состав сельской управы колонии входили шульц (староста), два байзицера (писаря), казначей. Это были выборные должности сроком на три года . В то же время в отчете Атаманской канцелярии Области Войска Донского об административном устройстве немецких колоний в Ростовском округе указывалось, что «староста избирался ежегодно из среды поселян» . Во многих колониях имелся собственный суд, в котором велись все гражданские дела. Он состоял из 3-8 судей, избираемый самими колонистами. Из всех выборных должностей обязательно оплачиваемой была должность шульца и байзицера. Причем писарю платили больше, чем старосте.

Предпринимательская деятельность

Хозяйства немецких колонистов носили предпринимательский характер, так как производство зерна было основным видом их деятельности. Они способствовали тому, что землепашество превратилось в одну из главных отраслей сельского хозяйства. Агротехника немецких поселенцев отличалась от крестьянской и весьма разнилась среди колонистов. Выбор способов обработки почвы под озимые и яровые, уборки урожая основывался на принципах наибольшей рациональности и эффективности. Для немецкого земледелия были характерны многопольный севооборот с плодопеременной системой. Для переработки зерновой продукции в селениях довольно часто строили мельницы. Многочисленные мастерские и механические заводы немецких колоний южного региона Российской империи, в которых по найму работали в основном русские крестьяне, содействовали распространению улучшенных орудий и машин в крестьянском хозяйстве. В каждом колонистском дворе имелся породистый продуктивный скот, среди которых выделялись рослые лошади, выведенные в молочанских колониях Таврической и Екатеринославской губерний. Для выездов, как правило, имелся рессорный экипаж, именовавшийся на местном жаргоне «нейтачанкой». В ходе селекционной работы по улучшению молочных пород скота была выведена новая порода — красная фризская, или «красная немка», которая была адаптирована к степным климатическим условиям и корму. Другие отрасли животноводства — свиноводство, овцеводство не достигли таких размеров, как разведение крупного рогатого скота. В колониях работали небольшие заводы и мастерские, различные ремесленные предприятия: кирпичные, черепичные, кожевенные, пивоваренные; столярни, кузни, колесни, паровые и водяные мельницы, маслобойни. В колониях Ольгинфельд, Эйнгейнгейм, Петерсфельд и Руэнталь имелось 5 кирпичных заводов, производивших до 600000 штук кирпича. Его продавали не только колонистам, но и крестьянам местных сел от 10 до 12 руб. за 1000 штук . Со временем немцы стали уходить из колоний и открывать промышленные предприятия в городах и крупных поселках Области Войска Донского. Примером подобного явления может служить Иоганн (Иван) Лукьянович Вебер. Бывший поселянин Таврической губернии в 1897 г. открыл вблизи станции Серебряково (сл. Михайловская) Юго-Восточной железной дороги Усть-Медведицкого округа 2 паровые вальцовые мельницы . Мельницы «Торгового дома Вебер» производили 40 % всей муки на севере Области Войска Донского, которая реализовывалась не только на внутреннем рынке, но и шла на экспорт в Турцию и Южную Европу .

Вероисповедание

Конфессиональная принадлежность немецких поселенцев Донского края была разнообразна: римско-католическое, евангелическо-лютеранское, а также сектантские течения протестантизма. Первоначально колонии формировались по конфессиональному признаку, а в начале ХХ в. стали появляться смешанные поселения: лютеране и католики, православные и католики. В Донской области в большей части населенных пунктов, включая колонии, жили лютеране — около 24 тыс. человек. Значительная часть немцев католического вероисповедания проживала в городах, а процент сельского населения был незначителен — от 5 до 10 тыс. человек. В связи с принятием в 1832 г. постановления о евангелическо-лютеранской церкви на территории Российской империи было образовано два консисториальных округа — Петербургский и Московский. Приходы Донской области вместе с приходами Екатеринославской, Таврической, Волынской губерний, Крыма и Южного Кавказа образовывали второе Южнорусское пробство. Увеличение численности лютеранских приходов происходило с ростом количества прихожан. Так, в 1861 г. возник адъюнктур Таганрог-Ейск и Розенфельд, в 1862 г. оформился приход Таганрог-Ейск, в 1895 г. создан приход в Ростове-на-Дону, в 1900 г. в Рыновке (Донецкий округ), в 1908 г. в Новочеркасске . В колониях из-за малочисленности населения чаще всего строили молельные дома, где могла размещаться и школа. Духовные потребности исправлялись пасторами, учителями, деканами, ксендзами и администраторами. Пастор мог руководить деятельностью сразу нескольких лютеранских приходов, так как не все колонии могли позволить себе иметь священника. Вследствие большой рассеянности немецких поселений по территории области нередко обязанности пастора или патера исполнял учитель общины. Положение католических священников ни чем не отличалось от протестантских.

Школьное образование

Неотъемлемой частью немецкой общины являлась церковно-приходская школа. Церковно-приходская школа «считалась средством для сообщения народу известных правил веры, в известном конфессиональном смысле… делала из своих воспитанников лютеран, католиков, реформатов» . В них преподавали на немецком языке: чтение, письмо, Закон Божий, арифметику, а в некоторых и географию . Школа, учитель и прислуга содержались на средства колонистов «по раскладке на души», что ежегодно составляло от 200 до 980 руб. на все поселение . За обучение с учеников бралась плата в размере от 1 руб. до 22 руб. 50 коп. Хотя в некоторых колониях плата с учеников не взималась, так как за них платило общество. Нередко школы посещали дети из близлежащих колоний, где школ не было. За право обучения их родители платили около 5 руб. в месяц . Из отчетов учителей инспекторам народных училищ можно судить о немецкой школе донской колонии: деревянное здание, построенное самими колонистами, мебель — простые скамейки и столы, учебные пособия — глобус, ландкарты Европы, Азии, африки, Америки, планиглобус, счеты, классная доска, фисгармония . При школе обычно разбивали маленький сад с фруктовыми деревьями, за которыми ухаживали сами ученики . Примечательно, что в 55 немецких церковно-приходских школах преподавало 56 учителей. По уровню образования они распределялись следующим образом: гимназию закончили 2, семинарию — 6, городское уездное училище — 13, центральное немецкое училище — 11, центральное русское училище — 8, церковно-приходскую школу — 7, домашние образование имели 2, а без свидетельств об образовании было 7 учителей . Определенный итог уровню образования немецкого населения подвела Первая Всеобщая перепись населения, проведенная в 1897 г. В Области Войска Донского зафиксирован следующий уровень грамотности: протестанты — 63,3 %, лютеране — 56,7 %, католики — 53 %, менониты — 37,5 %, православные — 21,7 % . В связи с принятием указа в 1897 г. о введении в колонистских школах преподавания на русском языке было рекомендовано попечителям учебных округов постепенно вводить в школах поселян-собственников преподавание на русском языке. Городские немцы считали, что их дети должны быть «грамотны на русском и немецком, потому что будут солдатами и подданными Российской империи». Именно поэтому они предпочитали обучать своих детей в русскоязычных или частных школах. В отличие от них в большинстве колоний преподавание на русском языке не особо приветствовалось. В целом интересы городских и сельских немцев в Донской области не ущемлялись местной администрацией, так как они не стремились распространять свои вероучения среди местных крестьян и казаков и не вступали в конфликты с властями. Однако их положение резко изменилось с началом Первой мировой войны.

Положение немцев в 1914—1917 гг

Первым мероприятием антинемецкой кампании был Именной Высочайший указ Правительствующему сенату от 22 сентября 1914 г., установивший запрет на приобретение неприятельскими подданными новых прав на недвижимое имущество. Начавшаяся кампания затронула не только немцев иностранных подданных, но и немецких колонистов, которые были гражданами Российской империи. 13 и 15 октября 1914 г. были приняты циркуляры Министерства внутренних дел о переименовании названий немецких селений на русские. В результате колония Штейнрейх получила название Писаревка, Розенфельд — Николаевская, Принцфельд — Принцев и т. д. Ограничительные законы в отношении немцев продолжали находить воплощение в решениях местных властей. Войсковой наказной атаман Донской области Василий Иванович, Покотило 23 октября 1915 г. подписал постановление о запрете «говорить на немецком языке на улицах, в трамваях и во всех публичных и общественных местах». Те же, кто нарушал это постановление, подлежали денежному штрафу до 3000 руб. или заключению в тюрьме до 3 месяцев . 2 февраля и 13 декабря 1915 г. были утверждены законы ограничивавшие землевладение и землепользование подданных воюющих с Россией держав, а также австрийских, венгерских или германских выходцев . В результате начался процесс отчуждения земель у немецких поселенцев Донского края. Процесс отчуждения земель начинался с составления списков владельцев ликвидируемых землевладений и их публикации в «Донских областных ведомостях». Списки содержали многочисленные неточности, так как составлялись не на основе книг нотариальных архивов, а по сведениям полиции, мировых посредников и волостных правлений. Если указ 2 февраля 1915 г. предоставлял льготу по ликвидации имения тем семьям, в которых отцы или сыновья участвовали в боях Первой мировой войны, были награждены орденами или же убиты в сражениях независимо от того, в каком месяце 1915 или 1916 гг. это событие произошло, то разъяснительный указ 15 июля 1916 г. уже устанавливал правило: льготою могут пользоваться только те семьи, в которых отцы и сыновья участвовали в боевых действиях, были награждены или убиты до момента опубликования списка владений, подлежащих продаже. Положение немцев изменилось после 11 марта 1917 г., когда Временное правительство приняло постановление «О приостановлении исполнения узаконений о землевладении и землепользовании австрийских, венгерских и германских выходцев» . В результате реализация «ликвидационных» законов была приостановлена.

Источники

• Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. XII. / Под ред. А. Тройницкого. Новочеркасск, Область Войска Донского. 1905.
• Греков А. М. Хозяйства колонистов в Таганрогском округе // Сборник Области Войска Донского статистического комитета. Вып. 1. Новочеркасск, 1901.
• Малиновский Л. В. Община немецких колонистов в России и её региональные особенности в XIX — начале XX века // История СССР. 1992. № 2.
• Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба. Т. 6. Екатеринославская губерния / Сост. кап-н В. Павлович. СПб., 1862.
• Плохотнюк Т. Н. Российские немцы на Северном Кавказе. М., 2001.

См. также

• Градоначальники Таганрога
• Главы Таганрога
• Атаманы Войска Донского

Отрывок, характеризующий Немцы Области Войска Донского

– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
– Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! – заговорила Наташа. – Она сказала, что любит другого, – прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
– Да, – сказала Наташа. – Знаешь, Николенька, не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься.
– Ну, этого ты никак не знаешь, – сказал Николай; – но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! – прибавил он улыбаясь.
– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.


У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в белых, кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.