Ненависть

Ненависть — интенсивное, длительное, отрицательно окрашенное деструктивное чувство, отражающее неприятие, отвращение и враждебность к объекту ненависти (человеку, группе лиц, неодушевленному предмету, явлению).

Вызывается как какими-либо действиями объекта, так и присущими ему качествами, восприятием объекта ненависти, как противоречащего убеждениям и ценностям субъекта, негативно влияющего на его жизнь, препятствующего удовлетворению его важных потребностей.

Ненависть может связываться с испытанием удовольствия от неудач объекта и с желанием зла, с намерением причинить вред объекту эмоции.

Причины ненависти и вражды бывают настолько мелкими, несущественными, что видимая иррациональность таких причин вместе с легкостью, с которой ненависть может быть внушена извне, делает возможным предположение о существовании у людей изначальной потребности в ненависти и враждебности.

Сходным образом, часть конфликтов и связанная с конфликтами ненависть могут рассматриваться не столько как следствие каких-то реальных причин, сколько как высвобождение агрессивного напряжения; ненависть при этом может направляться то на один, то на другой объект.

С другой стороны, ненависть может выступать не как проявляющаяся в конфликте, но существующая помимо него агрессивность, и не как отношение к объекту, являющееся причиной конфликта, а как психический механизм, порождаемый конфликтной ситуацией, и усиливающий враждебность («Целесообразно ненавидеть врага»).

Этот подход находит своё выражение в побуждающей к ненависти пропаганде, сопровождающей войны и другие виды конфликтов, стремящейся с помощью ненависти повысить мотивацию общества и таким образом усилить его позицию в конфликте.

Социальная ненависть (ненависть как чувство группы людей) сопровождает тяжелейшие конфликты в обществе (беспорядки, войны, геноцид) и является одной из причин дискриминации.

Ненависть и побуждение к ненависти в разных странах могут в некоторых случаях рассматриваться как отягчающее обстоятельство при преступлении или как самостоятельное преступление.

Ненависть и любовь

Ненависть и любовь противоположны друг другу, являются антонимами часто рассматриваются независимо друг от друга и воспринимаются как взаимоисключающие антитезы.

Однако, понятия любви и ненависти эмоционально и логически взаимосвязаны в разных культурах; любовь с ненавистью могут рассматриваться как составляющие некое единство, и могут одновременно сочетаться в одном человеке при амбивалентном отношении к другому человеку (и, шире, любому объекту).

Амбивалентность любви и ненависти в близких отношениях является одной из центральных идей психоанализа; Фрейд связывал одновременность проявления любви и ненависти в близких отношениях с неизбежно порождаемыми отношениями конфликтными ситуациями.

Некоторые этологи указывали на взаимосвязь между любовью и ненавистью через связь между физиологическими и психическими механизмами, обеспечивающими у животных и людей способность к близким личным отношениям и способность к агрессии.

Например, Конрад Лоренц заявлял, что «Нет любви без агрессии, но нет и ненависти без любви».

Нередко человек ненавидит того, кого любит и зачастую эти чувства невозможно разделить, одно из них не разрушает то, что создает другое, а сосуществует.

Одним из возможных объяснений тесной связи этих чувств является идея о том, что чем больше общего мы имеем с другим человеком, чем сильнее связь между нами, тем сильнее мы оказываемся вовлечены в любые отношения, и вследствие этого конфликт, если он возник, будет протекать с большей силой и страстью, чем конфликты с посторонними людьми; в последнем случае отсутствие общих интересов и близких черт позволяет воспринимать вторую сторону более объективно.

Более того: объект, с которым связаны сильные чувства — это всегда объект, который имеет большое значение для человека, и именно любовь не позволяет выражать периодически возникающие негативные эмоции, и тем самым, способствует накоплению и усилению враждебности.

В народном сознании наличие любви может быть связано с наличием ненависти к тому же объекту, что отражается, например, в пословице «От любви до ненависти — один шаг».

Однако народная мудрость может быть оспорена; так, по мнению философа и психолога Эриха Фромма, в ненависть превращается не любовь, а лишь нарциссизм влюбленных, то есть «ненастоящая» любовь.

Парадоксальным образом, не только амбивалентные отношения любви-ненависти порождаются близкими отношениями, но и возможность выражать смешанные эмоции любви-ненависти (например, в так называемых «шутливых отношениях» (англ. Joking relationship)) по поводу других людей и групп, способствует установлению более близких отношений и выполняет объединяющие функции..

Психологи^[кто?] нередко противопоставляют и любви, и ненависти безразличие, характеризующее объект, как не имеющий никакого значения для субъекта.

Показано, что для того, чтобы как чувство любви, так и чувство ненависти могли формироваться, необходим детский опыт отношений с объектом любви.

Сила связи между любовью и ненавистью и условия перехода одного в другое могут зависеть от культуры — например, от того, рассматривает ли данная культура ненависть, как естественный ответ на отвергнутую любовь или разочарование, либо как нечто изначально связанное с любовью иррациональным образом.

Ненависть и любовь, рассматриваемые то как противоположные, то как сопряженные и взаимозависимые чувства, издавна были темой для поэтов и писателей; привлекали внимание философов и психологов; в последнее время ненависть и любовь, как понятия, составляющие бинарную оппозицию, стали предметом внимания когнитивной лингвистики, психолингвистики, и лингвокультурологии.

Социальная ненависть

Социальная ненависть может рассматриваться, как чувство ненависти, испытываемое группами людей; объект, на который эта ненависть направленна может и не рассматриваться.

Другая точка зрения на социальную ненависть концентрируется на ненависти, направленной на группу или человека как представителя определённой группы; при этом рассматриваются группы-объекты ненависти выделенные по социально-релевантным признакам (пол, национальность, раса, возраст, сексуальная ориентация и т. д.). В социальных науках для обозначения подобного рода ненависти принят термин «нетерпимость».

Существует и более узкое, исключающее национальную или религиозную ненависть, понимание социальной ненависти, как ненависти «классовой» (разных сословий, классов, страт).

Ведущее к социальной ненависти восприятие основывается на противопоставлении групп «мы» и «они», причем различия между ними представляются как непреодолимые и обязательно ведущие к конфликту между группами.

В таком восприятии различия во внешности или культуре «своих» и «чужих» преувеличиваются, а точное отграничение «своих» от «не-своих» приобретает большое значение.

При этом часто отмечается, что вражда и ненависть между группами (народами, религиозными конфессиями, государствами) близкими, родственными, культурно сходными, бывает ожесточеннее, чем у чужих друг для друга групп.

Преступления ненависти

В некоторых штатах США, некоторых государствах Западной и Центральной Европы существует особая квалификация «Преступление на почве ненависти» (англ. hate crime) — для преступлений против личности, совершаемых преступником под влиянием ненависти к некоторым группам населения (например, лицам иной расы, вероисповедания, этнического происхождения, а также группам иного пола, сексуальной ориентации или политических убеждений). Во многих случаях квалификация преступления как «преступления на почве ненависти» ужесточает уголовное наказание, назначаемое виновному.

В России совершения преступления по мотиву национальной, расовой и религиозной ненависти также является отягчающим обстоятельством.

Помимо «преступлений на почве ненависти» (hate crime), законодательства многих стран рассматривают «разжигание ненависти» (англ. hate speech), включая сюда распространение, провоцирование, стимулирование или оправдание расовой, национальной и другой ненависти. Так, в России ненависть связывается с сферой уголовно-наказуемых действий статьей 282, говорящей о возбуждении ненависти к социальным группам.

См. также

• Разжигание межнациональной розни
• Религиозная нетерпимость
• Язык вражды
• Этнические чистки
• Мизопедия
• Мизогиния
• Гнев
• Агрессия
• Убей немца!

Литература

• Философия ненависти. Андре Глюксманн // М.: АСТ, 2006, 288 стр.; ISBN 5-17-034077-X, ISBN 5-9713-1037-2, ISBN 5-9578-3097-6
• [www.psychol-ok.ru/lib/kutter_p/lnzr/lnzr_01.html Любовь, ненависть, зависть, ревность. Психоанализ страстей]. Петер Куттер // Изд.: София, 2004, 256 стр.; ISBN 5-9550-0438-6
• Функции социального конфликта. Льюис Козер // М. «Идея-Пресс», 2000, 208 стр.; ISBN 5-7333-0019-1
• [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Psihol/from_an/index.php Анатомия человеческой деструктивности]. Эрих Фромм (1973) // М.: АСТ, 2004, 635 стр. ISBN 5-17-023209-8
• [books.google.com/books?id=Cy08XLAbzd0C&printsec=frontcover&dq=intitle:%22Love+and+hate%22&hl=ru&ei=_jWPTpjzNIfJsga_yYH4Dw&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=2&ved=0CDEQ6AEwAQ#v=onepage&q&f=false Love and hate: the natural history of behavior patterns]. Ирениус Эйбл-Эйбесфельд (англ. Irenäus Eibl-Eibesfeldt)  (англ.)
• «Müssen wir hassen?» Margarete Mitscherlich // DTV Deutscher Taschenbuch; Auflage: N.-A. (1991), 256 Seiten; ISBN 978-3-423-15048-4  (нем.)
• [krotov.info/libr_min/b/bahtin/brentano.html О любви и ненависти]. Франц Брентано. (1907)

Ссылки

• [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_philosophy/2808 Ненависть] — статья из Философского энциклопедическиого словаря (2010)
• [slovari.yandex.ru/ненависть/Общая%20психология/Ненависть/ Ненависть](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2872 дня)) — статья из Словаря «Общая психология» (2005)
• [vocabulary.ru/dictionary/881/word/%CD%C5%CD%C0%C2%C8%D1%D2%DC Ненависть] — статья из Словаря-справочника по психоанализу (2010)
• [katooshka.ru/functions/glossary/glossary.php?cat=1&index_name=Ненависть Ненависть] — Словарь Группы Лакановского Психоанализа (2008)
• [www.aquarun.ru/psih/probl/probl18.html Ненависть: обида на весь мир. Вацлав Гавел]
• [www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/Bodr/Gor_Nas.php Город и ненависть. Жан Бодрийяр]

Отрывок, характеризующий Ненависть

– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.