Шва
| Передние | Ненапряж. передние | Средние | Ненапряж. задние | Задние | |
| Верхние | |||||
| Ненапряж. верхние | |||||
| Ср.-верхние | |||||
| Средние | |||||
| Ср.-нижние | |||||
| Ненапряж. нижние | |||||
| Нижние | |||||
обозначает огублённый гласный
Звук ə ( )</td></tr> | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Номер по МФА |
322 </td></tr> | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Обозначение в HTML |
ə </td></tr> | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| X-SAMPA |
@ </td></tr> | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Киршенбаум |
@ </td></tr> | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Кириллица |
ы, э </td></tr> | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| образец звука </td></tr>
</table> Шва (от ивр. שְׁוָא [ʃəˈwaʔ] — «ничто») — гласный звук среднего ряда среднего подъёма («нейтральный»). В транскрипции обозначается перевёрнутой буквой «e» (IPA [ə], U+0259). По звучанию похож на нечто среднее между «а», «э» и «о». Этот гласный звучит во многих языках в безударной (слабой) позиции, а в некоторых — и в ударной. Например, безударные гласные (кроме ближайших предударных) в словах корова — [kʌ′rovə], собака — [sʌ′bakə], молоко [məlʌ′ko] (см. подробнее в статье Русская фонетика). Реконструируемый праиндоевропейский звук шва примум отражён в санскрите как i, а в остальных индоевропейских языках — как а[1]. В некоторых языках данный звук обозначается отдельной буквой. Например, в армянском (ը), румынском (ă), албанском (ë), болгарском (ъ) и искусственном языке логлан (y)[2]. Шва в ивритеВ иврите термином шва обозначается огласовка в виде двух точек под буквой, расположенных вертикально. Эта огласовка в современном иврите либо не произносится (отсутствие гласного звука), либо произносится как гласный «э» или реже «а». В древнем иврите различались «шва нах» (буквально: шва покоящееся), не обозначавшее никакого звука, и «шва на» (буквально: шва подвижное), обозначавшее гласный звук шва. В современном иврите термины «шва нах» и «шва на» сохранились как чисто грамматические, произношение с ними не связано. Примеры слов:
В португальском языкеНеударные гласные звуки [ɛ]? открытое и [e]? закрытое подвергаются редукции и преобразуются в беглый более закрытый центральный звук [ə]?[3]:
Е. Г. Голубева классифицировала этот звук следующим образом: «Гласный [ǝ] никогда не бывает ударным. Это — слабый, ненапряжённый, едва слышный, очень краткий звук неясного тембра, среднего подъёма (немного более закрытый чем [e]), центральный. <…> Португальский безударный редуцированный неопределённый звук [ǝ] напоминает русский редуцированный неопределённый звук, появляющийся в безударном положении вместо [ɛ]: шест — шесты. <…> Примеры: menino [mǝ'ninu] мальчик, chave ['šɐvǝ] ключ, base ['bazǝ] база. [ǝ] произносится также в словах, не имеющих собственного ударения (предлогах, неударных формах личных местоимений): de [dǝ], me [mǝ], lhe [λǝ]. В конце слова этот звук практически не слышен, и некоторые авторы опускают в фонетической транскрипции соответствующий знак. В положении между двумя глухими согласными, а также между глухой согласной и паузой имеет место оглушенный оттенок [ǝ] (с точкой внизу знака), не сопровождающийся голосом (вибрацией голосовых связок). Например: pequeno [pǝ'kenu] маленький, apetite [ɐpǝ'titǝ] аппетит, gripe ['gɹipǝ] грипп, parque ['paɹkǝ] парк[4]. До конца 1980-х годов в работах по фонетике европейского варианта португальского языка для редуцированных безударных гласных /e/ и /ɛ/ использовалось обозначение [ǝ], который с начала 1990-х годов был замещён знаком [ɨ]?[5], что, возможно, произошло ввиду создания Португальской Ассоциации Лингвистики (Associação Portuguesa de Linguística) в 1984 году. В европейском варианте португальского языка шва обладает следующими особенностями:
С другой стороны, безударный гласный шва европейского варианта португальского языка не обладает статусом общепризнанной фонемы[11], некоторые авторы не отражают его в транскрипции или указывают как факультативный звук, интерпретируя «фонему [ɨ]» как реализацию другой фонологической ударной гласной (/e/ или /ɛ/). Поэтому часто встречаются варианты реализаций: senhor [sŋóɾ]? — [sɨŋóɾ]? сеньор; quente [kẽt]? — [kẽtɨ]? тёплый; remetente [ʀmtẽt]? — [ʀɨmɨtẽtɨ]? отправитель[12]; cante [kɐ͂t] — он поёт[13]; Algarve [ɒɫ'gaɾv(ɨ)]? Алгарве. В бразильском варианте португальского языка безударные гласные /e/ и /ɛ/ произносятся не так, как в европейском варианте, поэтому в фонологии и фонетике этот редуцированный звук принято обозначать знаком [ɪ]?, поскольку принято считать, что редуцированный гласный [ɨ] отсутствует, хотя шва встречается в диалектах. В диалекте города Белу-Оризонти заударная /a/ реализуется как [ə][14][15], например: sala ['salə] зал[16]. Напишите отзыв о статье "Шва"Примечания
Литература
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Шва
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
