Ненюков, Дмитрий Всеволодович

Дмитрий Всеволодович Ненюков
На крейсере Адмирал Корнилов, 1894 год
Дата рождения	18 января 1869(1869-01-18)
Место рождения	Тамбовская губерния, Российская империя
Дата смерти	3 июля 1929(1929-07-03) (60 лет)
Место смерти	Земун, Югославия
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	Флот
Годы службы	1889—1920
Звание	Вице-адмирал
Командовал	линкор «Пантелеймон» Черноморский флот
Сражения/войны	Оборона Порт-Артура Бой в Жёлтом море Гражданская война в России
Награды и премии	Медали: Иностранные:

Дмитрий Всеволодович Ненюков (18 января 1869, Тамбовская губерния — 1929, Земун, Югославия) — русский вице-адмирал, во время Гражданской войны — командующий Черноморским флотом Вооружённых сил Юга России.

Биография

В 1889 году окончил Морской корпус.

Участник русско-японской войны 1904—1905. Артиллерийским офицером служил на броненосце «Цесаревич», участвовал в обороне Порт-Артура и в бою в Жёлтом море. В одном из боёв с японской эскадрой получил ранение, но, очнувшись, лично управлял кораблём и смог вывести его из под огня неприятеля. За этот подвиг Д. В. Ненюков был награждён орденом Святого Георгия 4-й степени.

В 1906 году — старший офицер канонерской лодки «Храбрый». В 1906-1907 годах — командир миноносца «Громящий». В 1908—1909 годах прошёл курс в военно-морском отделении Николаевской академии. В 1908—1909 годах — командир транспорта «Рига». В 1910—1911 годах штаб-офицер Морского Генерального штаба. В 1911—1912 годах командир линейного корабля «Пантелеймон». 4 сентября 1913 года назначен членом от Морского министерства в составе Добровольного флота. В ноябре 1913 года назначен помощником начальника Морского Генерального штаба по судостроению.

Первая мировая война

С началом первой мировой войны 25 июля 1914 года назначен начальником военно-морского управления Ставки Верховного Главнокомандующего. В начале 1915 года командовал отрядом судов в устье Дуная. 6 декабря 1916 года произведен в вице-адмиралы.

Гражданская война в России

В 1917—1918 годах был начальником Одесского центра Добровольческой армии. При занятии французами Одессы стал начальником управления военно-морской базы.

20 августа 1919 года назначен командующим Черноморским флотом ВСЮР. 8 февраля 1920 года вместе с начальником штаба флота контр-адмиралом Бубновым, уволен генералом А. И. Деникиным от службы за поддержку генерала П. Н. Врангеля.

В марте 1920 года вернулся в Севастополь, участвовал в восстановлении флота. С 28 апреля 1920 года вновь стал командующим Черноморским флотом. Организовал успешную эвакуацию белой армии из Крыма 15—18 ноября 1920 года. В составе белой армии покинул Россию, позже эмигрировал в Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев.

В эмиграции

Д. В. Ненюков жил в Земуне (пригород Белграда). Занимался литературной деятельностью. Регулярно печатался в журнале «Зарубежный морской сборник». В 1925 году закончил работу над своими мемуарами под названием «От Мировой до Гражданской войны. Воспоминания 1914–1920». Этот труд в виде рукописи хранился в Русском заграничном архиве в Праге до 1945 года. А затем был перемещён в СССР в Центральный государственный архив Октябрьской Революции. Впервые был опубликован лишь в 2014 году при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям в рамках Федеральной целевой программы «Культура России» (2012–2018 годы).

Дмитрий Всеволодович Ненюков скончался 3 июля 1929 года.

Награды

Д. В. Ненюков был удостоен следующих наград:

• Орден Святого Станислава 3-й степени (06.12.1896)
• Орден Святой Анны 3-й степени (06.12.1903)
• Орден Святого Георгия 4-й степени (7.8.1906)
• Орден Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом (02.04.1907)
• Орден Святого Станислава 2-й степени (06.12.1908)
• Орден Святой Анны 2-й степени (10.4.1911)
• Орден Святого Владимира 3-й степени (6.5.1914)
• Орден Святого Станислава 1-й степени (1915)
• Орден Святой Анны 1-й степени (06.12.1915)
• Серебряная медаль «В память царствования императора Александра III» (1896)
• Серебряная медаль «В память коронации Императора Николая II» (1898)
• Серебряная медаль «В память русско-японской войны» с бантом (1906)
• Медаль «В память 300-летия царствования дома Романовых» (1913)
• Светлобронзовая медаль «В память 200-летия морского сражения при Гангуте» (1915)
• Золотой знак по окончании курса Морского Корпуса (1910)
• Нагрудный знак для защитников крепости Порт-Артур (1914)

Иностранные награды :

• Знак officier d΄Académie ордена Академических пальм, Франция (1901)
• Командорский крест ордена Почётного легиона, Франция (1914)
• Орден Благородной Бухары 1-й степени, Бухарский эмират (1916)
• Орден Бани 3-й степени, Англия (1916)
• Орден Белого орла с мечами III ряда, Сербия

Ссылки

• [www.hrono.info/biograf/bio_n/nenyukov.html]
• [what.in.ua/page/i-drjapachenko-vojna-glazami-hudozhnika Рукописный портрет Д. В. Ненюкова. И. Дряпаченко: война глазами художника]

Отрывок, характеризующий Ненюков, Дмитрий Всеволодович

Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.