Неоклассики (Украина)

«Неокла́ссики» — группа украинских поэтов и писателей-модернистов 1920-х гг.

К ней принадлежали Н. Зеров, М. Драй-Хмара, М. Рыльський, В. Петров (В. Домонтович), Павло Филипович, Юрий Клен (О. Бургардт). Они отмежёвывались от так называемой пролетарской культуры, стремились к преемственности с искусством ушедших эпох, отдавали предпочтение историко-культурной и морально-психологической проблематике.

В отличие от прочих групп, «неоклассики» не стремились оформиться организационно и не выступали с идейными или эстетическими манифестами. Однако их присутствие в литературной жизни Украины было весомым — не только в творчестве, но и участием в литературных дискуссиях 1925—1928 гг. Власть восприняла подобную позицию как непризнание советской действительности.

Поэтому в 1935 г. были арестованы Н. Зеров, Павел Филипович, М. Драй-Хмара, которые обвинялись в шпионаже в пользу иностранных государств, в подготовке и попытке совершения покушений на представителей советской власти и партии и в принадлежности к «тайной контрреволюционной организации, возглавляемой профессором Николаем Зеровым».

Проходил по этому же делу и неоклассик Максим Рыльский, однако через некоторое время был освобождён. Позднее Рыльский стал одним из известнейших писателей украинской советской литературы. В. Петров (Домонтович) стал сотрудником НКВД, был внедрён в среду украинских националистов, имел широкую известность в эмигрантской литературе вплоть до возвращения в СССР в 1949 г. Юрий Клен (О. Бургардт), воспользовавшись своим немецким происхождением, в 1932 г. выехал на лечение в Германию и не вернулся. Н. Зеров и П. Филипович были этапированы с Соловков, где содержались в заключении, и расстреляны в Сандармохе (Карелия) в 1937 г., М. Драй-Хмара умер в концлагере на Колыме в 1939 г.

Литература

• Київські неокласики — К.: Факт 2003.

Отрывок, характеризующий Неоклассики (Украина)

Человек, которого они называли Тихоном, подбежав к речке, бултыхнулся в нее так, что брызги полетели, и, скрывшись на мгновенье, весь черный от воды, выбрался на четвереньках и побежал дальше. Французы, бежавшие за ним, остановились.
– Ну ловок, – сказал эсаул.
– Экая бестия! – с тем же выражением досады проговорил Денисов. – И что он делал до сих пор?
– Это кто? – спросил Петя.
– Это наш пластун. Я его посылал языка взять.
– Ах, да, – сказал Петя с первого слова Денисова, кивая головой, как будто он все понял, хотя он решительно не понял ни одного слова.
Тихон Щербатый был один из самых нужных людей в партии. Он был мужик из Покровского под Гжатью. Когда, при начале своих действий, Денисов пришел в Покровское и, как всегда, призвав старосту, спросил о том, что им известно про французов, староста отвечал, как отвечали и все старосты, как бы защищаясь, что они ничего знать не знают, ведать не ведают. Но когда Денисов объяснил им, что его цель бить французов, и когда он спросил, не забредали ли к ним французы, то староста сказал, что мародеры бывали точно, но что у них в деревне только один Тишка Щербатый занимался этими делами. Денисов велел позвать к себе Тихона и, похвалив его за его деятельность, сказал при старосте несколько слов о той верности царю и отечеству и ненависти к французам, которую должны блюсти сыны отечества.
– Мы французам худого не делаем, – сказал Тихон, видимо оробев при этих словах Денисова. – Мы только так, значит, по охоте баловались с ребятами. Миродеров точно десятка два побили, а то мы худого не делали… – На другой день, когда Денисов, совершенно забыв про этого мужика, вышел из Покровского, ему доложили, что Тихон пристал к партии и просился, чтобы его при ней оставили. Денисов велел оставить его.
Тихон, сначала исправлявший черную работу раскладки костров, доставления воды, обдирания лошадей и т. п., скоро оказал большую охоту и способность к партизанской войне. Он по ночам уходил на добычу и всякий раз приносил с собой платье и оружие французское, а когда ему приказывали, то приводил и пленных. Денисов отставил Тихона от работ, стал брать его с собою в разъезды и зачислил в казаки.