Неокружники

Неокру́жники (Противоокру́жники, Раздо́рники) — часть приверженцев белокриницкого согласия, не принявшая «Окружное послание Российских архипастырей Белокриницкой иерархии» 1862 года.

Наибольшее возмущение у радикально настроенных членов белокриницкого согласия вызвали утверждения «Окружного послания…» о том, что «господствующая ныне в России Церковь, равно и Греческая, верует не во иного Бога, но во единого с нами», что под именем «Иисус» Русская церковь исповедует того же «Исуса» и поэтому называющий «Иисуса» иным Богом, антихристом и т. п. есть богохульник.

Противоокружники утверждали, что в русской и греческой церквях царствует Антихрист. Они настаивали на восьмиконечной форме креста и написании имени «Исус» на том основании, что Иисус Христос был рождён восемью годами позже Исуса. По сути дела это было крайнее проявление беспоповского учения, проникшего в среду старообрядцев-поповцев, против которого и было направлено «Окружное послание».

На какое-то время неокружникам удалось заручиться поддержкой митрополита Белокриницкого Кирила. 24 февраля 1863 года Кирил издал «Объявление определения об уничтожении «Окружного послания». Поддержка митрополита Кирила позволила создать раздорническую иерархию. Неокружники выбрали себе архиепископа в 1863 году. Им стал Антоний (Климов) (1863—1876).

Для уврачевания раздора собор российских епископов 23 июня 1863 года отменил «Окружное послание», однако противостояние окружников и неокружников не прекратилось. 28 октября 1863 года, за 2 дня до кончины, в пользу окружников выступил первый Белокриницкий митрополит Амвросий.

В 1860-е годы и в последующее время неоднократно делались попытки достичь компромисса между окружниками и неокружниками, отдельные архиереи то признавали «Окружное послание», то отрекались от него, созывались соборы.

После смерти епископа Антония неокружники разделились на приверженцев нижегородского епископа Иосифа (июнь 1873—1907) и нового архиепископа Иова (Борисова) (25 мая 1885 — 14 февраля 1912).

Неокружнический раскол значительно ослабел после 1905 года, когда стали проводиться съезды и соборы, на которых враждующие стороны подписывали примирительные акты. В 1906 года на мирном соборе было достигнуто формальное примирение противоокружников с другими направлениями РПСЦ. В реальности это объединение коснулось только юга России и Бессарабии.

От Иова в 1906 году отделилась группа необщинников, от которых в свою очередь в 1908 году отделилась группа заваловцев (последователи инока Геннадия Завалова), не имевшая епископов.

После Иосифа епископом в Москве в 1912 году стал Конон. На соборе 1916 года учреждены Рязанско-Воронежская епархия в составе Рязанской, Воронежской, Самарской и Херсонской губерний и Петроградско-Тверская в составе Петроградской, Тверской, Новгородской и Псковской гуюерний. Епископ Конон согласился не оставлять московской кафедры до приискания достойного кандидата.

На 1917 год своих епископов имели Нижегородская, Тверская, Коломенская, Рязанская, Калужская, Саратовская, Балтская епархии. Противоокружники управлялись московским духовным советом, состоящим исключительно из лиц духовного звания.

После ухода на покой епископа Конона неокружников возглавил епископ Филарет. О судьбе неокружников в советское время известно мало. Малая их часть в конце 1920-х годов влилась в состав иосифлян, в их единоверческое ответвление. Престарелые епископы Филарет и Вениамин умерли, не оставив преемников. «Епископ Ржевский и Наместник Московский» Петр (Глазов) в 1940-е годы примирился с Московской архиепископией.

Таким образом, неокружническая иерархия прервалась, хотя отдельные священники служили ещё до 1970-х годов. Оставшиеся неокружники впали в положение беспоповцев.

Ссылки

• [religion.babr.ru/chr/east/prav/star/pop/rpsc_pr.htm Противоокружники (Неокружники, Раздорники)]
• Текст Окружного послания

Отрывок, характеризующий Неокружники

– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.