Неолиберализм

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Неолиберал»)
Перейти к: навигация, поиск

Неолиберали́зм (англ. neoliberalism) — направление политической и экономической философии, возникшее в 1930-е годы и сформировавшееся как идеология в 1980-е — 1990-е.

Сам термин (фр. néo-liberalisme), впервые был использован в 1938 году на парижском Коллоквиуме Уолтера Липпмана; его авторами считаются французский экономист Бернар Лавернь и его немецкий коллега Александер Рюстов. Широкое хождение термин получил в связи со свободнорыночной политикой экономического либерализма и монетаризма согласно идеям Милтона Фридмана и Фридриха Хайека, внедрявшейся в Чили при диктатуре Аугусто Пиночета, в Великобритании при Маргарет Тэтчер (тэтчеризм), США при Рональде Рейгане (рейганомика) и ставшей господствующей в мире экономической моделью в конце XX века.

Неолиберализм имеет широкое значение, охватывая: 1) идеологию; 2) способ управления; 3) пакет политических программ[1].





Понятие

Либерализм
Идеи
Свобода
Капитализм · Рынок
Права человека
Господство права
Общественный договор
Равенство · Нация
Плюрализм · Демократия
Внутренние течения
Либертарианство
Классический либерализм
Неолиберализм
Социал-либерализм
Национал-либерализм
Либеральное христианство
Исламский либерализм

[шаблон]

Неолиберализм, в отличие от классического либерализма, не отрицает полностью государственное регулирование экономики, но оставляет его функцию лишь для установления принципов конкуренции и законов свободного рынка, рассматривая свободный рынок и неограниченную конкуренцию как основное средство обеспечения прогресса и достижения социальной справедливости, возможных прежде всего на основе экономического роста, который измеряется валовым внутренним продуктом. Возникновение неолиберализма связывается с наступлением «второй эры глобализации» (не путать с новым либерализмом). Неолиберализм сформировался в качестве оппозиции развитию в середине XX века идей социал-либерализма, предполагавшего социальное сотрудничество и защиту, сочетание конкуренции с государственным регулированием и социальными программами, принятие элементов эгалитаризма и коллективизма.

Теоретические основания

Теоретические основания неолиберализма связаны с монетаризмом, а также трудами Роберта Манделла, Маркуса Флеминга, Александера Рюстова и других. Его ведущая идея может быть сформулирована следующим образом: интенсификация и всемирное распространение свободного рынка, как экстенсивно — в международном масштабе, так и интенсивно — на все сферы жизни общества. Таким образом, неолиберализм проявляет принципиальное родство с глобализацией, особенно в экономической сфере.

Экономическая политика

Экономическая политика неолиберализма заключается прежде всего в поддержке протекционизма, при этом декларируются принципы необходимости открытых рынков. Идея обосновывается правительствами, которые, во-первых, отстаивают потребности наднационального глобального распространения передовых технологий, но при этом оставляя за собой право не уменьшать контроль за бизнесом со стороны государства, что рождает множество проблем, такие как: коррупция, инфляция, административная интервенция (интервенционистское законодательство). Экономическая политика неолиберализма видна в деятельности Международного валютного фонда, Всемирного банка и Всемирной торговой организации. Против неолиберализма последовательно выступают сторонники классического либерализма и сторонники свободной экономики — либертарианцы.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2739 дней]

Социальная концепция

Социальная концепция неолиберализма основана на рыночной интерпретации всех типов общественных связей: каждый человек рассматривается как свободный предприниматель, организующий собственную жизнь как предприятие, а каждое социальное взаимодействие — как контракт (акт купли-продажи). Все формы отношений, в том числе взаимоотношения работников одной компании или членов семьи, рассматриваются как виды суб-рыночной конкуренции. Согласно теории неолиберализма, нации и государства на мировом рынке также выступают в роли предприятий. С точки зрения философии неолиберализма, существование и функционирование рынка обладает самоценностью, независимо от его воздействия на производство товаров и услуг, а законы функционирования рыночных структур составляют фундаментальное основание этики. Соответственно, в неолиберализме не существует различия между рыночной экономикой и рыночным обществом, а его этическая концепция возвращается к меркантилизму.

Критика неолиберализма

Среди известных критиков неолиберализма — экономисты Джозеф Стиглиц, Амартия Сен, Майкл Хадсон, Пол Кругман, Ричард Вольф, Янис Варуфакис, Роберто Мангабейра Унгер; лингвист Ноам Хомский; географ и антрополог Дэвид Харви; социологи Пьер Бурдьё, Лоик Вакан и Иммануил Валлерстайн[2]; автор и общественная деятельница Наоми Кляйн; журналисты Джордж Монбио и Крис Хеджес; спикер сапатистов субкоманданте Маркос[3]; религиозный деятель фрей Бетто[4] и папа римский Франциск[5]. Критики неолиберального капитализма и неолиберальной глобализации указывают на пагубность неолиберальной экономической политики для разрешения проблем кризисных экономик, поддержания социальной справедливости, существенное снижение стандартов в сфере труда и наступления на права профсоюзов, нарастающий ущерб окружающей среде. Пьер Бурдьё и Гюнтер Грасс сравнивали наступление неолиберализма с «консервативной революцией» в Германии 1930-х годов как направленной против традиции Просвещения[6].

Эта критика особенно усилилась после крупных неудач политики неолиберализма в Латинской Америке (в частности, в Аргентине[7]), Восточной Европе, Юго-Восточной Азии и в Северной Африке; а также во время начавшегося 2008 году глобального кризиса, который считают следствием внедрения политики неолиберализма. Политическим ответом на неолиберализм в XXI веке были альтерглобализм и движения против политики жёсткой экономии в условиях текущего кризиса (вроде Occupy Wall Street). Силы, выступающие против неолиберализма, приходили к власти в большинстве стран Латинской Америки («левый поворот» и «социализм XXI века» после трёх десятилетий неолиберальных экспериментов) и в Греции (СИРИЗА).

Географ Дэвид Харви, называя в своей «Краткой истории неолиберализма» предмет книги теорией, «согласно которой рыночный обмен является основой системы этических норм», считает её антисоциальной и антидемократичной; он указывает, что неолиберализм выступил проектом восстановления и укрепления классового господства крупного капитала после периода кейнсианского регулирования экономики и компромиссов с трудящимися классами («славное тридцатилетие»). Такие авторы, как Харви и Наоми Кляйн, подчёркивают, что впервые неолиберализм воплощался на практике группами экономистов, известных как «Чикагские мальчики» и «Берклийская мафия», в условиях правоавторитарных диктатур Аугусто Пиночета в Чили и Сухарто в Индонезии соответственно; оба режима пришли к власти в результате кровавых переворотов и отметились массовым нарушением прав человека. В этом одно из главных отличий неолиберализма от либерализма — неолибералы часто пренебрегают гражданскими правами для проведения экономических реформ:

Вообще-то понять, чем либералы отличаются от неолибералов, очень легко. Либералы считают, что формально-юридически все люди равны и от рождения обладают определенными правами (правами человека) и что им должны быть предоставлены — независимо от расы, национальной, религиозной и культурной принадлежности и т. п. — равные права и возможности (гражданские права), созданы равные стартовые условия — а дальше пусть реализуют свои возможности, соревнуются. И государство в это вмешиваться не должно. Чем меньше государства — тем лучше (знаменитое «laissez faire, laissez passer» или, в английском варианте, «leave alone»). Неолибералы, напротив, уверены, что люди не равны (даже формально-юридически) и что равные возможности для всех представляют угрозу тем, кто уже находится в привилегированном положении. Неолибералы считают государство важнейшим инструментом — и считают главной своей задачей захватить управление государством, чтобы затем силой государства подавлять «чужих» и создавать благоприятные условия для «своих». Это точная копия системы мышления фашистов. Просто фашисты заменяли индивидуализм корпоративизмом, публично отрицали систему парламентаризма. Неофашисты — так называемые новые правые — уже этого не делали и, таким образом, перестали отличаться от неолибералов. У нас в стране по безграмотности либералов и неолибералов путали и путают. Типичная партия либералов — это «Яблоко». А типичная партия неолибералов — СПС. «Яблоко» и СПС всё норовят объединиться, но всё у них не получается. И не получится — именно потому, что либералы и неолибералы политически трудносовместимы.[8]

Критики неолиберализма, в частности Эрик Райнерт, считают неолиберализм разрушительным для мировой экономической системы, и возлагают на него ответственность за обнищание многих стран на протяжении последних десятилетий, а также за деиндустриализации и структурную деградацию постсоветских экономик[9]. «С глобальным распространением неолиберализма волна приватизации ведет мировую экономику в тупик», — отмечает в свой статье (сент. 2012) вице-президент АОН КНР Ли Шэньмин[10].

Вместе с тем, известный писатель и либеральный публицист Марио Варгас Льоса считает, что никакого самостоятельного явления под названием «неолиберализм» не существует, а термин был придуман противниками либерализма «с целью семантически обесценить теорию либерализма»[11]. Аналогичную точку зрения имеет экономист из Республики Беларусь Ярослав Романчук[12].

См. также

Напишите отзыв о статье "Неолиберализм"

Примечания

  1. Neoliberalism: a very short introduction. — Oxford; New York: Oxford University Press. — ISBN 978-0-19-956051-6.
  2. Иммануил Валлерстайн. [scepsis.net/library/id_1786.html Год 2008: смерть неолиберальной глобализации]
  3. Субкоманданте Маркос. [scepsis.net/library/id_576.html Четвёртая Мировая война]
  4. Фрей Бетто. [scepsis.net/library/id_2298.html Неолиберализм: новая фаза капитализма]
  5. [www.salon.com/2015/09/24/the_pope_is_neoliberalisms_enemy_no_1_how_francis_challenges_americas_reigning_and_bipartisan_orthodoxy/ The pope is neoliberalism’s Enemy No. 1: How Francis challenges America’s reigning (and bipartisan) orthodoxy]
  6. [scepsis.net/library/id_3661.html «Безответственность — определяющий принцип неолиберальной системы»: диалог 1999 года]. «Скепсис» (24.07.2015).
  7. Александр Тарасов. [www.scepsis.ru/library/id_738.html Аргентина — еще одна жертва МВФ] // «Скепсис»
  8. Александр Тарасов. [scepsis.net/library/id_129.html Фашизм в идеологии, ежовщина на практике]
  9. Эрик Райнерт: [old.tpp-inform.ru/analytic_journal/4238.html России еще рано примерять клубный пиджак]
  10. [news.finance.ua/ru/~/2/0/all/2012/09/25/288182 Мир находится на пороге больших перемен и потрясений: взгляд из Китая / Статьи / Finance.ua]
  11. Марио Варгас Льоса. [www.inliberty.ru/library/109-liberalizm-vnbspnovom-tysyacheletii- Либерализм в новом тысячелетии]
  12. [www.echo.msk.ru/blog/romanchuk/885943-echo/ МИФ О НЕО/ЛИБЕРАЛИЗМЕ]

Ссылки

  • Дэвид Харви: [openleft.ru/?p=8424 Неолиберализм — это политический проект].
  • Тимоти Шенк, Венди Браун. [gefter.ru/archive/15006 Что же такое неолиберализм? Демократия по рыночной стоимости. Постановка проблемы] // Гефтер. — 29.04.2015
  • Илья Матвеев. [www.opendemocracy.net/od-russia/ilya-matveev/rossiya-inc Неолиберализм с российскими характеристиками]

Литература

Отрывок, характеризующий Неолиберализм

Нашествие бежит, возвращается назад, опять бежит, и все случайности постоянно теперь уже не за, а против него.
Совершается противодвижение с востока на запад с замечательным сходством с предшествовавшим движением с запада на восток. Те же попытки движения с востока на запад в 1805 – 1807 – 1809 годах предшествуют большому движению; то же сцепление и группу огромных размеров; то же приставание серединных народов к движению; то же колебание в середине пути и та же быстрота по мере приближения к цели.
Париж – крайняя цель достигнута. Наполеоновское правительство и войска разрушены. Сам Наполеон не имеет больше смысла; все действия его очевидно жалки и гадки; но опять совершается необъяснимая случайность: союзники ненавидят Наполеона, в котором они видят причину своих бедствий; лишенный силы и власти, изобличенный в злодействах и коварствах, он бы должен был представляться им таким, каким он представлялся им десять лет тому назад и год после, – разбойником вне закона. Но по какой то странной случайности никто не видит этого. Роль его еще не кончена. Человека, которого десять лет тому назад и год после считали разбойником вне закона, посылают в два дня переезда от Франции на остров, отдаваемый ему во владение с гвардией и миллионами, которые платят ему за что то.


Движение народов начинает укладываться в свои берега. Волны большого движения отхлынули, и на затихшем море образуются круги, по которым носятся дипломаты, воображая, что именно они производят затишье движения.
Но затихшее море вдруг поднимается. Дипломатам кажется, что они, их несогласия, причиной этого нового напора сил; они ждут войны между своими государями; положение им кажется неразрешимым. Но волна, подъем которой они чувствуют, несется не оттуда, откуда они ждут ее. Поднимается та же волна, с той же исходной точки движения – Парижа. Совершается последний отплеск движения с запада; отплеск, который должен разрешить кажущиеся неразрешимыми дипломатические затруднения и положить конец воинственному движению этого периода.
Человек, опустошивший Францию, один, без заговора, без солдат, приходит во Францию. Каждый сторож может взять его; но, по странной случайности, никто не только не берет, но все с восторгом встречают того человека, которого проклинали день тому назад и будут проклинать через месяц.
Человек этот нужен еще для оправдания последнего совокупного действия.
Действие совершено. Последняя роль сыграна. Актеру велено раздеться и смыть сурьму и румяны: он больше не понадобится.
И проходят несколько лет в том, что этот человек, в одиночестве на своем острове, играет сам перед собой жалкую комедию, мелочно интригует и лжет, оправдывая свои деяния, когда оправдание это уже не нужно, и показывает всему миру, что такое было то, что люди принимали за силу, когда невидимая рука водила им.
Распорядитель, окончив драму и раздев актера, показал его нам.
– Смотрите, чему вы верили! Вот он! Видите ли вы теперь, что не он, а Я двигал вас?
Но, ослепленные силой движения, люди долго не понимали этого.
Еще большую последовательность и необходимость представляет жизнь Александра I, того лица, которое стояло во главе противодвижения с востока на запад.
Что нужно для того человека, который бы, заслоняя других, стоял во главе этого движения с востока на запад?
Нужно чувство справедливости, участие к делам Европы, но отдаленное, не затемненное мелочными интересами; нужно преобладание высоты нравственной над сотоварищами – государями того времени; нужна кроткая и привлекательная личность; нужно личное оскорбление против Наполеона. И все это есть в Александре I; все это подготовлено бесчисленными так называемыми случайностями всей его прошедшей жизни: и воспитанием, и либеральными начинаниями, и окружающими советниками, и Аустерлицем, и Тильзитом, и Эрфуртом.
Во время народной войны лицо это бездействует, так как оно не нужно. Но как скоро является необходимость общей европейской войны, лицо это в данный момент является на свое место и, соединяя европейские народы, ведет их к цели.
Цель достигнута. После последней войны 1815 года Александр находится на вершине возможной человеческой власти. Как же он употребляет ее?
Александр I, умиротворитель Европы, человек, с молодых лет стремившийся только к благу своих народов, первый зачинщик либеральных нововведений в своем отечестве, теперь, когда, кажется, он владеет наибольшей властью и потому возможностью сделать благо своих народов, в то время как Наполеон в изгнании делает детские и лживые планы о том, как бы он осчастливил человечество, если бы имел власть, Александр I, исполнив свое призвание и почуяв на себе руку божию, вдруг признает ничтожность этой мнимой власти, отворачивается от нее, передает ее в руки презираемых им и презренных людей и говорит только:
– «Не нам, не нам, а имени твоему!» Я человек тоже, как и вы; оставьте меня жить, как человека, и думать о своей душе и о боге.

Как солнце и каждый атом эфира есть шар, законченный в самом себе и вместе с тем только атом недоступного человеку по огромности целого, – так и каждая личность носит в самой себе свои цели и между тем носит их для того, чтобы служить недоступным человеку целям общим.
Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.
Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими явлениями жизни. То же с целями исторических лиц и народов.


Свадьба Наташи, вышедшей в 13 м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич умер, и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
События последнего года: пожар Москвы и бегство из нее, смерть князя Андрея и отчаяние Наташи, смерть Пети, горе графини – все это, как удар за ударом, падало на голову старого графа. Он, казалось, не понимал и чувствовал себя не в силах понять значение всех этих событий и, нравственно согнув свою старую голову, как будто ожидал и просил новых ударов, которые бы его покончили. Он казался то испуганным и растерянным, то неестественно оживленным и предприимчивым.
Свадьба Наташи на время заняла его своей внешней стороной. Он заказывал обеды, ужины и, видимо, хотел казаться веселым; но веселье его не сообщалось, как прежде, а, напротив, возбуждало сострадание в людях, знавших и любивших его.
После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья – главную вину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихо умер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долг покойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько раз обедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все с одинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем то, говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекрасжейший был человек. Таких людей нынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»
Именно в то время, когда дела графа так запутались, что нельзя было себе представить, чем это все кончится, если продолжится еще год, он неожиданно умер.
Николай был с русскими войсками в Париже, когда к нему пришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясь ее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смерти графа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелких долгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше, чем имения.
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов.
Кредиторы, так долго молчавшие, будучи связаны при жизни графа тем неопределенным, но могучим влиянием, которое имела на них его распущенная доброта, вдруг все подали ко взысканию. Явилось, как это всегда бывает, соревнование – кто прежде получит, – и те самые люди, которые, как Митенька и другие, имели безденежные векселя – подарки, явились теперь самыми требовательными кредиторами. Николаю не давали ни срока, ни отдыха, и те, которые, по видимому, жалели старика, бывшего виновником их потери (если были потери), теперь безжалостно накинулись на очевидно невинного перед ними молодого наследника, добровольно взявшего на себя уплату.
Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался; имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все таки не уплаченною. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч для уплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. А чтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке.
Наташа и Пьер жили в это время в Петербурге, не имея ясного понятия о положении Николая. Николай, заняв у зятя деньги, старался скрыть от него свое бедственное положение. Положение Николая было особенно дурно потому, что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен был содержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она не замечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделать подарок сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю.
Соня вела домашнее хозяйство, ухаживала за теткой, читала ей вслух, переносила ее капризы и затаенное нерасположение и помогала Николаю скрывать от старой графини то положение нужды, в котором они находились. Николай чувствовал себя в неоплатном долгу благодарности перед Соней за все, что она делала для его матери, восхищался ее терпением и преданностью, но старался отдаляться от нее.
Он в душе своей как будто упрекал ее за то, что она была слишком совершенна, и за то, что не в чем было упрекать ее. В ней было все, за что ценят людей; но было мало того, что бы заставило его любить ее. И он чувствовал, что чем больше он ценит, тем меньше любит ее. Он поймал ее на слове, в ее письме, которым она давала ему свободу, и теперь держал себя с нею так, как будто все то, что было между ними, уже давным давно забыто и ни в каком случае не может повториться.
Положение Николая становилось хуже и хуже. Мысль о том, чтобы откладывать из своего жалованья, оказалась мечтою. Он не только не откладывал, но, удовлетворяя требования матери, должал по мелочам. Выхода из его положения ему не представлялось никакого. Мысль о женитьбе на богатой наследнице, которую ему предлагали его родственницы, была ему противна. Другой выход из его положения – смерть матери – никогда не приходила ему в голову. Он ничего не желал, ни на что не надеялся; и в самой глубине души испытывал мрачное и строгое наслаждение в безропотном перенесении своего положения. Он старался избегать прежних знакомых с их соболезнованием и предложениями оскорбительной помощи, избегал всякого рассеяния и развлечения, даже дома ничем не занимался, кроме раскладывания карт с своей матерью, молчаливыми прогулками по комнате и курением трубки за трубкой. Он как будто старательно соблюдал в себе то мрачное настроение духа, в котором одном он чувствовал себя в состоянии переносить свое положение.