Неосоциализм

Неосоциализм (фр. Néo-socialisme, англ. Neosocialism) — идеология, социальная доктрина и политическое течение западноевропейских правых социалистов 1930-х годов. Впервые системно сформулирован Анри де Маном (Бельгия), наиболее полное выражение получил у Марселя Деа (Франция). Эволюционировал в направлении фашизма. Впоследствии многие неосоциалистические установки были приняты мировой социал-демократией и другими политическими силами, как правило, без ссылок на первоисточники.

Доктринальные основы

На рубеже 1920—1930-х в западноевропейской правой социал-демократии консолидировались радикальные круги. Они окончательно и бесповоротно отвергли марксизм, отождествив это учение с большевизмом и СССР. В то же время они оставались противниками капитализма как системы. Классические социал-реформистские концепции, основанные на бернштейнианстве, признавались устаревшими и не отражающими социальных сдвигов начала XX века. Предстояло сформулировать новый — причём не фашистский — вариант соединения антикоммунизма с антикапитализмом.

В качестве социалистической альтернативы выдвигалась концепция «конструктивной революции» — коллективистских социалистических преобразований на основе национальных традиций и буржуазных достижений социального прогресса. Эти положения составили основу неосоциализма:

• расширение госсектора, усиление государственного регулирования экономики;
• социально-экономическое планирование на основе согласованных решений общественных групп под эгидой государства;
• развитие корпоративизма, стимулирование классовых и межклассовых общественных ассоциаций;
• передача экономической власти общенациональному координационному органу, формируемому делегированием от производственных коллективов;
• сохранение, поддержка и распространение трудовой частной собственности;
• повышение и институционализация общественной роли средних слоёв — крестьянства, мелких производителей, технической интеллигенции;
• при сохранении демократических институтов резкое усиление государственной власти, особенно исполнительно-административной;
• духовно-культурное укрепление общества на основе национальных традиций и принципов социального прогресса.

Позиции неосоциалистов разных стран и разных партий были принципиально близки, но полного совпадения не наблюдалось. Анри де Ман акцентировал усиление государственной власти в экономике, особенно государственного планирования. Марсель Деа делал основной упор на общественные инициативы, особенно крестьянства и промышленно-технических групп. В воззрениях Деа особое место занимали также республиканские идеи, восходящие к Французской революции, демократизм и непримиримый антикоммунизм.

Главные расхождения между неосоциализмом и большинством социал-демократии создавались двумя неосоциалистическими установками: корпоративизмом и приоритетом средних слоёв как передовой общественной силы (то и другое действительно напоминало фашизм). На практике конфликт возникал вокруг установки неосоциалистов на вхождение в правительства через коалиции с правыми партиями.

Неосоциалистическая политика во Франции

Наибольшую активность развили неосоциалисты Франции. История этого движения обычно рассматривается именно на французском примере.

Неосоциализм и СФИО

Первоначально неосоциалисты действовали в рамках марксистской социалистической партии (СФИО). Их лидерами были Марсель Деа, Адриен Марке, Бартелеми Монтаньон, Луи Валлон. Деа являлся главным идеологом и политическим организатором, мэр Бордо Марке — признанным практиком управления, Монтаньон — видным оратором, Валлон — организатором пропаганды.

В июле 1933 Деа, Марке и Монтаньон изложили свои взгляды на съезде СФИО. В качестве политических образцов назывались фигуры Бенито Муссолини и Франклин Рузвельт. Лозунги «опережения фашизма» (Деа) или «порядка, авторитета, нации» (Марке) вызвали резкое отторжение значительного большинства делегатов. Лидер партии Леон Блюм был буквально шокирован. Острый конфликт возник и из-за призыва бороться за места в правительстве. Партийное руководство стояло на традиционной марксистской позиции, не допускавшей участия социалистов в «буржуазной» исполнительной власти.

6 ноября 1933 года неосоциалистические лидеры повторили свои основные тезисы на заседании руководства СФИО. К ним присоединился ветеран французского социализма, лидер правого крыла партии Пьер Ренодель. Но даже его авторитетная поддержка не предотвратила исключения всей группы из партии. Некоторые историки полагают, что конфликт обострялся поколенческим фактором — неосоциалисты даже по возрасту относились к той генерации, для которой постулаты марксизма не являлись непререкаемой истиной. Характерно, что Ренодель, принадлежавший к поколению Блюма, быстро разошёлся с группой Деа.

Неосоциализм и Народный фронт

Неосоциалисты учредили свою Социалистическую партию Франции - Союз Жана Жореса, PSdF (вторая часть названия носила сугубо церемониальный характер, взгляды Жореса были далеки от неосоциалистических). В 1935 PSdF объединилась с двумя другими правосоциалистическими партиями в Социалистический республиканский союз (USR), который на следующий год примкнул к широкой лево-центристской коалиции Народный фронт.

После победы Народного фронта на выборах 1936 года было создано коалиционное правительство Блюма с участием социалистов и радикалов (при парламентской поддержке коммунистов). Таким образом, три года спустя СФИО фактически приняла тезис неосоциалистов о вхождении в власть. При этом налицо был и отход Деа от последовательно антикоммунистической позиции.

Главной идеей неосоциалистов, которую они проводили в Народном фронте, являлся «Французский план» — Le Plan français. Ключевым пунктом концепции «планизма» (La planisme) являлось создание общенационального представительного органа, определяющего экономическую политику:

Для функционирования новой экономики достаточно, чтобы работодатели и работополучатели согласились сотрудничать в одном и том же органе. Хотя и исключается корпоративизм в прямом смысле этого слова, необходимо его придерживаться в следующем понимании. Каждая из организаций предпринимателей, организаций рабочих или служащих, так же как и организаций техников каждой профессии, будет призвана направлять своих представителей в центральный орган, чтобы там обсуждать на началах полного равенства вопросы, касающиеся их профессии и общей организации экономики.
Новая Франция (Марсельский комитет Французского плана, под редакцией Марселя Деа)

В поддержку «Французского плана» — напоминающего как концепцию ВСНХ без партийного контроля, так и муссолиниевскую корпоративную палату — проводились массовые митинги с участием крупнейшего профобъединения Франции — ВКТ. Неосоциалистическая доктрина в экономике и социальной сфере фактически была принята на вооружение и противниками Народного фронта — Французской народной партией во главе с последовательным фашистом (бывшим коммунистом) Жаком Дорио.

Однако правительства Народного фронта ограничивались активной социальной политикой в рамках социал-реформизма, воздерживаясь от структурных преобразований.

Неосоциалисты во Второй мировой войне

В 1940-х в движение неосоциалистов раскололось. Большинство из них заняли коллаборационистские позиции. Марсель Деа возглавил прогерманское Национально-народное объединение, Адриен Марке занимал пост министра внутренних дел в правительстве Виши. С другой стороны, Луи Валлон активно участвовал в движении Сопротивления.

В общем и целом неосоциалистические деятели ассоциировались с коллаборационизмом и пронацизмом. Тому способствовали выступления Деа, деятельность Марке, политика Дорио, совмещавшего выступления в неосоциалистическом духе и сотрудничество с гестапо. В принципе аналогично повёл себя в Бельгии и основоположник неосоциализма Анри де Ман.

Послевоенный неосоциализм

Коллаборационистский финал основателей неосоциализма в значительной степени блокировал обращение к их наследию. Тем не менее, неосоциалистические элементы явственно прослеживаются в общепринятой социально-политической практике — программирование экономики, классовое сотрудничество, стимулирование малого и среднего бизнеса, развитие самоуправления и соуправления на предприятиях. Многие неосоциалистические идеи, новаторские для социал-демократии 1930-х, с 1950-х стали общим местом. Они характерны не только для социал-демократов, но и для христианско-демократических, консервативных, а в какой-то мере и либеральных сил. Во Франции сходные меры осуществляли правительства Поля Рамадье и Пьера Мендес-Франса уже с конца 1940-х и в середине 1950-х годов.

Но некоторые из неосоциалистических принципов почти столь же далеки от осуществления, как и в момент их первоначального формулирования — прежде всего институциональный «планизм». Эта концепция неразрывна связана с корпоративизмом и требует глубоких структурных преобразований общества. Характерно, что требование передачи управления экономикой Общественному совету народного хозяйства выдвигал польский профсоюз Солидарность в 1981 году. Такие позиции наиболее чётко высказываются солидаристскими организациями и движениями.

Отрывок, характеризующий Неосоциализм

С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.


Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.


Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.