Непобедимая принцесса Ши-Ра
Поделись знанием:
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.
Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
Шаблон:Мультсериал Ши-ра: Принцесса Силы или «Непобедимая Принцесса Ши-Ра» (англ. She-Ra: Princess of Power) — американский анимационный телесериал, созданный в 1985 году компанией «Filmation». Мультсериал является спин-оффом серий «Хи-Мэн и властители Вселенной» производства «Filmation». Мультсериал снискал популярность не только среди женской аудитории, на которую был рассчитан, но и у мужской. По сравнению с его предшественником, мультсериал «Непобедимая Принцесса Ши-Ра» был создан по игрушечной линии компании Mattel — самой крупной в мире игрушечной компании (игрушку назвали «Принцесса Силы», что было собственно дополнением к линии игрушек «Хи-Мэн и Властители Вселенной»).
Содержание
Сюжет
События сериала происходят в Эфирии, где население порабощено империей Зла (Ордой), которую возглавляет Хорд. Группа повстанцев противостоит Злу во главе с Анжелой, королевой Яркой Луны. Адора является другом королевы Анжелы и её дочери Глимор. Лишь немногие знают секрет Адоры: она и есть непобедимая Ши-Ра. При помощи Волшебного меча и нескольких волшебных слов, она превращается в непобедимую воительницу. Вместе со своими друзьями она борется с силами Зла и строит козни Орде.
Герои
Повстанцы
- Принцесса Ши-Ра (она же — Адора) — принцесса королевства Вечность, дочь короля Рандера и королевы Марлин, является сестрой-близнецом принца Адама (он же Хи-Мен, подробнее в Хи-Мен и Ши-Ра: Тайна Меча). Была похищена Хордом, при его попытке завоевать Вечность. Росла преимущественно в Зоне Страха, не ведая, о той жестокости, что творит Орда в Эфирии. Правда об Орде, которую подтолкнул искать её Хи-Мен, пошатнула вернось Адоры Орде, но Царица Тьмы заколдовала её. Сообщение Волшебницы Замка Серого черепа вызвавшей её через меч и раскрывшую тайну её происхождения и похищения Ордой, окончательно сломило верность Адоры Орде. В своём сообщении Волшебница раскрыла Адоре правду о Хи-Мене и подсказала, как призвать силу меча. Она вернулась на родину, однако решила, что должна помочь повстанцам Эфирии в борьбе с Ордой. Вернувшись в Эфирию, Адора примкнула к повстанцам и вскоре стала их лидером, оттеснив Глиммор. В лагере повстанцев Адора выглядит обыкновенной девушкой, которая единственная знает, как связаться с принцессой Ши-Ра. Но на самом деле, при помощи Волшебного меча, она же и превращается в неё. В этой форме она имеет огромную силу скорость и выносливость, может превращать меч во что угодно, изменяя его свойство пожеланию (напр. щит, веревка, подводная маска). Несмотря на то что, обе никогда не показывались в одном месте и имеют схожесть характеров, окружающие не замечают сходства Адоры и Ши-Ры. Тайну Адоры в Эфирии знают лишь Мадам Суматоха, Филин, Метла, Столб Света (Лайт Хоуп) и Лу-Ки.
- Дух (Spirit) — говорящий конь Адоры, который при помощи Волшебного меча превращается в супер-коня с крыльями — Быстрокрылого (Swift Wind).
- Стрелок (Bow) — главный повстанец, оснащённый луком и стрелами. В бою со Злом всегда стремится совершить подвиг, из-за чего потом возникают неприятности.
- Кастаспелла (Castaspella) — член Великого Восстания. Является королевой Магического королевства Мистакора. Обладает мощной магией. До вторжения Орды была младшей ученицей волшебника Норвина, вместе с Царицей Тьмы. После вторжения Мистакор был захвачен злой колдуньей Мортеллой, которая превратила Кастаспеллу в старуху и заставила служить ей. Была осбождена Ши-Рой, и примкнула к восстанию.
- Филин (Kowl) — говорящий филин, способный к перелётам на большие расстояния, очень наивный и доверчивый, любит поесть.
- Мадам Суматоха (Madam Razz) — добрая волшебница, помогающая в борьбе Великому Восстанию. Варит зелья, летает на волшебной, говорящей метле. Часто путает или забывает заклинания. При приземлении часто сталкивается с деревьями или прочими препятствиями.
- Метла (Broom) — живая метла мадам Суматохи. Часто напоминает ей то, что она хотела сказать.
- Королева Анжела (Queen Angella) — королева Яркой Луны, последнего королевства, которого завоевала Орда и первого, освобождённого от власти Хорда. До появления Ши-Ры была пленницей у Ханги, королевы гарпий живущих на Когтистой горе. Освобождена Хи-Меном и Ши-Рой в полнометражном фильме Хи-Мен и Ши-Ра: Тайна Меча.
- Глиммер (Glimmer) — Дочь королевы Анжелы и наследная принцесса Яркой Луны, до появления Адоры возглавлявшая силы повстанцев. Обладает магической силой света, однако часто не использует её, когда она ей нужна.
- Пикаблю (Peekablue) — девушка с хвостом как у павлина, способная увидеть что угодно и где угодно.
- Фроста (Frosta) — королева Ледяного королевства, обладает магией льда.
- Столб Света (Light Hope) — хранитель Хрустального замка расположенного на вершине Качающейся горы (самой высокой в Эфирии), знающий всё на свете. Столб Света нередко помогал разрешить ей самые сложные вопросы. В одном из эпизодов (1 сезон 55 серия «Лу-Ки приходит на помощь») он рассказал консилу Лу-Ки тайну Ши-Ры, чтобы он вызвал Хи-Мена из Вечности помочь ей, т. к. она была заморожена во времени и не могла освободиться.
- Спинирелла (Spinnerella) — уроженка с не захваченной части планеты Эфирия, обладает магией вращения, что позволяет ей создавать торнадо вращаясь. Присоединилась вместе со своей сестрой Нетоссой к повстанцам, когда узнала о жестокости Орды.
- Нетосса (Netossa) — сестра Спинниреллы, ловкая бросательница сетей.
- Морской Ястреб (Sea Hawk) — пират, сын легендарного пирата Сокола, имеющий летающий на солнечных парусах корабль. После встречи с Адорой и Ши-Рой перешёл на сторону восстания. Имеет роман с Адорой.
- Русалка (Mermista) — женщина-русалка из подводного королевства. Способная превращать свой хвост в ноги и обратно.
- Цветочница (Perfuma) — девушка помешанная на цветах. Во время своего пленения довела Хорда до безумия.
Ордынцы
- Хорд (Хордак, англ. Hordak) — главный антагонист мультсериала, командир Орды. Эгоистичный и самовлюблённый предводитель оккупационных сил Орды на Эфирии. Мечтает завоевать Этернию, а так же стать владыкой всей Ордынской империи.
- Хорд Прайм (Horde Prime рус. дуб. Владыка Орды) — король Орды, который периодически связывается с Хордом, что ему не нравится, т.к. он его боится. Хорд называет его самым ужасным существом во Вселенной. Существо из дыма с железной рукой. В русском дубляже, в отличие от оригинала его имя в сериале ни разу упоминается.
- Царица Тьмы (Заклинательница, Ткачиха Теней, англ. Shadow Weawer) — сильная злая колдунья, практически являющаяся правой рукой Хорда. До вторжения Орды вместе с Кастаспеллой, обучались магии у волшебника Норвина. Но она была искушена Ордой, пообещавшей ей великую силу. Для получения этой силы она должна была помочь Орде и поглотить силу магического камня, но вмешавшийся Норвин, уничтожил камень, дав ей поглотить только треть его силы. Камень обезобразил её и в этом она начала винить своего учителя. Является заклятым врагом Норвина и Кастаспеллы.
- Катра (Catra) — злая девушка, одна из командиров армии орды, у неё есть маска, надев которую она превращается в свирепого зверя из семейства кошачьих.
- Скорпия (Scorpia) — женщина с хвостом и клешнями вместо кистей рук как у скорпиона.
- Имп (Imp) — бесёнок, подручный Хорда. Может превратиться во что угодно и используется Хордом как шпион. Любит поддакивать Хорду и дразнить других, из-за чего все его ненавидят.
- Мантенна (Mantenna) — четвероногий прислужник Хорда, обладающий большими глазами и ушами. Может использовать свои глаза как оружие. Часто является тем на кого Хорд срывает свою злость после поражений или просто издевается над ним.
- Боров (Гризлар, англ. Grizzlor) — мохнатый подручный Хорда.
- Пиявка (Leech) — один из подручных Хорда. Способен выкачивать жизненную энергию из людей.
- Язык (Tung Lashor) — ящероподобный подручный Хорда, всегда предпочитающий использовать язык вместо рук, что вызывает раздражение у других.
- Энтрапта (Entrapta) — женщина член Орды специализирующаяся на создании ловушек. Может использовать свои волосы вместо рук.
- Октавия (Octavia) — морской капитан Орды, имеет 4 дополнительных щупальца, помимо рук.
- Змеёныш (Rattlor) — человек-рептилия. Имеет «трещётку» как гремучей змеи на хвосте.
- Модулок (Modulok) — изобретатель из Вечности, иногда помогающий Хорду. Имеет три ноги.
- Солдаты (Штурмовики Хорда) — роботы Орды. В отличие от обычных, явно демонстрируют эмоции.
См. также
Напишите отзыв о статье "Непобедимая принцесса Ши-Ра"
Ссылки
- [www.youtube.com/user/shera?blend=3&ob=4 Мультсериал на youtube.com]
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
| ||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Непобедимая принцесса Ши-Ра
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.
Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
