Непокорённая полтавчанка

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

«Непокорённая полтавча́нка» (укр. Неско́рена полтавча́нка) — подпольная комсомольская молодёжная организация, действовавшая в Полтаве в годы Великой Отечественной войны.





История существования

Ядро организации сформировалось в ноябре 1941 года. В состав организации входило 20 человек: 1 член партии, 5 комсомольцев и 14 беспартийных молодых людей. Руководителем организации считается пионервожатая полтавской средней школы №10 комсомолка Елена (Ляля) Константиновна Убийвовк[1].

Современные исследователи считают, что руководителем организации был советский офицер, корреспондент газеты «Красная Звезда» Сергей Сапиго, который бежал из фашистского плена. Доцент Полтавского национального педагогического университета, кандидат исторических наук Виктор Ревегук объясняет это следующим образом[2]:

Сразу после освобождения Полтавы от фашистов руководство Полтавского обкома КП(б)У лидером молодёжной подпольной группы считало офицера Красной Армии Сергея Сапиго. Однако он же был военнопленным, а отношение коммунистического режима к этой категории людей всем хорошо известно. Поэтому его имя на роль руководителя антифашистской группы не подходило. Благодаря советской пропаганде и повести Олеся Гончара «Земля гудит» имя Ляли Убийвовк стало символом «непокорённых полтавчан» — олицетворением антифашистского движения сопротивления полтавчан. Сейчас, может быть, уже не так важно, кто бы руководителем молодёжной организации. Все они погибли, борясь с фашизмом.

Со временем к «Непокорённой полтавчанке» присоединялись подпольные группы, которые действовали в Мачехах, Абазовке, Марьяновке, Шкурупиях. У организации было две радиостанции, при помощи которых принимались и распространялись среди населения заявления Совинформбюро. Кроме того, члены группы изготавливали и распространяли антифашистские листовки. Всего было распространено 2 тысячи экземпляров разных листовок. Группа патриотов также участвовала в освобождении советских военнопленных, сорвала несколько попыток отправления молодёжи в Германию и готовила диверсии[1].

Подпольная организация не имела радиосвязи с советским командованием. Для её установления на «Большую землю» послали Валентину Терентьеву. За три километра до линии фронта Терентьеву остановила румынская военная жандармерия. В ходе допроса девушка начала путаться в сведениях. Тогда румыны обыскали место задержания подпольщицы и обнаружили записку, написанную Сапиго для советского командования. После этого настаивать на своей легенде задержанная уже не могла. Так была раскрыта подпольная организация полтавчан[2].

6 мая 1942 года гестапо арестовало самых активных участников организации. После жестоких пыток 26 мая шестеро из них — Сергей Сапиго, Ляля Убийвовк, Сергей Ильевский, Борис Серга, Валентина Сорока и Леонид Пузанов были расстреляны за городским кладбищем в Полтаве. Остальных задержанных немцы отпустили[2].

Увековечивание памяти

В 1965 году Ляля Убийвовк посмертно была удостоена звания Героя Советского Союза. В 1967 году в Полтаве был установлен памятник непокорённым полтавчанам. Советским патриотам Олесь Гончар посвятил свою повесть «Земля гудит», драматург Пётр Лубенский написал пьесу «Непокорённая полтавчанка».

Напишите отзыв о статье "Непокорённая полтавчанка"

Примечания

  1. 1 2 [histpol.pl.ua/pages/content.php?page=825 История Полтавы. «Непокорённая полтавчанка»]
  2. 1 2 3 [www.poltava.pl.ua/news/2655/ «Непокорённую полтавчанку» погубил румынский офицер]

Литература

См. также

Отрывок, характеризующий Непокорённая полтавчанка

Ребенок во сне чуть пошевелился, улыбнулся и потерся лбом о подушку.
Князь Андрей посмотрел на сестру. Лучистые глаза княжны Марьи, в матовом полусвете полога, блестели более обыкновенного от счастливых слёз, которые стояли в них. Княжна Марья потянулась к брату и поцеловала его, слегка зацепив за полог кроватки. Они погрозили друг другу, еще постояли в матовом свете полога, как бы не желая расстаться с этим миром, в котором они втроем были отделены от всего света. Князь Андрей первый, путая волосы о кисею полога, отошел от кроватки. – Да. это одно что осталось мне теперь, – сказал он со вздохом.


Вскоре после своего приема в братство масонов, Пьер с полным написанным им для себя руководством о том, что он должен был делать в своих имениях, уехал в Киевскую губернию, где находилась большая часть его крестьян.
Приехав в Киев, Пьер вызвал в главную контору всех управляющих, и объяснил им свои намерения и желания. Он сказал им, что немедленно будут приняты меры для совершенного освобождения крестьян от крепостной зависимости, что до тех пор крестьяне не должны быть отягчаемы работой, что женщины с детьми не должны посылаться на работы, что крестьянам должна быть оказываема помощь, что наказания должны быть употребляемы увещательные, а не телесные, что в каждом имении должны быть учреждены больницы, приюты и школы. Некоторые управляющие (тут были и полуграмотные экономы) слушали испуганно, предполагая смысл речи в том, что молодой граф недоволен их управлением и утайкой денег; другие, после первого страха, находили забавным шепелявенье Пьера и новые, неслыханные ими слова; третьи находили просто удовольствие послушать, как говорит барин; четвертые, самые умные, в том числе и главноуправляющий, поняли из этой речи то, каким образом надо обходиться с барином для достижения своих целей.
Главноуправляющий выразил большое сочувствие намерениям Пьера; но заметил, что кроме этих преобразований необходимо было вообще заняться делами, которые были в дурном состоянии.
Несмотря на огромное богатство графа Безухого, с тех пор, как Пьер получил его и получал, как говорили, 500 тысяч годового дохода, он чувствовал себя гораздо менее богатым, чем когда он получал свои 10 ть тысяч от покойного графа. В общих чертах он смутно чувствовал следующий бюджет. В Совет платилось около 80 ти тысяч по всем имениям; около 30 ти тысяч стоило содержание подмосковной, московского дома и княжон; около 15 ти тысяч выходило на пенсии, столько же на богоугодные заведения; графине на прожитье посылалось 150 тысяч; процентов платилось за долги около 70 ти тысяч; постройка начатой церкви стоила эти два года около 10 ти тысяч; остальное около 100 та тысяч расходилось – он сам не знал как, и почти каждый год он принужден был занимать. Кроме того каждый год главноуправляющий писал то о пожарах, то о неурожаях, то о необходимости перестроек фабрик и заводов. И так, первое дело, представившееся Пьеру, было то, к которому он менее всего имел способности и склонности – занятие делами.
Пьер с главноуправляющим каждый день занимался . Но он чувствовал, что занятия его ни на шаг не подвигали дела. Он чувствовал, что его занятия происходят независимо от дела, что они не цепляют за дело и не заставляют его двигаться. С одной стороны главноуправляющий выставлял дела в самом дурном свете, показывая Пьеру необходимость уплачивать долги и предпринимать новые работы силами крепостных мужиков, на что Пьер не соглашался; с другой стороны, Пьер требовал приступления к делу освобождения, на что управляющий выставлял необходимость прежде уплатить долг Опекунского совета, и потому невозможность быстрого исполнения.
Управляющий не говорил, что это совершенно невозможно; он предлагал для достижения этой цели продажу лесов Костромской губернии, продажу земель низовых и крымского именья. Но все эти операции в речах управляющего связывались с такою сложностью процессов, снятия запрещений, истребований, разрешений и т. п., что Пьер терялся и только говорил ему:
– Да, да, так и сделайте.
Пьер не имел той практической цепкости, которая бы дала ему возможность непосредственно взяться за дело, и потому он не любил его и только старался притвориться перед управляющим, что он занят делом. Управляющий же старался притвориться перед графом, что он считает эти занятия весьма полезными для хозяина и для себя стеснительными.
В большом городе нашлись знакомые; незнакомые поспешили познакомиться и радушно приветствовали вновь приехавшего богача, самого большого владельца губернии. Искушения по отношению главной слабости Пьера, той, в которой он признался во время приема в ложу, тоже были так сильны, что Пьер не мог воздержаться от них. Опять целые дни, недели, месяцы жизни Пьера проходили так же озабоченно и занято между вечерами, обедами, завтраками, балами, не давая ему времени опомниться, как и в Петербурге. Вместо новой жизни, которую надеялся повести Пьер, он жил всё тою же прежней жизнью, только в другой обстановке.