Нерва

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Марк Кокцей Нерва
лат. Marcus Cocceius Nerva<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Бюст Нервы, хранящийся в Национальном музее Рима</td></tr>

Римский император
18 сентября 96 — 27 января 98
Предшественник: Тит Флавий Домициан
Преемник: Траян
 
Вероисповедание: древнеримская религия
Рождение: 8 ноября 30(0030-11-08)
Нарния
Смерть: 28 января 98(0098-01-28) (67 лет)
Рим
Место погребения: Мавзолей Августа
Род: Антонины
Отец: Марк Кокцей Нерва
Мать: Сергия Плавтилла
Супруга: неизвестна
Дети: Траян (приёмный)

Ма́рк Ко́кцей Не́рва (лат. Marcus Cocceius Nerva), более известный как Нерва, — римский император с 18 сентября 96 года по 27 января 98 года, основатель династии Антонинов и первый из «Пяти хороших императоров».

Происходил из знатного старинного сенаторского рода. В 71 и 90 годах Нерва был консулом, а после гибели Домициана в результате заговора был провозглашён императором. Он правил, согласовывая все свои действия с сенатом, права которого он восстановил. Политика экономии, проводившаяся Нервой, позволила привести в порядок государственную казну. В его правление осуществлялась раздача земли безземельным гражданам, был учреждён алиментационный фонд для нищих детей. В 97 году под нажимом военных усыновил своего полководца Траяна, сделав его своим соправителем и наследником трона. Вскоре после этого Нерва скончался от апоплексического удара[1].

Нерва носил победный титул «Германский». Трибунскую власть получал 3 раза (18 сентября 96 года и дважды в 97 году: 18 сентября и 10 декабря). Консулом был четыре раза: в 71, 90, 97 и 98-м годах[1].





Жизнь до прихода к власти

Семья

Будущий император появился на свет 8 ноября 30 года в древнем умбрском городе Нарния, расположенном в 50 километрах к северу от Рима (Рональд Сайм делал предположение, что Нерва родился в 35 году[2][3]). Его отцом был прославившийся знанием всех тонкостей юриспруденции консул-суффект 40 года Марк Кокцей Нерва (болг.), а матерью — Сергия Плавтилла, дочь куратора акведуков Октавия Лената[3]. У Нервы была также сестра, Кокцея, вышедшая замуж за консула Луция Сальвия Отона Тициана, брата будущего императора Отона[3].

Как и основатель династии Флавиев Веспасиан, Нерва был представителем не слишком знатного италийского семейства[4]. Тем не менее, род Кокцеев был одним из самых уважаемых и известных в политических кругах эпохи поздней республики и ранней империи, члены которого достигали высоких государственных должностей[5]. Дед Нервы носил такое же имя и был не только близким другом, но и дальним родственником императора Тиберия через брак брата Сергии Плациллы Октавия Лената и Рубеллии Бассы, бывшей правнучкой Тиберия[6]. О жене (или жёнах) Нервы ничего не известно.

Карьера

О том, как складывалась карьера Нервы до 65 года, точных сведений нет. Вероятнее всего, он начал проходить обыкновенный cursus honorum с должности военного трибуна[3]. Однако известно, что до 65 года Нерва был квестором и префектом Латинских игр[7]. Как советник императора Нерона, Нерва в 65 году помог ему обнаружить и разоблачить заговор Пизона[3]. Точно неизвестно, каким образом он помог с разоблачением заговора, но, судя по значительной награде — триумфальным знакам отличия — полученной Нервой, он внёс весомый вклад в это дело[1]. По сообщению Тацита, ему поставили статую на форуме[8]. Нерва также был известен как друг императора, по всей видимости, по причине написания им стихов, не дошедших до наших дней[9]. Нерон восхищался трудами будущего императора, а эпиграмматист Марк Валерий Марциал льстиво называл Нерву «Тибуллом нашего времени»[9]. Другим приближённым Нерона и другом Нервы был прославленный военачальник, участник Британского похода и триумфатор Тит Флавий Веспасиан[9]. Есть предположение, что он оказывал помощь Нерве, когда тот служил советником императора, и, возможно, просил присматривать за своим младшим сыном Домицианом, когда отправился на войну с иудеями в 67 году[9]. В 66 году будущий император был назначен претором[7].

Самоубийство Нерона 9 июля 68 года положило конец правлению династии Юлиев-Клавдиев. Затем последовал хаос, который привёл к гражданской войне, известной как «год четырёх императоров»[10]. В этот период сменилось три императора — Гальба, Отон, Вителлий, а затем, 21 декабря 69 года, вступил на престол основатель династии Флавиев Веспасиан. О деятельности Нервы в 68 году ничего не известно, но, скорее всего, он, несмотря на то, что был шурином Отона, являлся сторонником Веспасиана[10]. Он, по всей видимости, рассчитывал на победу своего давнего друга[11]. В 71 году за неизвестные заслуги Нерва становится консулом, а его коллегой был сам Веспасиан[7]. Есть предположение, что император сделал Нерву консулом за поддержку и лояльность в год гражданской войны. На это указывает тот факт, что в правление Веспасиана чаще всего консулами становились либо он сам, либо его сыновья[10]. После 71 года имя Нервы вновь исчезает из источников, и, по всей видимости, он продолжал службу в качестве советника Веспасиана и его сыновей[10].

Нерва снова появляется во время восстания Сатурнина в 89 году. 1 января 89 года наместник Верхней Германии Луций Антоний Сатурнин, провозгласив себя императором при поддержке двух своих легионов в Майнце (XIV Парный легион и XXI Стремительный легион) и приграничного германского племени хаттов, поднял восстание против Домициана[12]. После этого в течение двадцати четырёх дней наместник Нижней Германии Аппий Максим при содействии прокуратора Реции Тита Флавия Норбана подавил это восстание[13]. Сатурнин со сторонниками был казнён в Майнце, а XXI Стремительный легион в наказание переведён в Иллирик (XIV Парный легион по неуказанной причине наказан не был)[13]. В следующем году Домициан назначает Нерву консулом себе в коллеги. По всей вероятности, Нерва снова сыграл немаловажную роль в раскрытии заговора Сатурнина и подавлении восстания[10].

Правление

Приход к власти

Спустя шесть лет после подавления бунта Сатурнина, 18 сентября 96 года, Домициан был убит в результате заговора, организованного его придворными[14]. Остийские фасты (лат. Fasti Ostienses) сообщают, что в тот же день сенат на чрезвычайном заседании провозгласил Нерву императором[15]. Этот выбор объяснялся аристократичностью его рода, опытом работы на высших государственных должностях и заслуженным авторитетом серьёзного юриста[15]. Но Нерва был уже старым и к тому же бездетным. Кроме того, большая часть его карьеры прошла при дворе Флавиев, что вызывало подозрения древних и современных историков в причастности к убийству Домициана[16][17]. По словам Диона Кассия, заговорщики в качестве преемника Домициана хотели видеть Нерву, что не исключает его причастности к заговору[18][19]. Тот же Дион Кассий упоминает о том, что Домициан предполагал убить Нерву, поскольку у последнего в гороскопе говорилось о будущем правлении империей, но один из дружественных Нерве астрологов убедил императора не убивать болезненного сенатора[18].

Светоний, в отличие от Кассия, не упоминает Нерву в числе заговорщиков в своём труде «Жизнь двенадцати цезарей», по всей видимости, опустив его роль из соображений такта. Учитывая, что Светоний написал свой труд при Траяне, который приходился Нерве приёмным сыном, можно предположить, что историк не хотел очернять основателя правящей династии[20]. С другой стороны, Нерва не имел большой популярности и поддержки в империи и к тому же, как известно, был предан Флавиям[13]. Точно не известно, почему заговорщики на самом деле избрали Нерву, поэтому современные историки считают, что он был провозглашён императором исключительно по инициативе сената спустя несколько часов после гибели Домициана[15][19]. Хотя он казался маловероятным кандидатом на престол из-за своего возраста и слабого здоровья, Нерва считался безопасным выбором именно по этим причинам[21]. Кроме того, он находился в дружественных отношениях с основателем династии Флавиев Веспасианом и поэтому внушал доверие большей части сената[22]. Нерва видел анархию, которая воцарилась после смерти Нерона в 69 году, и, не раздумывая, согласился стать императором, чтобы не ввергнуть Римскую империю в новую эпоху гражданских войн и чтобы не казаться соучастником заговора[22][23].

После вступления Нервы на престол сенат принял решение проклять память Домициана. Монеты с изображением последнего были перечеканены на новые с надписями Libertas publica (рус. Свобода государства), статуи уничтожены, а имя вычеркнуто из всех публичных записей[24][25]. Во многих случаях существовавшие портреты Домициана (например, найденные на Палаццо Канчеллерия) были просто переделаны, чтобы добиться сходства с Нервой[26]. Это позволило быстро создать новые изображения и уничтожить портреты умершего правителя[26]. Кроме того, огромный дворец, возведённый на Палатинском холме, известный как Дворец Флавиев, был переименован в «Дом народа», а сам Нерва поселился на бывшей вилле Веспасиана в садах Саллюстия[27].

Политика

Смена императоров принесла большое облегчение римскому сенату, состав которого сократился после множества казней, состоявшихся по приказу Домициана. Нерва после вступления на престол публично поклялся, что ни один сенатор не будет предан смерти, пока он остаётся императором[28]. После этого новый правитель объявил о прекращении судебных процессов по делу об оскорблении величества императора и измене (англ.), чрезвычайно распространённых при Домициане, выпустил из заключения всех подозреваемых в этом преступлении и провозгласил амнистию для отправленных в изгнание по тому же обвинению[11]. Всё имущество, конфискованное при Домициане, было возвращено Нервой его владельцам[25]. Император также стремился привлечь сенат в новое организованное им правительство, однако эта попытка оказалась не совсем успешной[11]. Он в значительной степени продолжал полагаться на друзей и советников, которым доверял, и пытался поддерживать дружественные отношения с преданной Домициану частью сената[28]. По всей видимости, именно из-за этого Нерва встречал враждебность в правящих кругах Рима, что стало причиной единственного заговора против него, который окончился неудачно[11].

Будучи провозглашённым императором исключительно по инициативе сената, Нерва был вынужден предпринять ряд мер, чтобы получить поддержку среди римского населения[29]. Тем более, армия и народ в связи со сменой правителей ожидали щедрых подарков от нового императора. По приказу Нервы конгиариум (англ.) был повышен до 75 денариев на душу населения, в то время как солдаты, возможно, получили донативум (англ.) (от лат. donativa — плата, дары) размером до 5 тысяч денариев на человека[29]. За этим последовал ряд экономических реформ, направленных на облегчение налогового бремени наиболее нуждающихся римских граждан[30]. Бедным и бездомным римлянам Нерва приказал бесплатно предоставить наделы земли, на скупку которых из казны было потрачено до 60 миллионов сестерциев, причём сам император продал часть своих владений, вложив вырученные деньги в вышеуказанный проект[28]. Он освободил родителей и их детей от 5%-го налога на наследство, ввёл ссуды италийским землевладельцам, при условии, что они будут выплачивать 5 % от этих ссуд их муниципалитету для того, чтобы поддержать детей наиболее нуждающихся семей; создал алиментационные фонды, которые были позже расширены его преемниками Траяном, Антонином Пием и Марком Аврелием[29]. Этими фондами заведовал префект, бывший чаще всего сенатором[29]. Общественную почту по причине непопулярности сборов на неё Нерва преобразовал из италийской в государственную[1]. Данная реформа нашла отражение в надписях на монетах (лат. VEHICVLATIONE ITALIAE REMISSA)[1].

В течение всего правления расходы Нервы на восстановление подорванной во времена Домициана экономики Рима по предположению Рональда Сайма были большими, поэтому возникла необходимость формирования специальной комиссии, целью которой было уменьшить расходы[31]. Некоторые излишние, на взгляд Нервы, религиозные празднества и жертвоприношения, а также гладиаторские бои и гонки колесниц были отменены; немалый доход дал аукцион, на котором было распродано всё имущество бывшего императора: мебель, земельные наделы, суда[28]. Большие суммы денег были выручены за счёт переплавки серебряных и золотых статуй. Изготавливать подобные изображения в свою честь Нерва запретил[31]. Из-за короткого правления император уделил сравнительно немного времени общественным работам, завершая лишь те проекты, которые были начаты при Флавиях. Они включали в себя масштабный ремонт римских дорог и расширение акведуков[32]. Последнюю программу возглавил бывший консул Секст Юлий Фронтин, который положил конец злоупотреблениям в этой области и позднее опубликовал обширную работу по водоснабжению Рима, названную «О римских водопроводах»[32]. В связи с увеличением поставок зерна в столицу по приказу императора было построено большое зернохранилище, получившее название Horrea Nervae[33], был достроен малый императорский форум, начатый при Домициане и названный форумом Нервы (он связал форум Августа и Храм мира[34]). При Нерве была произведена реформа налога на евреев (налог платили лишь этнические евреи и прозелиты, а не все, кто исповедовал иудаизм, как это было при Домициане), и в связи с этим была выпущена серия монет с надписью fisci Iudaici calumnia sublata («ложные обвинения, связанные с налогом на евреев, прекращены»)[35].

Что касательно военной сферы, то Нерва создавал колонии ветеранов в Африке. Эта практика была продолжена императором Траяном. Некоторые вспомогательные подразделения получили прозвища «Nervia» или «Nerviana» (то есть в честь императора). Как известно, в правление Нервы военные действия, по-видимому, не велись[11].

Кризис и усыновление Траяна

Несмотря на принятые Нервой меры для укрепления собственного авторитета в сенате и популярности в римском народе, влияние Домициана всё ещё оставалось сильным среди солдат, которые после убийства прежнего императора немедленно призвали обожествить погибшего[11]. В попытке успокоить преторианцев Нерва отправил в отставку их префекта Тита Петрония Секунда (нем.) — одного из главных заговорщиков против Домициана — и заменил его на уже бывшего некогда префектом претория Касперия Элиана[36]. Кроме того, щедрый донативум быстро заглушил все протесты легионеров после вступления на престол Нервы[37]. Однако преторианцы считали все эти меры недостаточными и потребовали казнить всех убийц Домициана, но император отказался[38]. Оставшаяся неудовлетворённость таким положением дел в конечном счёте могла привести к кризису правления Нервы[37].

Несмотря на то, что быстрая передача власти после смерти Домициана препятствовала тому, чтобы разразилась новая гражданская война, положение Нервы становилось всё более уязвимым перед его противниками из-за отсутствия наследников[37]. В первые дни своего правления он остановил процессы по делу об оскорблении величества, но в то же самое время продолжал преследования доносчиков[11]. Эта мера привела к хаосу, так как все доносчики действовали исключительно в своих интересах, пытаясь свести счёты с личными врагами. Поэтому Секст Юлий Фронтин отметил, что тирания Домициана была в конечном счёте предпочтительнее анархии Нервы[25]. В начале 97 года против Нервы сформировался заговор во главе с сенатором Гаем Кальпурнием Крассом Фруги. Он окончился неудачей, но император отказался, к большому неодобрению сената, казнить заговорщиков[3]. Вспыхнул мятеж в легионах, дислоцировавшихся на дунайском побережье[1].

Ситуация усугублялась неопределённостью Нервы насчёт своего преемника, тем более что император был уже далеко не молод и не имел детей[11]. Кандидатуры дальних родственников Нерва не рассматривал из-за их, как он считал, непригодности. Преемник должен был быть избран из числа опытных наместников и военачальников империи, и, похоже, в 97 году Нерва рассматривал кандидатуру Марка Корнелия Нигрина Куриация Матерна, могущественного наместника Сирии[39]. Это предложение было тайно отклонено теми, кто поддерживал более популярного военачальника Марка Ульпия Траяна, командовавшего армией на германской границе[3].

В октябре 97 года эта напряжённость достигла апогея, когда солдаты преторианской гвардии во главе с префектом Касперием Элианом осадили императорский дворец и взяли Нерву в заложники[40]. Он был вынужден подчиниться их требованиям, соглашаясь передать им всех, ответственных за смерть Домициана, и даже выступил с речью, в которой поблагодарил непослушных преторианцев[41]. Тотчас после этого главные заговорщики Тит Петроний Секунд и бывший камергер Домициана Парфений были найдены и убиты: «Петрония сразили одним ударом, а у Парфения сначала отрезали половой орган, бросили ему в лицо [и] потом его задушили»[38]. Нерва не пострадал во время этой казни, но его власть была подорвана[40]. Император понял, что его положение шатко без поддержки наследника, которому были бы лояльны и армия, и народ[41]. Вскоре после этого он объявил об адоптации (итал.) Траяна и назначении его наследником и отправил ему письмо со строкой из Илиады «Слёзы мои отомсти аргивянам стрелами твоими!»[40][42]. Однако от престола сам Нерва не отрёкся[43]. Траяну также был дарован титул Цезаря и консула на 98 год, а также власть трибуна[44]. Вот, что пишет историк Дион Кассий об этом моменте:

«Итак, Траян стал цезарем, а позднее императором, несмотря на то, что у Нервы были кровные родственники. Однако тот ставил безопасность государства куда выше родственных привязанностей. Его решение также не смог поколебать тот факт, что Траян был испанцем по рождению, а не римлянином и даже не италиком, и что вплоть до того времени ни один иностранец никогда не властвовал над Римом; ибо он был твёрдо уверен, что человека следует оценивать по его способностям, а не по происхождению»[45].

Вопреки представлению, популяризированному Дионом Кассием, фактически у Нервы был небольшой выбор возможных преемников. Столкнувшись с серьёзным кризисом, он отчаянно нуждался в поддержке человека, который мог восстановить его пошатнувшуюся репутацию[41]. Единственным кандидатом с достаточным военным опытом, имевшим в предках консула, был Траян[39]. Кроме того, утверждение Эдварда Гиббона, что Нерва тем самым установил новую традицию наследования, нашло мало поддержки среди современных историков[46].

Внешность и личные качества

Аврелий Виктор называет Нерву мудрым, сдержанным и проницательным[47]. Евтропий сообщает, что Нерва
«муж в частной жизни умеренный и энергичный, но знатности невысокой»[48].
На статуях и монетах император предстаёт как худой человек с близко посаженными глазами, крючковатым носом и длинной шеей[49]. Наиболее известная сохранившаяся статуя Нервы — это его портрет в образе Юпитера Громовержца. На этой скульптуре изображён император на троне[50]. Его поднятая рука, выдвинутая вперёд, и несколько отставленная в сторону нога вместе по системе перекрёстного равновесия создают впечатление свободного и широкого движения в пространстве[50]. Тяжёлые и глубокие складки императорской тоги усиливают впечатление объёмности скульптуры благодаря контрасту света и тени. Лицо показывает уже немолодого и усталого человека[50]. Контраст между головой престарелого правителя и могучим телом бога объясняется тем, что римляне стремились сочетать героизацию образа с индивидуальной трактовкой портрета[50].

Смерть и итоги правления

1 января 98 года, в начале своего четвёртого консульства, Нерва перенёс инсульт во время одной из частных аудиенций[11]. Вскоре после этого у него началась лихорадка, и он скончался 28 января на своей вилле в садах Саллюстия[37]. Он был обожествлён по решению сената, а его прах был похоронен в мавзолее Августа[51]. Покойного императора сменил без инцидентов его приёмный сын Траян, который был встречен римским населением с особым энтузиазмом. По словам Плиния Младшего, Траян построил храм в честь Нервы[52]. Однако следы храма так и не были обнаружены[11]. Спустя десять лет была выпущена серия монет, посвящённая божественному Нерве[53]. Дион Кассий сообщает, что по прибытии в Рим Траян отправил в отставку префекта претория Касперия Элиана за учинённый им мятеж при Нерве[54].

Из-за практического отсутствия письменных источников о периоде правления Нервы, о нём известно достаточно немногое. Наиболее существенный сохранившийся труд, где описано правление Нервы, это «Римская история» Диона Кассия. Немного строк посвятил Нерве и анонимный автор «Извлечений о жизни и нравах римских императоров»[37]. Начало правления этого императора было затронуто Тацитом, труд которого «История» охватывает период с 69 года по 96 год. В предисловии к биографии Гнея Юлия Агриколы Тацит пишет, что в своё правление Нерва «совокупил вместе вещи, дотоле несовместимые, — принципат и свободу»[55].

Все сохранившиеся труды, где есть упоминания о Нерве, одинаково положительно характеризуют его качества, такие как мудрость и сдержанность, а Дион Кассий оценивает его решение адоптировать Траяна, как правильное[45]. Основываясь на этих мнениях, историк Эдвард Гиббон в своём грандиозном труде «История упадка и разрушения Римской империи» считает Нерву первым из пяти хороших императоров, при которых Римская империя «управлялась абсолютной властью под руководством мудрости и добродетели»[56]. Тем не менее, даже Гиббон отмечает, что по сравнению с его преемниками и предшественниками Нерве не хватало опыта для успешного правления:

«Едва приняв корону из рук убийц Домициана, Нерва понял, что ввиду своих преклонных лет он уже не в силах обуздать разгул общественной смуты, которую породили долгие годы тиранической власти его предшественника. Добропорядочные люди оценили его мягкость; но римских бунтарей и сорвиголов сдержать можно было лишь твёрдой рукой, суровым правосудием, которое вселило бы ужас в провинившихся»[56].

Современная история подробно остановилась на этом предположении, характеризуя Нерву как полного благих намерений, но слабого и неэффективного правителя[57]. Римский сенат пользовался возобновлёнными привилегиями, но неумелое руководство Нервы финансами и нехватка авторитета у солдат в конечном счёте довели Рим до кризиса[57]. Мятеж преторианцев во главе с Касперием Элианом был задуман не как переворот, а как средство оказания давления на императора[36]. Только назначение Траяна наследником увеличило его поддержку. Историк Чарльз Лесли Мьюрисон приходит к выводу, что реальные таланты Нервы не подходили для талантов императора:

«Судя по всему, Нерва не годился для управления большими массами людей, будучи по своему складу человеком скорее „камерного“ плана. По всей видимости, он был лишён ораторских способностей и куда уверенней чувствовал себя в небольшой группе, где его взвешенный и спокойный подход к решению вопроса, производил на людей нужное впечатление. […] В наше время известно почти наверняка, что в абсолютном большинстве случаев, когда человек такого типа берётся за серьёзную управленческую задачу, результат получается катастрофический. Действительно, Рим чудом избежал катастрофы; при всей осторожности, с которой современные ему авторы характеризуют его политику, скорее всего, следует заключить, что Нерва оказался довольно беспомощным правителем, так что вполне логично будет считать его правление плакатной иллюстрацией к тому, что сейчас известно как „Принцип Питера“»[22].

Поэтому в римской истории правление Нервы запомнилось как переходный период между тиранией Домициана и золотым веком Антонинов[21]. Позднее историками был подмечен интересный факт: единственное сооружение, построенное при Нерве, — это названный в его честь форум, имевший также другое название — Переходный форум (лат. Forum Transitorium)[58].

Напишите отзыв о статье "Нерва"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 Грант, 1998.
  2. Syme, 1980, p. 653.
  3. 1 2 3 4 5 6 7 Grainger, 2003, p. 29.
  4. Syme, 1982, p. 83.
  5. Grainger, 2003, p. 28.
  6. Тацит. Анналы. VI. 26.
  7. 1 2 3 Lendering, Jona. [www.livius.org/ne-nn/nerva/nerva.html Nerva]. Livius.org. Проверено 30 октября 2013. [www.webcitation.org/6Pb48m1uZ Архивировано из первоисточника 16 мая 2014].
  8. Тацит. Анналы. XV. 72
  9. 1 2 3 4 Muirson, 2003, p. 149.
  10. 1 2 3 4 5 Muirson, 2003, p. 150.
  11. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Wend, 2008.
  12. Jones, 1992, p. 144.
  13. 1 2 3 Jones, 1992, p. 149.
  14. Jones, 1992, p. 193.
  15. 1 2 3 Muirson, 2003, p. 153.
  16. Muirson, 2003, p. 151.
  17. Grainger, 2003, pp. 4—27.
  18. 1 2 Дион Кассий, 15.
  19. 1 2 Syme, 1980, pp. 121—146.
  20. Jones, 1992, p. 194.
  21. 1 2 Jones, 1992, p. 195.
  22. 1 2 3 Muirson, 2003, p. 156.
  23. Jones, 1992, p. 196.
  24. Светоний. Жизнь Двенадцати цезарей. Домициан. 23.
  25. 1 2 3 Дион Кассий, 1.
  26. 1 2 Last, 1948, p. 9—14.
  27. Плиний Младший, XLVII. 4.
  28. 1 2 3 4 Дион Кассий, 2.
  29. 1 2 3 4 Syme, 1930, pp. 63—65.
  30. Полный обзор римских финансов приведён в труде Альфреда Мерлина (фр.) [www.inumis.com/ressources/rome/books/merlin/ Les Revers Monétaires de l’Empereur Nerva].
  31. 1 2 Syme, 1930, p. 61.
  32. 1 2 Syme, 1930, p. 58.
  33. Corpus Inscriptionum Latinarum [db.edcs.eu/epigr/epi_einzel_de.php?p_belegstelle=CIL+06%2C+33747&r_sortierung=Belegstelle 6, 33747]
  34. Светоний. Жизнь Двенадцати цезарей. Домициан. 5.
  35. Левинская, И. А. [www.gumer.info/bogoslov_Buks/History_Church/Levinskaj_ateizm_jewish.php Иудейский «атеизм» и crimen maiestatis] // Античное общество — 2. Тезисы докладов научной конференции 29—30 октября 1996 года. — 1996.</span>
  36. 1 2 Lendering, Jona. [www.livius.org/cao-caz/casperius/aelianus.html Casperius Aelianus]. Livius.org. Проверено 30 октября 2013. [www.webcitation.org/6Pb49gy5D Архивировано из первоисточника 16 мая 2014].
  37. 1 2 3 4 5 Muirson, 2003, p. 155.
  38. 1 2 Псевдо-Аврелий Виктор, XII. 12, 7.
  39. 1 2 Lendering, Jona. [www.livius.org/pi-pm/pliny/pliny_y2.html#trajan Pliny, Nerva and Trajan]. Livius.org. Проверено 30 октября 2013. [www.webcitation.org/6Pb8knXeu Архивировано из первоисточника 16 мая 2014].
  40. 1 2 3 Дион Кассий, 3.
  41. 1 2 3 Syme, 1930, p. 62.
  42. Гомер. Илиада. 42.
  43. Syme, 1958, p. 64.
  44. Grainger, 2003, p. 30.
  45. 1 2 Дион Кассий, 4.
  46. Geer, 1936, p. 57.
  47. Аврелий Виктор, XII. 1, 4.
  48. Евтропий, VIII. 1. 1.
  49. [www.imperiumromanum.com/personen/kaiser/nerva_01.htm Marcus Cocceius Nerva]. Imperium-Romanum.com. Проверено 30 октября 2013. [www.webcitation.org/6Pb8lsVme Архивировано из первоисточника 16 мая 2014].
  50. 1 2 3 4 Бритова, Н. Всеобщая история искусств. Искусство древнего мира. — М., 1956. — Т. 1 : [www.sno.pro1.ru/lib/ha/rome/imp1.htm Искусство Древнего Рима].</span>
  51. Псевдо-Аврелий Виктор, XII. 12, 12.
  52. Плиний Младший. Панегирик. XI. 1.
  53. Mattingly, H.; Sydenham, E. The Roman Imperial Coinage. — Vol. II. — P. 297.</span>
  54. Дион Кассий, 5.
  55. Тацит. Жизнеописание Юлия Агриколы. 3.
  56. 1 2 Gibbon, 1930, Ch. III.
  57. 1 2 Syme, 1930, p. 65.
  58. Platner, Samuel Ball. [penelope.uchicago.edu/Thayer/E/Gazetteer/Places/Europe/Italy/Lazio/Roma/Rome/_Texts/PLATOP*/Forum_Nervae.html Forum Nervae] (англ.). A Topographical Dictionary of Ancient Rome (1929). Проверено 30 октября 2013. [www.webcitation.org/658LSoCcl Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
  59. </ol>

Литература

Источники

  1. Аврелий Виктор. Кокцей Нерва // [www.ancientrome.ru/antlitr/aur-vict/caesar-f.htm О цезарях].</span>
  2. Дион Кассий. Эпитома книги LXVIII // [penelope.uchicago.edu/Thayer/E/Roman/Texts/Cassius_Dio/68*.html Римская история].</span>
  3. Евтропий. [nature.web.ru/db/msg.html?mid=1169097&s=121302000 Бревиарий от основания Города].</span>
  4. Плиний Младший. [www.history.vuzlib.org/book_o023_page_13.html Панегирик].</span>
  5. Псевдо-Аврелий Виктор. Кокцей Нерва // [www.ancientrome.ru/antlitr/aur-vict/epitoma-f.htm Извлечения о жизни и нравах римских императоров].</span>

Литература

  1. Грант, М. Нерва (96—98) // Римские императоры / пер. с англ. М. Гитт. — М. : ТЕРРА — Книжный клуб, 1998.</span>
  2. Geer, Russell Mortimer. Second Thoughts on the Imperial Succession from Nerva to Commodus // Transactions and Proceedings of the American Philological Association (The Johns Hopkins University Press). — 1936.</span>
  3. Gibbon, Edward. [oll.libertyfund.org/index.php?option=com_staticxt&staticfile=show.php%3Ftitle=1365&chapter=50991&layout=html The History of the Decline and Fall of the Roman Empire]. — N. Y. : Fred de Fau and Co, 1930. — Vol. 1.</span>
  4. Grainger, John D. Nerva and the Roman Succession Crisis of AD 96–99. — L. : Routledge, 2003.</span>
  5. Jones, Brian W. The Emperor Domitian. — L. : Routledge, 1992.</span>
  6. Last, Hugh. [www.jstor.org/pss/298163 On the Flavian Reliefs from the Palazzo della Cancelleria] // The Journal of Roman Studies (Society for the Promotion of Roman Studies). — 1948.</span>
  7. Muirson, Charles Leslie. [muse.jhu.edu/login?uri=/journals/transactions_of_the_american_philological_association/v133/133.1murison.html M. Cocceius Nerva and the Flavians]. — Transactions of the American Philological Association (University of Western Ontario). — 2003.</span>
  8. Syme, Ronald. The Imperial Finances under Domitian, Nerva and Trajan // The Journal of Roman Studies (Society for the Promotion of Roman Studies). — 1930.</span>
  9. Syme, Ronald. Guard Prefects of Trajan and Hadrian // The Journal of Roman Studies (Society for the Promotion of Roman Studies). — 1958.</span>
  10. Syme, Ronald. Tacitus. — Oxford : Oxford University Press, 1980.</span>
  11. Syme, Ronald. The Marriage of Rubellius Blandus // The American Journal of Philology (The Johns Hopkins University Press). — 1982.</span>
  12. Syme, Ronald. Domitian: The Last Years. — Chiron 13, 1983.</span>
  13. Wend, David. [www.roman-emperors.org/nerva.htm Nerva (96–98 A.D.)]. An Online Encyclopedia of Roman Emperors (2008). [www.webcitation.org/64vJsIOT6 Архивировано из первоисточника 24 января 2012].
  14. [www.imperiumromanum.com/personen/kaiser/nerva_01.htm Marcus Cocceius Nerva]. Personen Kaiser. Проверено 30 октября 2013. [www.webcitation.org/64vJslTk0 Архивировано из первоисточника 24 января 2012].

Ссылки

  • [wildwinds.com/coins/ric/nerva/i.html Roman Imperial Coins of Nerva]. Wildwinds. — Монеты Нервы. Проверено 30 октября 2013.

Отрывок, характеризующий Нерва

Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня).
– Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры.
Ермолов прищурил глаза и слегка улыбнулся, услыхав эти слова. Он понял, что для него гроза прошла и что Кутузов ограничится этим намеком.
– Это он на мой счет забавляется, – тихо сказал Ермолов, толкнув коленкой Раевского, стоявшего подле него.
Вскоре после этого Ермолов выдвинулся вперед к Кутузову и почтительно доложил:
– Время не упущено, ваша светлость, неприятель не ушел. Если прикажете наступать? А то гвардия и дыма не увидит.
Кутузов ничего не сказал, но когда ему донесли, что войска Мюрата отступают, он приказал наступленье; но через каждые сто шагов останавливался на три четверти часа.
Все сраженье состояло только в том, что сделали казаки Орлова Денисова; остальные войска лишь напрасно потеряли несколько сот людей.
Вследствие этого сражения Кутузов получил алмазный знак, Бенигсен тоже алмазы и сто тысяч рублей, другие, по чинам соответственно, получили тоже много приятного, и после этого сражения сделаны еще новые перемещения в штабе.
«Вот как у нас всегда делается, все навыворот!» – говорили после Тарутинского сражения русские офицеры и генералы, – точно так же, как и говорят теперь, давая чувствовать, что кто то там глупый делает так, навыворот, а мы бы не так сделали. Но люди, говорящие так, или не знают дела, про которое говорят, или умышленно обманывают себя. Всякое сражение – Тарутинское, Бородинское, Аустерлицкое – всякое совершается не так, как предполагали его распорядители. Это есть существенное условие.
Бесчисленное количество свободных сил (ибо нигде человек не бывает свободнее, как во время сражения, где дело идет о жизни и смерти) влияет на направление сражения, и это направление никогда не может быть известно вперед и никогда не совпадает с направлением какой нибудь одной силы.
Ежели многие, одновременно и разнообразно направленные силы действуют на какое нибудь тело, то направление движения этого тела не может совпадать ни с одной из сил; а будет всегда среднее, кратчайшее направление, то, что в механике выражается диагональю параллелограмма сил.
Ежели в описаниях историков, в особенности французских, мы находим, что у них войны и сражения исполняются по вперед определенному плану, то единственный вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что описания эти не верны.
Тарутинское сражение, очевидно, не достигло той цели, которую имел в виду Толь: по порядку ввести по диспозиции в дело войска, и той, которую мог иметь граф Орлов; взять в плен Мюрата, или цели истребления мгновенно всего корпуса, которую могли иметь Бенигсен и другие лица, или цели офицера, желавшего попасть в дело и отличиться, или казака, который хотел приобрести больше добычи, чем он приобрел, и т. д. Но, если целью было то, что действительно совершилось, и то, что для всех русских людей тогда было общим желанием (изгнание французов из России и истребление их армии), то будет совершенно ясно, что Тарутинское сражение, именно вследствие его несообразностей, было то самое, что было нужно в тот период кампании. Трудно и невозможно придумать какой нибудь исход этого сражения, более целесообразный, чем тот, который оно имело. При самом малом напряжении, при величайшей путанице и при самой ничтожной потере были приобретены самые большие результаты во всю кампанию, был сделан переход от отступления к наступлению, была обличена слабость французов и был дан тот толчок, которого только и ожидало наполеоновское войско для начатия бегства.


Наполеон вступает в Москву после блестящей победы de la Moskowa; сомнения в победе не может быть, так как поле сражения остается за французами. Русские отступают и отдают столицу. Москва, наполненная провиантом, оружием, снарядами и несметными богатствами, – в руках Наполеона. Русское войско, вдвое слабейшее французского, в продолжение месяца не делает ни одной попытки нападения. Положение Наполеона самое блестящее. Для того, чтобы двойными силами навалиться на остатки русской армии и истребить ее, для того, чтобы выговорить выгодный мир или, в случае отказа, сделать угрожающее движение на Петербург, для того, чтобы даже, в случае неудачи, вернуться в Смоленск или в Вильну, или остаться в Москве, – для того, одним словом, чтобы удержать то блестящее положение, в котором находилось в то время французское войско, казалось бы, не нужно особенной гениальности. Для этого нужно было сделать самое простое и легкое: не допустить войска до грабежа, заготовить зимние одежды, которых достало бы в Москве на всю армию, и правильно собрать находившийся в Москве более чем на полгода (по показанию французских историков) провиант всему войску. Наполеон, этот гениальнейший из гениев и имевший власть управлять армиею, как утверждают историки, ничего не сделал этого.
Он не только не сделал ничего этого, но, напротив, употребил свою власть на то, чтобы из всех представлявшихся ему путей деятельности выбрать то, что было глупее и пагубнее всего. Из всего, что мог сделать Наполеон: зимовать в Москве, идти на Петербург, идти на Нижний Новгород, идти назад, севернее или южнее, тем путем, которым пошел потом Кутузов, – ну что бы ни придумать, глупее и пагубнее того, что сделал Наполеон, то есть оставаться до октября в Москве, предоставляя войскам грабить город, потом, колеблясь, оставить или не оставить гарнизон, выйти из Москвы, подойти к Кутузову, не начать сражения, пойти вправо, дойти до Малого Ярославца, опять не испытав случайности пробиться, пойти не по той дороге, по которой пошел Кутузов, а пойти назад на Можайск и по разоренной Смоленской дороге, – глупее этого, пагубнее для войска ничего нельзя было придумать, как то и показали последствия. Пускай самые искусные стратегики придумают, представив себе, что цель Наполеона состояла в том, чтобы погубить свою армию, придумают другой ряд действий, который бы с такой же несомненностью и независимостью от всего того, что бы ни предприняли русские войска, погубил бы так совершенно всю французскую армию, как то, что сделал Наполеон.
Гениальный Наполеон сделал это. Но сказать, что Наполеон погубил свою армию потому, что он хотел этого, или потому, что он был очень глуп, было бы точно так же несправедливо, как сказать, что Наполеон довел свои войска до Москвы потому, что он хотел этого, и потому, что он был очень умен и гениален.
В том и другом случае личная деятельность его, не имевшая больше силы, чем личная деятельность каждого солдата, только совпадала с теми законами, по которым совершалось явление.
Совершенно ложно (только потому, что последствия не оправдали деятельности Наполеона) представляют нам историки силы Наполеона ослабевшими в Москве. Он, точно так же, как и прежде, как и после, в 13 м году, употреблял все свое уменье и силы на то, чтобы сделать наилучшее для себя и своей армии. Деятельность Наполеона за это время не менее изумительна, чем в Египте, в Италии, в Австрии и в Пруссии. Мы не знаем верно о том, в какой степени была действительна гениальность Наполеона в Египте, где сорок веков смотрели на его величие, потому что эти все великие подвиги описаны нам только французами. Мы не можем верно судить о его гениальности в Австрии и Пруссии, так как сведения о его деятельности там должны черпать из французских и немецких источников; а непостижимая сдача в плен корпусов без сражений и крепостей без осады должна склонять немцев к признанию гениальности как к единственному объяснению той войны, которая велась в Германии. Но нам признавать его гениальность, чтобы скрыть свой стыд, слава богу, нет причины. Мы заплатили за то, чтоб иметь право просто и прямо смотреть на дело, и мы не уступим этого права.
Деятельность его в Москве так же изумительна и гениальна, как и везде. Приказания за приказаниями и планы за планами исходят из него со времени его вступления в Москву и до выхода из нее. Отсутствие жителей и депутации и самый пожар Москвы не смущают его. Он не упускает из виду ни блага своей армии, ни действий неприятеля, ни блага народов России, ни управления долами Парижа, ни дипломатических соображений о предстоящих условиях мира.


В военном отношении, тотчас по вступлении в Москву, Наполеон строго приказывает генералу Себастиани следить за движениями русской армии, рассылает корпуса по разным дорогам и Мюрату приказывает найти Кутузова. Потом он старательно распоряжается об укреплении Кремля; потом делает гениальный план будущей кампании по всей карте России. В отношении дипломатическом, Наполеон призывает к себе ограбленного и оборванного капитана Яковлева, не знающего, как выбраться из Москвы, подробно излагает ему всю свою политику и свое великодушие и, написав письмо к императору Александру, в котором он считает своим долгом сообщить своему другу и брату, что Растопчин дурно распорядился в Москве, он отправляет Яковлева в Петербург. Изложив так же подробно свои виды и великодушие перед Тутолминым, он и этого старичка отправляет в Петербург для переговоров.
В отношении юридическом, тотчас же после пожаров, велено найти виновных и казнить их. И злодей Растопчин наказан тем, что велено сжечь его дома.
В отношении административном, Москве дарована конституция, учрежден муниципалитет и обнародовано следующее:
«Жители Москвы!
Несчастия ваши жестоки, но его величество император и король хочет прекратить течение оных. Страшные примеры вас научили, каким образом он наказывает непослушание и преступление. Строгие меры взяты, чтобы прекратить беспорядок и возвратить общую безопасность. Отеческая администрация, избранная из самих вас, составлять будет ваш муниципалитет или градское правление. Оное будет пещись об вас, об ваших нуждах, об вашей пользе. Члены оного отличаются красною лентою, которую будут носить через плечо, а градской голова будет иметь сверх оного белый пояс. Но, исключая время должности их, они будут иметь только красную ленту вокруг левой руки.
Городовая полиция учреждена по прежнему положению, а чрез ее деятельность уже лучший существует порядок. Правительство назначило двух генеральных комиссаров, или полицмейстеров, и двадцать комиссаров, или частных приставов, поставленных во всех частях города. Вы их узнаете по белой ленте, которую будут они носить вокруг левой руки. Некоторые церкви разного исповедания открыты, и в них беспрепятственно отправляется божественная служба. Ваши сограждане возвращаются ежедневно в свои жилища, и даны приказы, чтобы они в них находили помощь и покровительство, следуемые несчастию. Сии суть средства, которые правительство употребило, чтобы возвратить порядок и облегчить ваше положение; но, чтобы достигнуть до того, нужно, чтобы вы с ним соединили ваши старания, чтобы забыли, если можно, ваши несчастия, которые претерпели, предались надежде не столь жестокой судьбы, были уверены, что неизбежимая и постыдная смерть ожидает тех, кои дерзнут на ваши особы и оставшиеся ваши имущества, а напоследок и не сомневались, что оные будут сохранены, ибо такая есть воля величайшего и справедливейшего из всех монархов. Солдаты и жители, какой бы вы нации ни были! Восстановите публичное доверие, источник счастия государства, живите, как братья, дайте взаимно друг другу помощь и покровительство, соединитесь, чтоб опровергнуть намерения зломыслящих, повинуйтесь воинским и гражданским начальствам, и скоро ваши слезы течь перестанут».
В отношении продовольствия войска, Наполеон предписал всем войскам поочередно ходить в Москву a la maraude [мародерствовать] для заготовления себе провианта, так, чтобы таким образом армия была обеспечена на будущее время.
В отношении религиозном, Наполеон приказал ramener les popes [привести назад попов] и возобновить служение в церквах.
В торговом отношении и для продовольствия армии было развешено везде следующее:
Провозглашение
«Вы, спокойные московские жители, мастеровые и рабочие люди, которых несчастия удалили из города, и вы, рассеянные земледельцы, которых неосновательный страх еще задерживает в полях, слушайте! Тишина возвращается в сию столицу, и порядок в ней восстановляется. Ваши земляки выходят смело из своих убежищ, видя, что их уважают. Всякое насильствие, учиненное против их и их собственности, немедленно наказывается. Его величество император и король их покровительствует и между вами никого не почитает за своих неприятелей, кроме тех, кои ослушиваются его повелениям. Он хочет прекратить ваши несчастия и возвратить вас вашим дворам и вашим семействам. Соответствуйте ж его благотворительным намерениям и приходите к нам без всякой опасности. Жители! Возвращайтесь с доверием в ваши жилища: вы скоро найдете способы удовлетворить вашим нуждам! Ремесленники и трудолюбивые мастеровые! Приходите обратно к вашим рукодельям: домы, лавки, охранительные караулы вас ожидают, а за вашу работу получите должную вам плату! И вы, наконец, крестьяне, выходите из лесов, где от ужаса скрылись, возвращайтесь без страха в ваши избы, в точном уверении, что найдете защищение. Лабазы учреждены в городе, куда крестьяне могут привозить излишние свои запасы и земельные растения. Правительство приняло следующие меры, чтоб обеспечить им свободную продажу: 1) Считая от сего числа, крестьяне, земледельцы и живущие в окрестностях Москвы могут без всякой опасности привозить в город свои припасы, какого бы роду ни были, в двух назначенных лабазах, то есть на Моховую и в Охотный ряд. 2) Оные продовольствия будут покупаться у них по такой цене, на какую покупатель и продавец согласятся между собою; но если продавец не получит требуемую им справедливую цену, то волен будет повезти их обратно в свою деревню, в чем никто ему ни под каким видом препятствовать не может. 3) Каждое воскресенье и середа назначены еженедельно для больших торговых дней; почему достаточное число войск будет расставлено по вторникам и субботам на всех больших дорогах, в таком расстоянии от города, чтоб защищать те обозы. 4) Таковые ж меры будут взяты, чтоб на возвратном пути крестьянам с их повозками и лошадьми не последовало препятствия. 5) Немедленно средства употреблены будут для восстановления обыкновенных торгов. Жители города и деревень, и вы, работники и мастеровые, какой бы вы нации ни были! Вас взывают исполнять отеческие намерения его величества императора и короля и способствовать с ним к общему благополучию. Несите к его стопам почтение и доверие и не медлите соединиться с нами!»
В отношении поднятия духа войска и народа, беспрестанно делались смотры, раздавались награды. Император разъезжал верхом по улицам и утешал жителей; и, несмотря на всю озабоченность государственными делами, сам посетил учрежденные по его приказанию театры.
В отношении благотворительности, лучшей доблести венценосцев, Наполеон делал тоже все, что от него зависело. На богоугодных заведениях он велел надписать Maison de ma mere [Дом моей матери], соединяя этим актом нежное сыновнее чувство с величием добродетели монарха. Он посетил Воспитательный дом и, дав облобызать свои белые руки спасенным им сиротам, милостиво беседовал с Тутолминым. Потом, по красноречивому изложению Тьера, он велел раздать жалованье своим войскам русскими, сделанными им, фальшивыми деньгами. Relevant l'emploi de ces moyens par un acte digue de lui et de l'armee Francaise, il fit distribuer des secours aux incendies. Mais les vivres etant trop precieux pour etre donnes a des etrangers la plupart ennemis, Napoleon aima mieux leur fournir de l'argent afin qu'ils se fournissent au dehors, et il leur fit distribuer des roubles papiers. [Возвышая употребление этих мер действием, достойным его и французской армии, он приказал раздать пособия погоревшим. Но, так как съестные припасы были слишком дороги для того, чтобы давать их людям чужой земли и по большей части враждебно расположенным, Наполеон счел лучшим дать им денег, чтобы они добывали себе продовольствие на стороне; и он приказал оделять их бумажными рублями.]
В отношении дисциплины армии, беспрестанно выдавались приказы о строгих взысканиях за неисполнение долга службы и о прекращении грабежа.

Х
Но странное дело, все эти распоряжения, заботы и планы, бывшие вовсе не хуже других, издаваемых в подобных же случаях, не затрогивали сущности дела, а, как стрелки циферблата в часах, отделенного от механизма, вертелись произвольно и бесцельно, не захватывая колес.
В военном отношении, гениальный план кампании, про который Тьер говорит; que son genie n'avait jamais rien imagine de plus profond, de plus habile et de plus admirable [гений его никогда не изобретал ничего более глубокого, более искусного и более удивительного] и относительно которого Тьер, вступая в полемику с г м Феном, доказывает, что составление этого гениального плана должно быть отнесено не к 4 му, а к 15 му октября, план этот никогда не был и не мог быть исполнен, потому что ничего не имел близкого к действительности. Укрепление Кремля, для которого надо было срыть la Mosquee [мечеть] (так Наполеон назвал церковь Василия Блаженного), оказалось совершенно бесполезным. Подведение мин под Кремлем только содействовало исполнению желания императора при выходе из Москвы, чтобы Кремль был взорван, то есть чтобы был побит тот пол, о который убился ребенок. Преследование русской армии, которое так озабочивало Наполеона, представило неслыханное явление. Французские военачальники потеряли шестидесятитысячную русскую армию, и только, по словам Тьера, искусству и, кажется, тоже гениальности Мюрата удалось найти, как булавку, эту шестидесятитысячную русскую армию.
В дипломатическом отношении, все доводы Наполеона о своем великодушии и справедливости, и перед Тутолминым, и перед Яковлевым, озабоченным преимущественно приобретением шинели и повозки, оказались бесполезны: Александр не принял этих послов и не отвечал на их посольство.
В отношении юридическом, после казни мнимых поджигателей сгорела другая половина Москвы.
В отношении административном, учреждение муниципалитета не остановило грабежа и принесло только пользу некоторым лицам, участвовавшим в этом муниципалитете и, под предлогом соблюдения порядка, грабившим Москву или сохранявшим свое от грабежа.
В отношении религиозном, так легко устроенное в Египте дело посредством посещения мечети, здесь не принесло никаких результатов. Два или три священника, найденные в Москве, попробовали исполнить волю Наполеона, но одного из них по щекам прибил французский солдат во время службы, а про другого доносил следующее французский чиновник: «Le pretre, que j'avais decouvert et invite a recommencer a dire la messe, a nettoye et ferme l'eglise. Cette nuit on est venu de nouveau enfoncer les portes, casser les cadenas, dechirer les livres et commettre d'autres desordres». [«Священник, которого я нашел и пригласил начать служить обедню, вычистил и запер церковь. В ту же ночь пришли опять ломать двери и замки, рвать книги и производить другие беспорядки».]
В торговом отношении, на провозглашение трудолюбивым ремесленникам и всем крестьянам не последовало никакого ответа. Трудолюбивых ремесленников не было, а крестьяне ловили тех комиссаров, которые слишком далеко заезжали с этим провозглашением, и убивали их.
В отношении увеселений народа и войска театрами, дело точно так же не удалось. Учрежденные в Кремле и в доме Познякова театры тотчас же закрылись, потому что ограбили актрис и актеров.
Благотворительность и та не принесла желаемых результатов. Фальшивые ассигнации и нефальшивые наполняли Москву и не имели цены. Для французов, собиравших добычу, нужно было только золото. Не только фальшивые ассигнации, которые Наполеон так милостиво раздавал несчастным, не имели цены, но серебро отдавалось ниже своей стоимости за золото.
Но самое поразительное явление недействительности высших распоряжений в то время было старание Наполеона остановить грабежи и восстановить дисциплину.
Вот что доносили чины армии.
«Грабежи продолжаются в городе, несмотря на повеление прекратить их. Порядок еще не восстановлен, и нет ни одного купца, отправляющего торговлю законным образом. Только маркитанты позволяют себе продавать, да и то награбленные вещи».
«La partie de mon arrondissement continue a etre en proie au pillage des soldats du 3 corps, qui, non contents d'arracher aux malheureux refugies dans des souterrains le peu qui leur reste, ont meme la ferocite de les blesser a coups de sabre, comme j'en ai vu plusieurs exemples».
«Rien de nouveau outre que les soldats se permettent de voler et de piller. Le 9 octobre».
«Le vol et le pillage continuent. Il y a une bande de voleurs dans notre district qu'il faudra faire arreter par de fortes gardes. Le 11 octobre».
[«Часть моего округа продолжает подвергаться грабежу солдат 3 го корпуса, которые не довольствуются тем, что отнимают скудное достояние несчастных жителей, попрятавшихся в подвалы, но еще и с жестокостию наносят им раны саблями, как я сам много раз видел».
«Ничего нового, только что солдаты позволяют себе грабить и воровать. 9 октября».
«Воровство и грабеж продолжаются. Существует шайка воров в нашем участке, которую надо будет остановить сильными мерами. 11 октября».]
«Император чрезвычайно недоволен, что, несмотря на строгие повеления остановить грабеж, только и видны отряды гвардейских мародеров, возвращающиеся в Кремль. В старой гвардии беспорядки и грабеж сильнее, нежели когда либо, возобновились вчера, в последнюю ночь и сегодня. С соболезнованием видит император, что отборные солдаты, назначенные охранять его особу, долженствующие подавать пример подчиненности, до такой степени простирают ослушание, что разбивают погреба и магазины, заготовленные для армии. Другие унизились до того, что не слушали часовых и караульных офицеров, ругали их и били».
«Le grand marechal du palais se plaint vivement, – писал губернатор, – que malgre les defenses reiterees, les soldats continuent a faire leurs besoins dans toutes les cours et meme jusque sous les fenetres de l'Empereur».
[«Обер церемониймейстер дворца сильно жалуется на то, что, несмотря на все запрещения, солдаты продолжают ходить на час во всех дворах и даже под окнами императора».]
Войско это, как распущенное стадо, топча под ногами тот корм, который мог бы спасти его от голодной смерти, распадалось и гибло с каждым днем лишнего пребывания в Москве.
Но оно не двигалось.
Оно побежало только тогда, когда его вдруг охватил панический страх, произведенный перехватами обозов по Смоленской дороге и Тарутинским сражением. Это же самое известие о Тарутинском сражении, неожиданно на смотру полученное Наполеоном, вызвало в нем желание наказать русских, как говорит Тьер, и он отдал приказание о выступлении, которого требовало все войско.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный tresor [сокровище]. Увидав обоз, загромождавший армию. Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своей опытностью войны, не велел сжечь всо лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве, но он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.
Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким представлялась фигура, вырезанная на носу корабля, силою, руководящею корабль), Наполеон во все это время своей деятельности был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.


6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.