Нерехтский уезд

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Нерехтский уезд
Герб уездного города Герб губернии
Губерния
Центр
Образован
Площадь
3 464,2 верст²
Население
149 859[1] (1897)

Не́рехтский уе́зд — административно-территориальная единица в составе Костромского наместничества и Костромской губернии, существовавшая в 17781929 годах. Уездный городНерехта.





География

Уезд располагался на юго-западе Костромской губернии. Граничил с Владимирской и Ярославской губерниями. Площадь уезда составляла 3 464,2[1] верст² (3 942 км²) в 1897 году, 1 612[2] км² - в 1926 году.

История

Нерехтский уезд в составе Костромского наместничества был образован в 1778 год [3] у в ходе административной реформы Екатерины II.

В 1796 году Костромское наместничество было преобразовано в Костромскую губернию, в состав Нерехтского уезда вошла территория упраздненного Плёсского уезда.

В 1918 году из Нерехтского уезда был выделен Середской уезд Иваново-Вознесенской губернии.

14 января 1929 года Костромская губерния и все её уезды были упразднены, большая часть Нерехтского уезда вошла в состав Нерехтского района Костромского округа Ивановской Промышленной области.

Административное деление

В 1913 году в уезде был 1 заштатный город Плёс и 37 волостей[4]:

  • Арменская,
  • Березниковская,
  • Блазновская,
  • Борисоглебская,
  • Горкинская,
  • Горковская (центр — с. Горки-Павловы),
  • Дмитриевская,
  • Золотиловская (центр — д. Большая Золотилова),
  • Игнатовская,
  • Ильинско-Введенская,
  • Ковалевская,
  • Красинская,
  • Кузнецовская,
  • Кулиго-Марьинская (центр — с. Марьинское),
  • Кунестинская,
  • Малуевская,
  • Марьинско-Александровская,
  • Митинская,
  • Никитская,
  • Никольская,
  • Новинская,
  • Ногинская,
  • Оделевская,
  • Острецовская,
  • Писцовская,
  • Рождественская,
  • Сараевская,
  • Светочегорская,
  • Середская (центр — с. Упино-Середа),
  • Сидоровская,
  • Сорохтская,
  • Спасская (центр — с. Владычино),
  • Тетеринская,
  • Федоровская,
  • Широковская,
  • Ширяихская,
  • Яковлевская.

В 1926 году в уезде было 6 волостей:

  • Арменская,
  • Митинская,
  • Сараевская,
  • Сидоровская,
  • Тетеринская,
  • Федоровская (центр — г. Нерехта).

Население

По данным переписи 1897 года в уезде проживало 149 859[1] чел. В том числе русские — 99,9 %. В уездном городе Нерехте проживало 3 092 чел., в заштатном Плёсе — 2 164 чел.

По итогам всесоюзной переписи населения 1926 года население уезда составило 79 346 человек[2], из них городское (город Нерехта) — 7 388 человек.

Напишите отзыв о статье "Нерехтский уезд"

Примечания

  1. 1 2 3 [demoscope.ru/weekly/ssp/rus_gub_97.php?reg=18 Первая всеобщая перепись населения Российской Империи 1897 г.]. [www.webcitation.org/61HM6QOv5 Архивировано из первоисточника 28 августа 2011].
  2. 1 2 [demoscope.ru/weekly/ssp/rus_26.php?reg=124 Всесоюзная перепись населения 1926 г.]. [www.webcitation.org/66yzIyvJ7 Архивировано из первоисточника 17 апреля 2012].
  3. Д. Ф. Белоруков. Город Нерехта. // [kostromka.ru/belorukov/derevni/nerehta/239.php Деревни, села и города костромского края: материалы для истории]. — Кострома, 2000. — 536 с. — ISBN 5-89362-016-Х.
  4. [www.prlib.ru/Lib/pages/item.aspx?itemid=391 Волостныя, станичныя, сельскія, гминныя правленія и управленія, а также полицейскіе станы всей Россіи съ обозначеніем мѣста ихъ нахожденія]. — Кіевъ: Изд-во Т-ва Л. М. Фишъ, 1913.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Нерехтский уезд

22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.