Неринг, Владислав

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Владислав Неринг
польск. Władysław Nehring
Дата рождения:

23 октября 1830(1830-10-23)

Место рождения:

Клецко, Польша

Дата смерти:

20 января 1909(1909-01-20) (78 лет)

Место смерти:

Вроцлав

Страна:

Германия

Научная сфера:

филология, славистика, литературоведение, лингвистика, история,

Место работы:

Вроцлавский университет

Альма-матер:

Вроцлавский университет

Известные ученики:

Игнаций Хшановский

Известен как:

исследователь славянских языков

Владислав Неринг (польск. Władysław Nehring; 23 октября 1830, Клецко — 20 января 1909, Вроцлав (ранее Бреслау)) — польский филолог-славист, лингвист и историк, исследователь славянских языков, автор научно-популярных трудов по истории славян и грамматике славянских языков, профессор, доктор наук, с 1893 ректор Вроцлавского университета, член-корреспондент Петербургской академии наук, член польской Академия знаний и Чешской академии наук, словесности и искусств.



Биография

Родился в семье лютеран, выходцев из Голландии, в XVII в. бежавших от религиозных преследований в Польшу. Его отец Якуб был директором начальной школы в Клецко. Брат — Фердинант, участник польского восстания (1863) был сослан в Сибирь, но по дороге в ссылку — бежал и пешком добрался до родных мест.

После окончания гимназии в Познани, в ноябре 1850 поступил на учёбу в университет г. Бреслау. Материальное положение студента В.Неринга, после пожара в семейном поместье в 1841, в результате которого его родители потеряли возможность ему помогать, было сложным. Но благодаря полученной стипендии oт познаньского Общества научной помощи им. K. Марцинковского он смог продолжить образование.

Уже в 1856 26-летний В. Неринг стал доктором наук. Некоторое время работал преподавателем гимназии, а в 1867 стал профессором университета.

Возглавлял кафедры славянских языков и литературы. В.Неринг был профессором славянских литератур, сравнительной грамматики и славянской грамматики .

Занимался лингвистикой, славянской историей и литературой, при этом наибольшее внимание его было посвящено польской литературе.

Кроме немецкого языка, на котором в университете велось обучение, он знал латынь, греческий, французский, старославянский, русский и чешский языки.

Дважды избирался деканом философского факультета, а в 1893—1894 г. был ректором Вроцлавского университета, в котором работал до 1907.

Жена его умерла в 1907, имел двух сыновей, умерших в раннем возрасте и дочь Марию, певицу.

Является автором около 250 научных работ, написанных по-польски и по-немецки. Регулярно читал лекции на польском языке, был куратором славянского литературного общества. Среди его учеников был выдающийся польский историк литературы Игнаций Хшановский.

Активно сотрудничал с первым славянским специальным журналом в области филологии «Archiv für slavische Philologie», основателем которого был австрийский и российский филолог-славист, лингвист, крупнейший эксперт в области славянского языкознания во второй половине XIX века И. В. Ягич.

Умер и похоронен во Вроцлаве.

Сочинения

  • O historykach polskich XVI w. (1856—1860),
  • Kurs literatury polskiej (1866)
  • О psałterzu Florjańskim (1871),
  • Psałterz Florjański (1883),
  • Studja literackie (1884),
  • Grammatik der polnischen Sprache (1881),
  • Altpolnische Sprachdenkmäler (1886),
  • Kazania gnieźnieńskie.

Напишите отзыв о статье "Неринг, Владислав"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Неринг, Владислав

– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.