Нерис, Саломея

Саломея Нерис
Salomeja Neris
Имя при рождении:	Саломея Бачинскайте
Место рождения:	деревня Киршяй, Сувалкская губерния, Царство Польское, Российская империя (ныне Вилкавишкский район, Литва)
Место смерти:	Москва, СССР
Гражданство:	Российская империя, Литва, СССР
Род деятельности:	поэтесса
Направление:	социалистический реализм
Жанр:	стихотворение, поэма
Язык произведений:	литовский
Дебют:	сборник стихов «Ранним утром» (1927)
Премии:
Награды:

Саломе́я Нери́с (лит. Salomėja Nėris, настоящая фамилия — Бачинскайте, по мужу Бучене) (1904—1945) — литовская поэтесса. Народная поэтесса Литовской ССР (1954 — посмертно). Лауреат Сталинской премии первой степени (1947 — посмертно).

Биография

Саломея Нерис родилась 4 (17) ноября 1904 в д. Киршяй Волковышского уезда Сувалкской губернии (ныне Вилкавишкского района Мариямпольского уезда Литвы) в крестьянской семье.

Училась в средней школе в Альвите, с 1918 года в гимназии в Мариямполе, с 1919 года в гимназии в Вилкавишкисе. Закончив гимназию, в 1924 году поступила в каунасский Литовский университет на отделение теологии и философии; изучала литовскую литературу, немецкий язык и немецкую литературу, педагогику и психологию.

В 1928 году окончила каунасский Литовский университет. Работала учительницей, преподавала немецкий язык в гимназии в Лаздияй. С 1931 года обосновалась в Каунасе; давала уроки, редактировала издания литовских сказок, сблизилась с третьефронтовцами — писателями левых и прокоммунистических взглядов.

В 1928 году установила контакты с подпольной ячейкой Литовского комсомола в каунасском Литовском университете, в 1931 году стала связной Коминтерна (псевдоним «Вирвича», лит. Virvyčia), в 1934—1936 годах обеспечивала канал связи с подпольной коммунистической газетой «Жямайтиёс теса». В 1936—1937 годах была связной Коминтерна с руководителями Компартий Литвы и Польши в Париже.

В 1934—1936 годах преподавала в женской гимназии в Паневежисе. В конце 1936 году вышла замуж за архитектора и скульптора Бернардаса Бучаса и до 1937 года жила в Париже. По возвращении работала в гимназии в Каунасе. Родила сына и дала ему имя Саулюс. В 1940 году с другими депутатами Народного сейма — писателями Л. Гирой, Ю. Палецкисом, П. Цвиркой и др. — вошла в состав т. н. полномочной делегации, которая ходатайствовала перед ВС СССР о приеме Литвы в состав Советского Союза. В 1941 году избрана депутатом ВС СССР. С трибуны съезда читала свою «Поэму о Сталине». Написала также стихотворения, воспевающие Коммунистическую партию и Советскую власть, поэмы «Путь большевика» (1940, о В. И. Ленине) и «Четверо» — о четырёх литовских коммунистах, расстрелянных в 1926 году.

Во время Великой Отечественной войны она и её сын были эвакуированы в Уфу . После войны в Пензе на доме по ул. Карла Маркса, 7, где Саломея Нерис жила в 1941—1942 годах, была установлена мемориальная доска.

Поэтесса неоднократно выезжала на фронт, где выступала со своими стихами перед бойцами литовских частей.

Саломея Нерис умерла 7 июля 1945 года от рака печени в больнице в Москве. Прах захоронен на Пятрашюнском кладбище в Каунасе.

Сын Саломеи скульптор Саулюс Бучас умер 20 февраля 2007 года .

Память

• В Каунасе в доме, в котором поэтесса жила в 1938—1941 годах, с 1962 года действует мемориальный музей Саломеи Нерис (филиал Музея литовской литературы имени Майрониса).
• Именем поэтессы названа улица в Москве, улицы в Каунасе, Вильнюсе (лит. Salomėjos Nėries gatvė в Фабиёнишкес) и Клайпеде.
• В 1946 году именем Саломеи Нерис названа средняя школа в Вильнюсе, ныне — гимназия (лит. Vilniaus Salomėjos Nėries gimnazija), по адресу ул. Вильняус 32/2. Современное здание гимназии построено в 1952 году, в 1964 году — пристройка работы архитектора Льва Казаринского. В 1974 году около этой школы был установлен памятник Саломее Нерис (архитекторы Гядиминас Баравикас, Гитис Рамунис, скульптор Владас Вильджюнас).
• В 1954 году была выпущена почтовая марка СССР, посвященная Саломее Нерис.
• Именем Саломеи Нерис был назван грузовой пароход «Salomeya Neris» (Номер ИМО — 5307984), в 1970-х годах он сел на мель в бухте Китовой острова Итуруп, позднее его корпус лег в основу 6-го пирса в этой бухте.

Награды и премии

• Сталинская премия первой степеи (1947 — посмертно) — за стихотворный сборник «Мой край» (1946)
• орден Отечественной войны I степени
• народная поэтесса Литовской СССР (1954 — посмертно).

Псевдоним

Литературным именем поэтесса выбрала себе название второй по величине литовской реки — Neris. Однако в 1940 году она получила письмо от своих учениц из женской гимназии в Паневежисе, в котором её называли предателем родины и где, в частности, были слова: «Ты не смеешь больше называть себя именем святой для нас реки — Нерис».

После этого Саломея добавила диакритический знак над "e" и с тех пор её литературное имя стало выглядеть как Nėris, что больше не несло в себе некоего патриотического смысла. Более того, стало звучать довольно странно, ибо слово „nėris“ в литовском языке имеет значение «кузнец».

Творчество

Стиль творчества Саломеи Нерис — неоромантизм. Начала писать стихи в 1921 году. Первые стихотворения подписывала псевдонимами Liūdytė и Juraitė, с 1923 года — Salomėja Nėris. Первые сборники стихов «Ранним утром» (лит. «Anksti rytą», 1927), «Следы на песке» (лит. «Pėdos smėly», 1931). Критикой называлась «литовской Ахматовой» В 1931 примкнула к писателям, группировавшимся вокруг журнала авангардистской и левой демократической ориентации «Третий фронт» («Трячас фронтас»; Казис Борута, Антанас Венцлова и др.).

В сборниках «По ломкому льду» (лит. «Per lūžtantį ledą», 1935) и «Полынью зацвету» (лит. «Diemedžiu žydėsiu», 1938) отчётливы социальные мотивы. Лучший, на взгляд читателей, критиков и историков литературы, сборник «Полынью зацвету» был отмечен литовской Государственной литературной премией. Написала поэмы-сказки для детей «Сиротка», «Эгле — королева ужей» (1940). К советскому периоду принадлежат сборники «Пой,сердце, жизнь !» (1943) и «Соловей не может не петь» (1945, в первоначальной редакции — «У большой дороги», лит. «Prie didelio kelio» — опубликовано в 1994).

Переводы

На литовский язык переводила произведения А. С. Пушкина, И. С. Тургенева, Максима Горького, В. Г. Короленко, С. Я. Маршака, А. А. Ахматовой и др. Стихотворения Саломеи Нерис неоднократно переводились на русский язык многими поэтами и переводчиками, такими, как Анна Ахматова, Новелла Матвеева, Давид Самойлов, Юнна Мориц, Юрий Левитанский, Георгий Ефремов.

Издания

• Anksti rytą. Kaunas, 1927. 77 p.
• Pėdos smėly. Kaunas: Sakalas, 1931. 61 p.
• Mūsų pasakos / sp. paruošė S. Nėris. Kaunas: Spindulys, 1934. 160 p.
• Per lūžtantį ledą. Kaunas: Sakalas, 1935. 48 p.
• Diemedžiu žydėsiu. Kaunas: Sakalas, 1938. 69 p.
• Eglė žalčių karalienė. Kaunas: Valst. l-kla, 1940. 107 p.
• Poema apie Staliną. Kaunas: Spaudos fondas,1940. 16 p.
• Rinktinė. Kaunas: Valst. l-kla, 1941. 192 p.
• Dainuok, širdie gyvenimą: eilėraščiai ir poemos. Kaunas: Valst. l-kla, 1943. 39 p.
• Lakštingala negali nečiulbėti. Kaunas: Valst. grož. lit. l-kla, 1945. 109 p.
• Eglė žalčių karalienė. Kaunas: Valstybinė grožinės literatūros leidykla, 1946. 96 p.
• Poezija: 2t. Kaunas: Valstybinė grožinės literatūros leidykla, 1946.
• Našlaitė. Kaunas: Valstybinė grožinės literatūros leidykla, 1947. 48 p.
• Žalčio pasaka. Chicago, 1947. 112 p.
• Rinktinė. Vilnius: Valstybinė grožinės literatūros leidykla, 1950. 276 p.
• Eilėraščiai. Vilnius: Valstybinė grožinės literatūros leidykla, 1951. 84 p.
• Poema apie Staliną. Vilnius: Valstybinė grožinės literatūros leidykla, 1951. 36 p.
• Pavasario daina. Vilnius: Valstybinė grožinės literatūros leidykla, 1953. 38 p.
• Poezija. Vilnius: Valstybinė grožinės literatūros leidykla, 1954. 500 p.
• Baltais takeliais bėga saulytė. Vilnius: Valstybinė grožinės literatūros leidykla, 1956. 164 p.
• Raštai: trys tomai. Vilnius: Valstybinė grožinės literatūros leidykla, 1957.
• Rinktinė. Kaunas: Valstybinė pedagoginės literatūros leidykla, 1958. 112 p. (Mokinio biblioteka).
• Širdis mana — audrų daina. Vilnius: Valstybinė grožinės literatūros leidykla, 1959. 474 p.
• Eglė žalčių karalienė: poema pasaka. Vilnius: Valst. grož. lit. l-kla, 1961. 51 p.
• Pavasaris per kalnus eina: eilėraščiai. Vilnius: Valstybinė grožinės literatūros leidykla, 1961. 511 p.
• Kur baltas miestas: rinktinė. Vilnius: Vaga, 1964. 143 p.
• Rinktinė. Kaunas: Šviesa, 1965. 90 p. (Mokinio biblioteka).
• Laumės dovanos. Vilnius: Vaga, 1966. 25 p.
• Poezija: 2 t. Vilnius: Vaga, 1966
• Keturi: poema. Vilnius: Vaga, 1967.
• Poezija. Vilnius: Vaga, 1972. 2 t.
• Negesk žiburėli. Vilnius: Vaga, 1973. 151 p.
• Širdis mana — audrų daina. Vilnius: Vaga, 1974. 477 p.
• Kaip žydėjimas vyšnios: poezijos rinktinė. Vilnius: Vaga, 1978. 469 p.
• Poezija: rinktinė. Vilnius: Vaga, 1979. 827 p.
• Mama! Kur tu?: poema. Vilnius: Vaga, 1980. 38 p.
• Nemunėliai plauks. Vilnius: Vaga, 1980. 201 p.
• Negesk, žiburėli: eilėraščiai ir poemos. Vilnius: Vaga, 1983. 103 p.
• Raštai: 3 t. — Vilnius: Vaga , 1984.
• Prie didelio kelio: eilėraščiai. Vilnius: Lietuvos rašytojų s-gos l-kla, 1994. 96 p.
• Tik ateini ir nueini: rinktinė. Vilnius: Alma littera, 1995. 220 p.
• Eglė žalčių karalienė. Vilnius: Lietus, 1998. 126 p.

На русском языке

• Мой край. Каунас, 1947
• Избранное. Вильнюс, 1950.
• Стихотворения и поэмы. М., 1953
• Стихи. М., 1961.
• У родника. Вильнюс: Vaga, 1967.
• Лирика. М.: Художественная литература, 1971. 230 с.
• Сквозь бурю. Вильнюс, 1974.
• Ветер новых дней: стихотворения. М.: Художественная литература, 1979. 334 с
• Соловей не петь не может: стихи. Вильнюс: Vaga, 1988. 160 с (Литовская поэзия).
• Эгле, королева ужей: поэма / пер. M. Петров. Vilnius: Vyturys, 1989. 62 p.

Отдельными изданиями выходили сборники стихотворений и сказка «Эгле, королева ужей» в переводах на польский и латышский языки. Известно издание с параллельным текстом на русском и английском:

• Blue sister, river Vilija = Сестра Голубая — Вилия. Москва: Радуга, 1987. 261 c.

См. также

• Улица Саломеи Нерис

Литература

• Korsakas K. Literatūra ir kritika. Vilnius, 1949.
• Kubilins V. Salomėjos Nėries lyrika. Vilnius, 1968.
• Sauka D. Salomėjos Nėries kūriba. 1924—1940. Vilnius, 1957.
• Venclova A. Salomėja Nėris. 1904—1945. // Nėris S. Poezija. T. 1. Kaunas: Valstybinė grožinės literatūros leidykla, 1946.
• Viktorija Daujotytė. Salomėja Nėris: Fragmento poetika. Vilnius: Lietuvos rašytojų sąjungos leidykla, 2005. ISBN 9986-39-345-0.
• Aleksandras Žalys. Salomėja Nėris — mūsų dvasios poetė. Klaipėda: Klaipėdos universiteto leidykla, 2005. ISBN 9955-18-015-3.
• Зелинский К. Саломея Нерис и литовская литература. // Литература народов СССР. М., 1957.
• Роставайте Т. Поэтесса литовского народа Саломея Нерис. М., 1955.

Ссылки

• [web.archive.org/web/20041108222903/www.moscovia1.narod.ru/2003_2/Neris.htm Три стихотворения в переводе Т. Стомахиной]
• [foto.cheb.ru/foto/19207.htm Дом в Пензе, в котором проживала Саломея Нерис в 1941-1942 гг. Мемориальная доска поэтессе]

Отрывок, характеризующий Нерис, Саломея

– Вы обещали графине Ростовой жениться на ней и хотели увезти ее?
– Мой милый, – отвечал Анатоль по французски (как и шел весь разговор), я не считаю себя обязанным отвечать на допросы, делаемые в таком тоне.
Лицо Пьера, и прежде бледное, исказилось бешенством. Он схватил своей большой рукой Анатоля за воротник мундира и стал трясти из стороны в сторону до тех пор, пока лицо Анатоля не приняло достаточное выражение испуга.
– Когда я говорю, что мне надо говорить с вами… – повторял Пьер.
– Ну что, это глупо. А? – сказал Анатоль, ощупывая оторванную с сукном пуговицу воротника.
– Вы негодяй и мерзавец, и не знаю, что меня воздерживает от удовольствия разможжить вам голову вот этим, – говорил Пьер, – выражаясь так искусственно потому, что он говорил по французски. Он взял в руку тяжелое пресспапье и угрожающе поднял и тотчас же торопливо положил его на место.
– Обещали вы ей жениться?
– Я, я, я не думал; впрочем я никогда не обещался, потому что…
Пьер перебил его. – Есть у вас письма ее? Есть у вас письма? – повторял Пьер, подвигаясь к Анатолю.
Анатоль взглянул на него и тотчас же, засунув руку в карман, достал бумажник.
Пьер взял подаваемое ему письмо и оттолкнув стоявший на дороге стол повалился на диван.
– Je ne serai pas violent, ne craignez rien, [Не бойтесь, я насилия не употреблю,] – сказал Пьер, отвечая на испуганный жест Анатоля. – Письма – раз, – сказал Пьер, как будто повторяя урок для самого себя. – Второе, – после минутного молчания продолжал он, опять вставая и начиная ходить, – вы завтра должны уехать из Москвы.
– Но как же я могу…
– Третье, – не слушая его, продолжал Пьер, – вы никогда ни слова не должны говорить о том, что было между вами и графиней. Этого, я знаю, я не могу запретить вам, но ежели в вас есть искра совести… – Пьер несколько раз молча прошел по комнате. Анатоль сидел у стола и нахмурившись кусал себе губы.
– Вы не можете не понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге – с этими вы в своем праве, они знают, чего вы хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!…
Пьер замолчал и взглянул на Анатоля уже не гневным, но вопросительным взглядом.
– Этого я не знаю. А? – сказал Анатоль, ободряясь по мере того, как Пьер преодолевал свой гнев. – Этого я не знаю и знать не хочу, – сказал он, не глядя на Пьера и с легким дрожанием нижней челюсти, – но вы сказали мне такие слова: подло и тому подобное, которые я comme un homme d'honneur [как честный человек] никому не позволю.
Пьер с удивлением посмотрел на него, не в силах понять, чего ему было нужно.
– Хотя это и было с глазу на глаз, – продолжал Анатоль, – но я не могу…
– Что ж, вам нужно удовлетворение? – насмешливо сказал Пьер.
– По крайней мере вы можете взять назад свои слова. А? Ежели вы хотите, чтоб я исполнил ваши желанья. А?
– Беру, беру назад, – проговорил Пьер и прошу вас извинить меня. Пьер взглянул невольно на оторванную пуговицу. – И денег, ежели вам нужно на дорогу. – Анатоль улыбнулся.
Это выражение робкой и подлой улыбки, знакомой ему по жене, взорвало Пьера.
– О, подлая, бессердечная порода! – проговорил он и вышел из комнаты.
На другой день Анатоль уехал в Петербург.


Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала. Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она сделала. Во время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности; но всё таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.
Пьер в этот день обедал в клубе и со всех сторон слышал разговоры о попытке похищения Ростовой и с упорством опровергал эти разговоры, уверяя всех, что больше ничего не было, как только то, что его шурин сделал предложение Ростовой и получил отказ. Пьеру казалось, что на его обязанности лежит скрыть всё дело и восстановить репутацию Ростовой.
Он со страхом ожидал возвращения князя Андрея и каждый день заезжал наведываться о нем к старому князю.
Князь Николай Андреич знал через m lle Bourienne все слухи, ходившие по городу, и прочел ту записку к княжне Марье, в которой Наташа отказывала своему жениху. Он казался веселее обыкновенного и с большим нетерпением ожидал сына.
Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!