Несессер (яйцо Фаберже)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
«Несессер»
Яйца Фаберже
Год изготовления

1889

Заказчик

Александр III

Первый владелец

Мария Фёдоровна

Текущий владелец
Владелец

Неизвестен

Год получения

Неизвестен

Дизайн и материалы
Мастер

Неизвестен

Материалы

Золото, сапфиры, изумруды, рубины, бриллианты, кольцо из жемчуга

Сюрприз

Скорее всего это набор предметов женского туалета, выполненный из золота, инкрустированный бриллиантами.

Несессер — это ювелирное яйцо, одно из пятидесяти двух императорских пасхальных яиц, изготовленных фирмой Карла Фаберже для русской императорской семьи. Оно было создано и в 1889 году передано императору Александру III, который подарил его свой супруге, императрице Марии Фёдоровне, на Пасху. На данный момент считается утерянным.





Дизайн

Данное яйцо было сконструировано в форме футляра, содержащего предметы женского туалета.[1] Поскольку точный внешний вид изделия не известен, то можно опираться только на сведения из описи императорского драгоценного имущества 1917 года, в которой оно числилось как «разноцветные камни и бриллианты, рубины, изумруды и сапфиры»[1].

Сюрприз

Вполне возможно, что сюрпризом был набор из 13 предметов женского маникюрного набора, инкрустированных бриллиантами, хотя в этом нет точной уверенности. Поскольку до наших дней не дошло ни одной фотографии яйца или его части, то короткие описания остаются единственными достоверными сведениями, позволяющими представить его дизайн и сущность сюрприза.[1]

История

9 апреля 1889 года Александр III подарил ювелирное яйцо свой супруге Марии Фёдоровне. Оно находилось в Гатчинском дворце и использовалось всего в одной поездке в Москву (на основании информации из счёта за поездку).[1] После революции 1917 года яйцо «Несессер» было захвачено вместе с другими императорскими яйцами и было отправлено в Оружейную палату Кремля. В начале 1922 года яйцо было передано в Совнарком, после чего дальнейшая его судьба неизвестна.[1]

Расследование Кирена Маккарти

20 марта 2008 года в журнале Country Life Magazine (англ.) была опубликована статья Мэри Миерс[2], в которой рассказывалось, что Кирен Маккарти из ювелирного дома Wartski (англ.) нашел сходство яйца «Несессер» с одним из лотов, выставлявшихся в Wartski в 1949 году.[3] До наших дней не сохранилось ни одной достоверной фотографии, однако, Маккарти нашел в фотоархиве компании небольшой снимок яйца. Также, на основе архивный сведений, было установлено, что в 1952 году Wartski продал лот неизвестному за £1200.

Жемчужное яйцо

Название «Жемчужное» яйцо часто используется при описании яйца «Несессер» из-за ошибки в архивных сведениях. Некоторое время яйцо «Воскресение» считалось «Жемчужным» яйцом на основании выводов, сделанных Мариной Лопато в её статье в журнале Apollo (англ.) за январь 1984 года.[1] Однако при более детальном рассмотрении этих яиц становится очевидным, что яйцо «Воскресение» не содержит механизма для его открытия и в нём нет места для хранения кольца, что противоречит описанию из счёта Фаберже. «Жемчужное» яйцо было передано Александру III 16 марта 1889 года, но при этом нет достоверных сведений о том, что оно стало пасхальным подарком его супруги. Вполне возможно, что из-за некоторых проблем с «Жемчужным» яйцом, яйцо «Несессер» стало пасхальным подарком 1889 года. Это подтверждается тем фактом, что оба яйца «Несессер» и «Жемчужное» стоили значительно меньше, чем все другие ювелирные яйца до и после 1889 года.[1]

Напишите отзыв о статье "Несессер (яйцо Фаберже)"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 Lowes Will. Fabergé Eggs A Retrospective Encyclopedia. — Lanham, Maryland: Scarecrow Press Inc., 2001. — P. 26. — ISBN 0-8108-3946-6.
  2. [www.countrylife.co.uk/magazine/issue/1841 Country Life Magazine March 20 2008]
  3. [www.mieks.com/faberge-en/1889_Necessaire_Egg.htm 1889 Nécessaire Egg на Mieks Fabergé Eggs]

Ссылки

  • [fly.hiwaay.net/~christel/discoveries/necessaire-egg.htm The Missing Nécessaire Egg на Fabergé Research Site]
  • [alloffaberge.narod.ru/catalog/1885-1900/1889_Necessaire_Egg.html Несессер (яйцо Фаберже) на сайте Всё о ФАБЕРЖЕ]


Отрывок, характеризующий Несессер (яйцо Фаберже)

Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.


Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!