Кукольник, Нестор Васильевич

Нестор Васильевич Кукольник
Нестор Кукольник — портрет работы Карла Брюллова
Дата рождения:	8 (20) сентября 1809(1809-09-20)
Место рождения:	Санкт-Петербург, Российская империя
Дата смерти:	8 (20) декабря 1868(1868-12-20) (59 лет)
Место смерти:	Таганрог, земля Войска Донского, Российская империя
Род деятельности:	писатель
Жанр:	авантюрный роман, историческая повесть

Не́стор Васи́льевич Ку́кольник (8 (20) сентября 1809, Санкт-Петербург — 8 (20) декабря 1868, Таганрог) — русский прозаик, поэт, переводчик и драматург первой половины XIX века, автор текстов популярных романсов.

Ранние годы

Родился в Петербурге в семье учёного и педагога В. Г. Кукольника, русина из Подкарпатской Руси по происхождению, приглашённого в Россию. В 1821 году поступил в Нежинскую гимназию высших наук князя Безбородко, которую окончил в 1829 году. Выпущен из гимназии без аттестата как один из основных обвиняемых по «делу о вольнодумстве», начатом по доносу вскоре после декабрьских событий 1825 года (Восстание декабристов). В гимназии начал впервые заниматься литературной деятельностью. Первые литературные опыты не сохранились, так как были изъяты при расследовании «дела о вольнодумстве». Литературные опыты были продолжены в Вильне, где с 1825 года профессором университета служил его старший брат Павел Кукольник. В Вильне Нестор Кукольник в 1829—1831 годах преподавал в Виленской гимназии русскую словесность и издал на польском языке практический курс русской грамматики.

Но расцвет литературной деятельности падает на Петербург, куда он переезжает в 1831 году. Известность получил в 1834 году, когда на сцене Александринского театра в бенефис В. Каратыгина была поставлена «Рука Всевышнего Отечество спасла». Драма была одобрена императором Николаем I.

Творчество

Творчество Н. Кукольника обширно и многогранно. Наряду с драматургией, он успешно пробует силы в жанре авантюрного романа, исторической повести, художественной критике, поэзии и даже в музыке. С 1838 года издаёт ряд периодических изданий искусствоведческого характера. Драматургия Н. Кукольника должна рассматриваться как своеобразный буфер между российской исторической драмой первой трети XIX века и второй половины XIX века. Писатель стоит у истоков жанра драматической поэмы. Он первый использовал и ввёл в обиход приёмы и мотивы, которые позднее найдут отражение в творчестве А. К. Толстого, Л. А. Мея, М. И. Цветаевой и других. Современные исследователи обоснованно указывают на параллели между отдельными произведениями Н. Кукольника и драматическим циклом «Романтики» М. И. Цветаевой. Н. Кукольник также первым в русской литературе представил новый тип жанра исторического романа, нашедшего потом на Западе блестящее воплощение в романах А. Дюма, его современника. Одним из первых в русской литературе Н. Кукольник начал развивать любовно-авантюрный жанр в духе Эжена Сю, Поля де Кока. Его литературные поиски на сюжеты из зарубежной истории справедливо можно рассматривать как предшественника историко-биографического жанра, позднее получивших развитие в романах-исследованиях Д. С. Мережковского, Ю. Н. Тынянова, Ольги Форш. В период наибольшего творческого взлёта Н. Кукольник сближается с композитором М. Глинкой и художником К. Брюлловым. Его участие в судьбе таких писателей и поэтов как Т. Г. Шевченко, М. Е. Салтыков-Щедрин и И. С. Никитин общепризнано. Один из соавторов стихов либретто опер «Иван Сусанин» («Жизнь за царя») и «Руслан и Людмила». На его стихи написали музыку 27 композиторов, в том числе М. Глинка (его перу принадлежат ставшие классическими романсы «Жаворонок» и «Попутная песня»), А. Варламов, С. Монюшко.

Служба

С 1843 года поступил на службу в канцелярию Военного Министерства, что является причиной его многочисленных и порой длительных командировок практически по всей Европейской части России, от Кишинёва до Астрахани. И хотя литературную деятельность он не оставляет, но много времени и сил отдаёт служебным делам. Среди этих дел особо надо отметить такое, как изучение состояния горнодобывающей промышленности в районе Донбасса. Результаты этой работы потом весьма существенно повлияли на экономическое развитие западного Донбасса, особенно после строительства железной дороги Курск—Харьков—Таганрог, обоснованием которого успешно занимался Н. Кукольник вместе с промышленниками братьями Поляковыми.

Семья

В 1843 году Нестор Кукольник женился на своей гражданской жене Софии Амалии фон Фризен, немки лютеранского вероисповедания. До конца жизни она разделяла все тяготы его службы, в том числе и длительные командировки. До женитьбы Н. Кукольник пережил две любовные трагедии.

Первая любовь к Екатерине Тимофеевне Фан дер-Флит закончилась неожиданно для влюблённых. По решению своего отца, Т. Ф. Фан-дер-Флита, Екатерина вышла замуж за М. П. Лазарева. Это вызвало ряд лирических стихотворений, где Н. Кукольник скрывает свою возлюбленную под именем Ленора (Элеонора), что послужило причиной насмешек в среде литераторов и критиков, обвинявших Н. Кукольника в искусственности и надуманности. Особенно язвителен был И. И. Панаев, оценки которого до сих пор положены отечественными литературоведением в основу оценки всей поэзии Н. Кукольника.

Вторая любовь к графине Марии Фёдоровне Толстой также прекратилась, но судя по стихотворным опытам (большею частью незаконченным) тоже нанесла серьёзную душевную травму. Сама Толстая признавалась, что «Кукольник первый сделал шаг назад», она же «по женской гордости, отступила от него на десять шагов».

Поздние годы

События Крымской войны 1853—1856 гг. застают Н. Кукольника в Новочеркасске, куда он был прикомандирован к штабу Войска Донского (атаман М. Хомутов), Н. Кукольник занимается снабжением действующей армии и его усилия на этом посту заслуживают высокой оценки. В 1857 году он выходит в отставку в чине действительного статского советника и поселяется в Таганроге. Последние десять лет прожил в Таганроге. Здесь он продолжает литературную деятельность. Однако основу в этот период составляет общественная деятельность. Вопреки установившемуся мнению, Н. Кукольник не был гласным городской Думы, но выполнял отдельные поручения Таганрогского городского общества. Часть работ выполнена им по собственной инициативе на общественных началах. Результаты этих работ, в том числе и отрицательные, серьёзно сказались на судьбе Таганрога как городского центра образования на юге России.

Вот только краткий перечень всех этих общегородских начинаний. Н. Кукольник первый поставил и обосновал необходимость университетского образования на Дону и в Приазовье. Его предложение открыть университет в Таганроге хотя и не привело к успеху, но послужило одним из оснований открытия в 1865 году Новороссийского университета. Н. Кукольник обосновал необходимость городской газеты в Таганроге, что послужило в конце концов одной из причин открытия газет не только в Таганроге, но и в Одессе и Ростове-на-Дону. Начиная с 1865 года Н. Кукольник возглавлял рабочую группу по обоснованию и выбору трассы железной дороги от Харькова к Таганрогу. Работа эта увенчалась успехом, и в 1868 году Александр II утвердил соответствующие договоры на строительство. Неоднократно Н. Кукольником ставится перед правительством вопрос о необходимости надлежащих мер по экологической защите Таганрогского залива Азовского моря. Н. Кукольник поднимает вопрос об изменении административно территориального устройства Приазовского края путём создания Петровской (Таганрогской) губернии. Здесь он встречает сильное противодействие со стороны руководства Области Войска Донского, что в конечном итоге и привело к негативному результату. Н. Кукольник способствовал открытию в ходе судебной реформы в Таганроге Окружного суда, что произошло уже после его смерти в 1869 году. Эти и подобные общественные начинания Н. Кукольника вызывали массу недовольства у провинциальной знати, которую он высмеял в своей последней драме «Гоф-юнкер», запрещённой фактически по указанию Александра II.

Умер Н. Кукольник внезапно, в декабре 1868 года, собираясь в театр. Был похоронен в Таганроге в своём имении близ рощи Дубки.

Могила

В 1931 году прах Нестора Кукольника и его жены был осквернён. Грабители, ища драгоценности, вскрыли могилы и выбросили останки, которые потом ещё долго валялись в траве. В 1966 году Таганрогским горисполкомом был подписан указ об отводе земельного участка заводу Красный Котельщик за счёт территории рощи Дубки для размещения производственных площадей. Указ привели в исполнение спустя два года. Бульдозерами был уничтожен дом Кукольника, а останки великого писателя перемешаны с грязью и вывезены на свалку вместе со строительным мусором. На сегодняшний день прах поэта безвозвратно утерян.

Адреса в Санкт-Петербурге

• 1836 год — дом Гавриловой — набережная реки Мойки, 70;
• 1836—1837 — набережная реки Мойки, 78;
• 1837—1843 — доходный дом — Итальянская улица, 31.

См. также

«Прощание с Петербургом» (вокальный цикл М. Глинки на стихи Нестора Кукольника)

Ссылки

В Викитеке есть статья об этом авторе — см. Нестор Васильевич Кукольник

• Кукольник Н. В. Избранные труды по истории изобразительного искусства и архитектуры; Доменикино : трагедия /сост., авт. вступ.ст. и примеч. Н. С. Беляев; науч. ред. Г. В. Бахарева; БАН. — СПб.: БАН, 2013. — 464 с.: ил.
• [metanthonymemorial.org/VernostNo144.html ВЕЛИКИЙ ТАГАНРОЖЕЦ НЕСТОР ВАСИЛЬЕВИЧ КУКОЛЬНИК]
• [www.library.taganrog.ru/nikolayenko/kukol_i_taganrog.html «Кукольник и Таганрог»: Сборник публикаций. — Таганрог,1998 г.]
• [www.library.taganrog.ru/res/book/azov_s.djvu Кукольник Н. Азовское сидение. (в формате DjVu, для просмотра требуется программа WinDjView)]
• [www.memoirs.ru/rarhtml/Kukolnik_IV91_7.htm Кукольник Н. В. Из воспоминаний Н. В. Кукольника // Исторический вестник, 1891. — Т. 45. — № 7. — С. 79-99.]
• [memoirs.ru/texts/Kukol_RS97t91n8.htm Кукольник Н. В. К истории театральной цензуры. Всеподданнейшее письмо Нестора Кукольника. Ноября 1864 г. / Сообщил П. К. Работин // Русская старина, 1897. — Т. 91. — № 8. — С. 255—256.]
• [www.sevmb.com/about/smi/p_1_at211_id207/ Кукольник Н. «Морской праздник в Севастополе»]
• [www.memoirs.ru/rarhtml/1304Kukolnik.htm Кукольник Н. В. Рассказ Н. В. Кукольника о кончине М. И. Глинки / Собщ. И. А. Пузыревский // Русская старина, 1870. — Т. 2. — Изд. 3-е. — Спб., 1875 — С. 435—436.]
• [www.tg-m.ru/img/mag/2008/4/024-033.pdf Светлана Казакова. Карл Брюллов и Нестор Кукольник: история двух иллюстраций. Из публикаций Третьяковской галереи.— № 4, 2008]
• [www.stihi-rus.ru/ Нестор Кукольник — стихи о любви]
• [nestorkukolnik.wordpress.com/ Сайт о жизни и творчестве Нестора Кукольника].
• [ludmilamironova.wordpress.com/%D0%BF%D0%BE%D0%B2%D0%B5%D1%81%D1%82%D1%8C-%D1%80%D1%83%D0%BA%D0%B0-%D0%B2%D1%81%D0%B5%D0%B2%D1%8B%D1%88%D0%BD%D0%B5%D0%B3%D0%BE/ Людмила Миронова. Повесть о Несторе Кукольнике "Рука Всевышнего".]

Отрывок, характеризующий Кукольник, Нестор Васильевич

– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.


Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».