Нету, Антониу Агоштинью

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Нето, Агостиньо»)
Перейти к: навигация, поиск
Антониу Агоштинью Нету
António Agostinho Neto<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Президент Анголы
11 ноября 1975 года — 10 сентября 1979 года
Предшественник: Должность учреждена
Преемник: Жозе Эдуарду душ Сантуш
 
Вероисповедание: Католицизм
Рождение: 17 сентября 1922(1922-09-17)
дер. Иколу-и-Бенгу, провинция Бенгу (Бенго), Ангола
Смерть: 10 сентября 1979(1979-09-10) (56 лет)
Москва, СССР
Место погребения: Луанда, Ангола
Отец: Агоштинью Педру Нету
Мать: Мария да Силва Нету
Супруга: Мария Эужения да Силва
Партия: МПЛА
Образование: Лиссабонский университет
Профессия: Врач
 
Награды:

Анто́ниу Агошти́нью Не́ту (порт. António Agostinho Neto, 17 сентября 1922, дер. Кашикане, провинция Бенгу[1](Бенго), Ангола — 10 сентября 1979, Москва) — ангольский государственный деятель, поэт, первый президент Народной Республики Ангола с 1975 по 1979 год, председатель МПЛА—Партии труда (до 1977 года Народное движение за освобождение Анголы).





Биография

Родился в семье методистского протестантского проповедника, мать работала учительницей, что отчасти предопределило его антиколониальную позицию, так как в португальских колониях господствовал католицизм. Протестантские миссионеры имели больший авторитет среди африканцев, так как занимались физическим трудом и у них были работающие семьи. Был одним из немногих ангольцев, получивших среднее образование, учился в 1929—1933 годах в начальной школе посёлка Кашикане. С 1934 года учился в лицее Сальвадор Коррейя (Муту-йа-Кевала). В 1938 году, обучаясь на 3-ем курсе лицея, получил свою первую премию по литературе.

Закончив лицей в 1944 году, работал в правительственных медицинских учреждениях (сначала в провинции Маланже, затем в провинции Бие), принимал активное участие в создании национальных культурных ассоциаций.

С 1947 года жил в Португалии. Учился на медицинском факультете Коимбрского университета. Там познакомился с женой, португалкой Марией-Эуженей да Сильва (впоследствии стала ангольской детской писательницей и публицисткой), которой посвятил свои лучшие стихи. Там же познакомился с Амилкаром Кабралом, Жозе Эдуарду душ Сантушем и своим будущим политическим противником Жонасом Савимби. Участвовал в политических выступления против правящего в Португалии режима, формировании молодёжной секции нелегального Объединённого демократического движения Португалии. В 1951 году был впервые арестован за участие в сборе подписей в поддержку Всемирного конгресса сторонников мира в Стокгольме. В 1952 году арестован за политическую деятельность.

В 1953 году принял участие в IV Всемирном фестивале молодёжи и студентов в Бухаресте, и в III Всемирном конгрессе студентов в Варшаве. Стал одним из основателей Центра африканских исследований. Вступил в члены Всемирной федерации демократической молодёжи и был избран представителем ВФДМ от португальских колоний.

В начале 1950-х годов в Анголе развернулась борьба за независимость под руководством созданной, в частности, и усилиями А. Нету в декабре 1956 года организации МПЛА. За участие в национально-освободительном движении в 19551957 годах находился в заключении. В 1957 году решением организации Amnesty International был назван «политзаключенным года». Выйдя из тюрьмы, в 1958 году окончил обучение в Коимбрском университете и в 1959 году вернулся в Анголу. Во время учёбы много читал марксистской литературы. Увлекался португальскими модернистами: Жозе Режио, Мигелом Торгой и особенно Фернандо Пессоа. Любимыми его поэтами были Жак Превер, Поль Элюар, Луи Арагон. Ценил также турецкого поэта Назыма Хикмета Рана. В некоторых его стихах этого периода ощущается влияние идей негритюда Леопольда Сенгора и Эме Сезера.

Открыл частную клинику, где брал символическую плату, а иногда не брал денег вовсе. В 1960 году был снова арестован (его забрали прямо из клиники, в ходе протестов пациентов против этого было убито свыше 30 и ранено более 200 человек[2]) и заключён в тюрьму в Лиссабоне, позднее перемещён под домашний арест. В 1962 году совершил побег и позже перебирался в Демократическую Республику Конго[3]. В ходе визита в США в том же году попросил поддержки в антиколониальной борьбе, в чём ему было отказано (США предпочли поддержать Холдена Роберто и его ФНЛА[4]). В декабре 1962 года на первой национальной конференции МПЛА был избран её председателем.
Ко времени получения независимости боевые партизанские отряды МПЛА под его руководством контролировали бо́льшую часть территории страны.

15 января 1975 года подписал с новым португальским правительством и группировками УНИТА и ФНЛА соглашение о предоставлении Анголе независимости.

После провозглашения независимости 11 ноября 1975 года стал первым президентом Анголы и объявил курс на строительство социализма. Ситуация была сложная — в стране царила экономическая разруха, так как все португальские специалисты уехали или были изгнаны после провозглашения независимости, велись боевые действия против антиправительственных и прозападных группировок УНИТА (юг и центр страны) и ФНЛА (север), поддержанных США и Китаем, в страну вторглись войска Заира и армия ЮАР. В условиях наступления антиправительственных сил и армии ЮАР на Луанду обратился за военной помощью к СССР и Кубе, которые незамедлительно послали своих советников и специалистов, а Куба — воинский контингент. С их помощью в январе 1976 года была освобождена Кабинда, где действовала ещё одна антиправительственная и сепаратистская группировка ФЛЕК («Фронт освобождения анклава Кабинда»), а к марту были разгромлены ФНЛА и заирские войска, южноафриканцы также покидали территорию Анголы. УНИТА во главе с Жонасом Савимби отступила в южные районы страны, ушла в джунгли и продолжила гражданскую войну.

Нету регулярно сталкивался также с оппозицией внутри правящей МПЛА. Радикальные коммунистические группы подавлялись с той же жёсткостью, что идеологические противники.

Сначала была группа, которая называлась «Комитеты наследия». Они были ликвидированы. Появились «Комитеты Амилкара Кабрала». Тоже были ликвидированы. Тогда те, кто раньше входил в эти группы, появились в «Объединении коммунистов Анголы» — и тоже были ликвидированы.
Агоштинью Нету[5]

Ходили слухи, что левых оппозиционеров поддерживал СССР. Свои тревоги по этому поводу Нету счёл нужным высказать при личной встрече Брежневу. Встречался в качестве главы государства также с Фиделем Кастро и генсеком ООН Куртом Вальдхаймом.Имел личные дружеские отношения с Че Геварой и Иосипом Броз Тито. титовская Югославия также как и Куба и СССР оказала существенную помощь МПЛА при приходе к власти.

27 мая 1977 года против правительства Нету была предпринята попытка государственного переворота, возглавляемая ортодоксальным коммунистом Нито Алвишем. Мятеж «фракционеров» был подавлен с помощью кубинских войск[6]. В ходе последовавшей партийной чистки и массовых репрессий погибли тысячи ангольцев[7].

Уход из жизни и память

Умер в Москве 10 сентября 1979 года после онкологической операции. Был похоронен в Луанде в специально сооружённом мавзолее (в 1992-м по просьбе семьи перезахоронен).

День рождения Нету отмечается в Анголе как праздник — День Национального Героя.
Нигерийский писатель Чинуа Ачебе посвятил ангольскому лидеру стихотворение «Агоштинью Нету».
Национальный университет Анголы и Центральный госпиталь Кабо-Верде носят его имя.
В СССР и России его имя носил теплоход-ролкер Черноморского флота в 1980—2003 гг.

Литературная деятельность

Стихи начал писать в 1947 году. Поэтические сборники «Стихи» (1961, на португальском языке), «С сухими глазами» (на итальянском языке, 1963; на сербскохорватском (сборник «Священная надежда»), сборники на русском и китайском языках, 1968; на португальском языке, 1969) насыщены революционной патетикой.
В СССР были известны его сборники «С сухими глазами» (1970) и «Священная надежда» (1981).

Награды

Напишите отзыв о статье "Нету, Антониу Агоштинью"

Примечания

  1. [www.angolarussia.ru/ru/home/information-about-angola/general-information/419-agostinho-neto.html Биографический очерк на сайте посольства Анголы в РФ]
  2. Africa Year Book and Who's who. — 1977. — P. 238–239.
  3. James W. Martin. Historical Dictionary of Angola. — 2004. — P. 110.
  4. Walker John Frederick. A Certain Curve of Horn: The Hundred-Year Quest for the Giant Sable Antelope of Angola. — 2004. — P. 146–148.
  5. António Agostinho Neto. Textos políticos escolhidos. [S.l.]: Edições DIP, 1985
  6. [www.ipri.pt/publicacoes/revista_ri/pdf/RI14_LPawson_Eng.pdf Lara Pawson. The 27 May in Angola: a view from below]
  7. Dalila Cabrita Mateus & Álvaro Mateus. A purga em Angola: Nito Alves, Sita Valles, Zé Van Dúnem: O 27 de Maio de 1977. Lisboa & Porto: Asa Editora, 2007
  8. [web.archive.org/web/20091218220514/angolarussia.ru/library/2005_ANBookBlock.pdf Agostinho Neto Poeta Presidente Агоштинью Нету — поэт и президент]

Источники

  • Большая Советская энциклопедия, третье издание. — М.: Советская Энциклопедия, 1970-77 (электронная версия — М.: Научное издательство «Большая Российская энциклопедия», 2004.)
  • Хазанов А. М. Агоштинью Нету — М.: Наука, 1985.
  • Советский энциклопедический словарь/ Научн.-ред. совет: А. М. Прохоров (пред.). — М.: Советская Энциклопедия, 1981—1600 с. с илл.
  • Габриэль Гарсиа Маркес. [www.scepsis.ru/library/id_2026.html Операция «Карлота»]
  • [web.archive.org/web/20091218220514/angolarussia.ru/library/2005_ANBookBlock.pdf Agostinho Neto Poeta Presidente Агоштинью Нету — поэт и президент]

Ссылки

  • Габриэль Гарсиа Маркес. [www.scepsis.ru/library/id_2026.html Операция «Карлота»]
  • [web.archive.org/web/20091218220514/angolarussia.ru/library/2005_ANBookBlock.pdf Agostinho Neto Poeta Presidente Агоштинью Нету — поэт и президент]

Отрывок, характеризующий Нету, Антониу Агоштинью

Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.