Неф

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Неф (фр. nef, от лат. navis — корабль) — вытянутое помещение, часть интерьера (обычно в зданиях типа базилики), ограниченное с одной или с обеих продольных сторон рядом колонн или столбов, отделяющих его от соседних нефов[1].





Этимология

Слово «неф» происходит от латинского navis — «корабль». Предположительно, такое название должно было подчеркнуть значение основного пространства храма, поскольку корабль являлся одним из символов христианской церкви[2][3]. Возможно, оно также отражает сходство этой части храма с перевёрнутым кузовом корабля[4].

История

Деление интерьера на нефы рядом опор возникло в древнегреческих храмах. В древнеримской архитектуре из ряда параллельных нефов состояли интерьеры гражданских зданий — базилик.

Начиная с IV века тип базилики был заимствован для христианских храмов, и неф становится распространённым элементом христианской архитектуры. На нефы делится как внутреннее пространство храмов-базилик, получивших широкое распространение в Средние века в Западной Европе в католической традиции, так и интерьеры многих крестово-купольных храмов, появившихся и получивших широкое распространение в архитектуре восточных христианских стран и Византии. В отличие от алтаря, хоров и пресвитерия, предназначенных исключительно для духовенства и хора, неф — та часть храма, в которой можно было находиться мирянам[3].

В раннехристианских храмах могло быть 3 или 5 нефов (как правило, нечётное число), центральный неф был всегда шире и выше. В верхней части его стен делались освещающие интерьер окна. Нефы перекрывались плоским деревянным потолком[3].

В Средние века нефы романских и готических соборов стали перекрываться каменными сводами. Средний неф делался, как правило, выше, но существовали церкви с нефами одинакового размера. Их интерьеры называются зальными, такие здания не являются базиликами в строгом смысле слова, но также состоят из ряда нефов.

Деление интерьера на нефы сохранилось как распространённый прием и в эпохи Возрождения, барокко и классицизма.

Архитектурные решения

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Кроме продольных, нефы бывают поперечные — т. н. трансепты. В раннехристианских базиликах трансепт заканчивал здание со стороны алтаря. Позднее в базиликах трансепт переместился ближе к середине здания, образовав с центральным нефом крест. Средокрестие таких храмов может увенчиваться башней или куполом.

В крестово-купольных храмах продольные и поперечные нефы могут быть одинаковой длины, образуя равноконечный крест. В некоторых центричных храмах нефы могут становиться слабо выраженными, что не всегда позволяет употреблять этот термин для описания интерьера крестово-купольного храма.

Как и в древнеримской архитектуре, нефы могут использоваться и в светских сооружениях: например, в виде трёхнефного зала решено помещение библиотеки монастыря Сан-Марко во Флоренции (1431—1441)[5]. Многие подземные станции Московского метрополитена устроены как трёхнефные залы, иногда с выделенным центральным нефом.

Иллюстрации

Напишите отзыв о статье "Неф"

Примечания

  1. [www.archi.ru/terms/index.htm Словарь архитектурных терминов]
  2. Britannica.
  3. 1 2 3 Архитектура. Краткий справочник, 2004, с. 331.
  4. ЭСБЕ.
  5. И. А. Смирнова. Искусство Италии конца XIII—XV веков. «Искусство»,М.,1987. Планы и схемы VIII.

Литература

Ссылки

  • [www.britannica.com/topic/nave Nave] (англ.). Britannica. Проверено 27 января 2016.

Отрывок, характеризующий Неф

Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.


15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.