Нефернефруатон
Нефернефруатон | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
XVIII династия | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Новое царство | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
личное имя как Сын Ра
|
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
тронное имя как Царь
|
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Нефернефруатон на Викискладе |
Нефернефруатон — египетский фараон из XVIII династии, соправитель Эхнатона на протяжении двух с лишним лет (1335—1333 годы до н. э.).
По мнению отдельных египтологов, умер ещё до смерти Эхнатона, поэтому не правил самостоятельно.
Происхождение
О происхождении Нефернефруатон достоверных сведений не сохранилось. По одной из версий, это царица Нефертити, которая также носила атоническое имя Нефернефруатон, и которую Эхнатон сделал соправителем, в то время как Кия стала его главной женой. По другой версии — под этим именем правила принцесса Меритатон, жена фараона Сменхкара. В любом случае, никаких точных данных по поводу личности Нефренефруатон нет, кроме того, что она правила в конце правления Эхнатона и того факта, что она женщина.
Ранее Нефернефруатон отождествляли со Сменхкара, так как у них совпадали тронные имена (Анххеперура). Однако точный порядок и период их правления остаётся неизвестным, как и их родственные отношения с Эхнатоном.
Напишите отзыв о статье "Нефернефруатон"
Литература
- Dodson, Aidan and Hilton, Dyan. The Complete Royal Families of Ancient Egypt. Thames & Hudson. 2004. ISBN 0-500-05128-3
- Dodson, Aidan. Amarna Sunset: Nefertiti, Tutankhamun, Ay, Horemheb, and the Egyptian Counter-Reformation. The American University in Cairo Press. 2009, ISBN 978-977-416-304-3
XVIII династия | ||
Предшественник: Эхнатон |
фараон Египта ок. 1337 — 1333 до н. э. |
Преемник: Сменхкара |
Отрывок, характеризующий Нефернефруатон
22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.