Лунный заяц

Эта статья о мифологическом персонаже; о китайском луноходе см.: Юйту.

Лунный заяц — в фольклоре разных народов мира заяц или кролик, обитающий на Луне. Это представление возникло в силу парейдолической зрительной иллюзии — темные пятна на поверхности Луны воспринимались в виде фигуры зайца или кролика.

Наверное, наиболее ранним упоминанием о Лунном зайце является поэтический сборник «Чуские строфы», написанный в древнем Китае во времена династии Западная Хань: там говорится, что в Лунном дворце живёт белый лунный заяц (кит. 月兔, пиньинь: yuè tù, палл.: юэ ту), который, сидя в тени коричного дерева гуйхуа, круглый год толчёт в ступе снадобье бессмертия. Другие поэты времён династии Хань часто называли лунного зайца «нефритовым зайцем» (кит. 玉兔, пиньинь: yù tù, палл.: юй ту) или «золотым зайцем» (кит. 金兔, пиньинь: jīn tù, палл.: цзинь ту), и эти фразы стали часто использоваться для обозначения Луны.

Чуть позднее в Китае появился миф о Чанъэ, жене стрелка Хоу И, которая украла снадобье бессмертия, улетела на Луну и превратилась там в жабу. В более поздних версиях предания о Чанъэ и лунном зайце постепенно слились воедино, и стали говорить, что Чанъэ стала богиней Луны и живёт в Лунном дворце вместе с лунным зайцем. В индийском фольклоре говорилось, что зайца на Луну поместил бог Индра: заяц, принимая божественного гостя в образе нищего, не нашел для него никакой еды и зажарил себя сам. Восхищенный таким поступком Индра воскресил зайца и поместил его на Луну, сделав таким образом бессмертным.

В доколумбовой Месоамерике тоже бытовало представление о лунном зайце. Так, ацтекский миф о начале пятой, современной эпохи мира представляет появление светил таким образом: боги Нанауацин и Теккистекатль сожгли себя на жертвенном костре, став соответственно Солнцем и Луной. Луна-Теккистекатль был почти таким же ярким, как Солнце-Нанауацин, поэтому один из богов схватил с земли зайца и швырнул его в Теккистекатля, что умерило свет луны.

Первый китайский луноход, успешно прилунившийся 15 декабря 2013 года, назван «Юйту» — «Нефритовый заяц».

См. также

• Солнечный заяц

Литература

• Юань Кэ «Мифы Древнего Китая», — Москва: Главная редакция восточной литературы, 1987.
• Эдвин К. Крапп. О лике Луны // Астрономия: легенды и предания = Beyond the Blue Horizon: Myths and Legends of the Sun, Moon, Stars, and Planets / Под ред. Н. Бариновой. — М.: ФАИР-ПРЕСС, 1998. — С. 146. — 656 с. — ISBN 5-813-0051-X.

Ссылки

• [www.epochtimes.ru/content/view/44321/86/ Китайские сказки о кроликах]

Отрывок, характеризующий Лунный заяц

По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
Женщина почти бросилась к ногам Пьера, когда она увидала его.
– Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик!.. кто нибудь помогите, – выговаривала она сквозь рыдания. – Девочку!.. Дочь!.. Дочь мою меньшую оставили!.. Сгорела! О о оо! для того я тебя леле… О о оо!
– Полно, Марья Николаевна, – тихим голосом обратился муж к жене, очевидно, для того только, чтобы оправдаться пред посторонним человеком. – Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть? – прибавил он.
– Истукан! Злодей! – злобно закричала женщина, вдруг прекратив плач. – Сердца в тебе нет, свое детище не жалеешь. Другой бы из огня достал. А это истукан, а не человек, не отец. Вы благородный человек, – скороговоркой, всхлипывая, обратилась женщина к Пьеру. – Загорелось рядом, – бросило к нам. Девка закричала: горит! Бросились собирать. В чем были, в том и выскочили… Вот что захватили… Божье благословенье да приданую постель, а то все пропало. Хвать детей, Катечки нет. О, господи! О о о! – и опять она зарыдала. – Дитятко мое милое, сгорело! сгорело!
– Да где, где же она осталась? – сказал Пьер. По выражению оживившегося лица его женщина поняла, что этот человек мог помочь ей.
– Батюшка! Отец! – закричала она, хватая его за ноги. – Благодетель, хоть сердце мое успокой… Аниска, иди, мерзкая, проводи, – крикнула она на девку, сердито раскрывая рот и этим движением еще больше выказывая свои длинные зубы.