Я не мессия (Он очень непослушный мальчик)

«Я не мессия (Он очень непослушный мальчик)» (англ. Not the Messiah (He's a Very Naughty Boy)) — комическая оратория, основанная на фильме комедийной группы Монти Пайтон «Житие Брайана». Написана бывшим участником «Монти Пайтон» Эриком Айдлом в соавторстве с Джоном Дю Пре.

Мировая премьера оратории прошла на фестивале Люминато в Торонто (Канада) 1 июня 2007 года в концертном зале Рой Томпсон Холл. Премьера в США состоялась в Нью-Йорке 1 июля того же года. Расширенная 90-минутная версия оратории была впервые представлена в австралийском Брисбене 5 декабря 2007 года. Также в декабре 2007 представления прошли также на лучших площадках Сиднея (в Оперном театре), Окленда и Перта. Сам Эрик Айдл участвует в представлении как один из солистов, исполняя некоторые роли второго плана, сыгранные им в фильме «Житие Брайана».

Производство

После успеха «Спамалота», мюзикла, созданного Айдлом по мотивам первого фильма Монти Пайтон «Монти Пайтон и священный Грааль», он объявил о своем намерении переделать в подобном ключе и фильм «Житие Брайана». Оратория, названная «Я не мессия», была создана как часть фестиваля Люминато в июне 2007 года. Она была написана Айдлом вместе с Джоном Дю Пре, который уже работал с ним над «Спамалотом». Дю Пре имеет дом во французском городе Кондоме, где оратория и была задумана.

«Я не мессия» — пародия на известную ораторию Генделя «Мессия». «Если наше „житие Брайана“ было от Матфея, то это — от Иоанна (или, скорее, от Джона Леннона и Джона Дю Пре)». В музыкальном плане это — пастиш, сочетающий поп, кантри, бродвейский мюзикл, фолк, пародирующий Боба Дилана и т. д. «Слава башмаку» — песня в стиле генделевского хора «Аллилуйя» из оратории «Мессия», а финальная песня Always Look On The Bright Side Of Life была написана ещё для оригинального фильма.

Оратория была представлена в Англии, в Королевском Альберт-холле, 23 октября 2009 года. Это представление было приурочено к сорокалетию группы «Монти Пайтон», и в нём появились остальные участники группы (Терри Джонс, Терри Гильям (вышедший на сцену для того чтобы сказать всего одну фразу — «Я нет!» и получивший бурные овации в ответ) и Майкл Палин, не было Джона Клиза и умершего ещё в 1989 году Грехема Чепмена), а также принимавшие активное участие в деятельности «Пайтонов» Кэрол Кливленд и Нил Иннес. Эта расширенная версия выпущена на DVD в качестве концертного фильма. В представлении приняли участие хор из 140 человек и оркестр из 80 музыкантов под руководством Джона Дю Пре, а также пять солистов (Эрик Айдл, Шеннон Мерсер, Уильям Фергюсон (в роли Брайна), Розалинд Плоурайт и Кристофер Парвес), восемь волынщиков и три овцы. В интервью по поводу этого концерта Айдл сказал: «Не часто выпадает шанс так масштабно подурачиться».

Мировая премьера концертного фильма состоялась 25 марта 2010 года, в России фильм показывали в кинотеатрах 18-19 мая. Субтитры на русском языке были сделаны известным переводчиком Дмитрием Пучковым («Гоблин»).

Сюжет

Сюжет в общих чертах повторяет фильм «Житие Брайана». Брайан Коэн, рождённый в Иудее блудницей от римского центуриона, вырастая, начинает пламенно ненавидеть римлян и вступает в подпольную организацию «Народный фронт Иудеи». Однажды, во время бегства от римлян, толпа принимает его за мессию. Люди начинают ему поклоняться, не слушая его возражений о том, что он вовсе не мессия (его мать при этом добавляет, что он просто очень непослушный мальчик). Люди, избрав его однажды объектом поклонения, отвергают все его попытки переубедить их, поклоняясь даже потерянному им при бегстве башмаку. В итоге римляне арестовывают Брайана и приговаривают к распятию на кресте, что и свершается под финальную жизнеутверждающую песню Always Look on the Bright Side of Life.

Содержание

Вступление: Увертюра

1. The Liberty Bell. (Колокол свободы)

Часть первая: Apocalypso Now. (Апокалипсис сегодня)

1. Chaos and Confusion! (Хаос и смятенье)
2. There Shall Be Monsters. (И будут монстры)
3. O God You Are So Big. (О Боже, ты так велик)

Часть вторая: The Boy Next Door. (Сосед)

1. Mandy’s Song. (Песня Менди)
2. Woe Woe Woe! (Горе горе горе!)
3. And There Were Shepherds. (И были пастухи)
4. Spiritual. (Спиричуэлс)

Часть третья: The Temptation of Brian. (Искушение Брайана)

1. Brian’s Dream. (Сон Брайана)
2. What Have the Romans Ever Done For Us? (Что вообще римляне сделали для нас?)
3. The People’s Front of Judea. (Народный фронт Иудеи)
4. I Want To Be A Girl. (Я хочу быть девушкой)
5. The Market Square. (Рыночная площадь)
6. You’re The One. (Ты единственный)

Часть четвёртая: Baroque and Roll. (Барок’н’ролл)

1. Hail To The Shoe! (Слава башмаку!)
2. Amourdeus
3. The Chosen One Has Woken! (Избранный пробудился!)
4. When I Grow Up. (Когда я вырасту)
5. Take Us Home. (Отведи нас домой)
6. The Chosen One. (Избранный)
7. Individuals. (Индивидуальности)

Часть пятая: Miserere Loves Company. (Беда не приходит одна)

1. Find Your Dream. (Найди свою мечту)
2. Arrested! (Арестован!)
3. A Fair Day’s Work. (Добросовестная работа)
4. The Final Song. (Финальная песнь)
5. Always Look on the Bright Side of Life. (Всегда смотри на светлую сторону жизни)
6. Lumberjack Song. (Песня дровосека)

Политкорректность

Члены группы Монти Пайтон, никогда не отличавшиеся особенным пристрастием к политкорректности (многие их любят как раз за это), не стали изменять себе и в этой музыкальной постановке. Фирменный стиль прослеживается начиная от интимных подробностей жизни Госпожи Бэтти Пэлин (Майкл Палин), сцены «продажи тыкв» и «постельной сцены» Брайана и Юдифь до саркастической критики в адрес Кейт Бланшетт и скрытого политического выпада в адрес США (вызвавшего общее одобрение в зале).

Сцена на рыночной площади, облюбованной пророками, содержит, среди прочих лжепророчеств, строчку имеющую пересечение с библейскими мотивами о несгораемом терновом кусте (см. Неопалимая купина) и внешней политикой США:

«И горящий куст выйдет из Белого Дома, сжигая все на своем пути».

Оригинал: «And a burning Bush shall come out of a White House burning everything».

Эта неоднозначная фраза, кардинально меняющая свой смысл в зависимости от точки зрения (англ. Bush — куст или Президент Д. Буш), является отличным примером юмора на грани фола присутствующего в оратории и в творчестве Монти Пайтон в целом.

Однако главной темой, является высмеивание и сарказм в отношении религиозной составляющей общества, склонности людей к идеализации и огромного пласта суеверий отложившихся за тысячелетия на этой почве. Постановка начинается с описания обстановки времен нового завета и набожности людей той эпохи, молящихся богу из страха к вымышленным чудовищам. Ещё одним примером неоднозначности текстов является «песня пастухов» . (англ. And There Were Shepherds.)

Oh, we are humble shepherds
And our flocks we keep

There’s nothing we like better
Than just watching sheep

We count them every day and night
Until we fall asleep

And then we count them once again
Cause we love sheep

Sheep, sheep, sheep, sheep
Sheep, sheep, sheep

They’re full of woolly thinking
Intellectually not deep

But never mind their minds

We find we all love sheep

дословный перевод:

Ох мы простые пастухи
И стережем свои стада.

И для нас нет ничего лучше,
Чем просто смотреть на овец.

Мы считаем их весь день и ночь
Пока не ложимся спать.

И после этого считаем их ещё раз
Потому что мы любим овец.

Овца, овца, овца, овца
Овца, овца, овца.

Они полны путанных мышлений
Не слишком интеллектуальных,

Но не важно, что они думают.

Мы признаем, что все любим овец.

В английском языке слово англ. Shepherd имеет двоякое значение: «пастух», «чабан» и «(духовный)пастырь», «духовный наставник», «пастор». Английское слово англ. sheep также имеет значения «овца», «баран» и «паства». Слово англ. flock можно перевести как «клок, пучок шерсти», «стадо» или «толпа людей», «паства». Соответственно строчки песни можно понимать по-разному. Либо как веселую песенку о пастухах пасущих стада и страстно любящих овец, либо как пародию на церковный уклад, священников и их паству.

По ходу всей оратории Эрик Айдл выступает в роли «голоса разума» в противовес псевдорелигиозным волнениям, происходящим в постановке.

Ссылки

• [www.youtube.com/watch?v=Kewfy5pMeWA Трейлер концертного фильма на официальном канале Монти Пайтон на Youtube].

Отрывок, характеризующий Я не мессия (Он очень непослушный мальчик)

– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.