Не без моего ануса

Эпизод «Южного парка»

Не без моего ануса
Not Without My Anus
Сезон:	Сезон 2
Эпизод:	201 (#14)
Сценарист:	Триша Никсон Трей Паркер
Режиссёр:	Трей Паркер
Вышел:	1 апреля 1998

«Не без моего ануса» (англ. Not Without My Anus) — эпизод 201 (№ 14) сериала «South Park», его премьера состоялась 1 апреля 1998 года. Эпизод является пародией на фильм «Не без моей дочери» (англ. Not Without My Daughter). Эпизод стал первоапрельской шуткой — создатели сериала, Трей Паркер и Мэтт Стоун, преднамеренно игнорируют ожидания зрителей, которым в предыдущем эпизоде, вышедшем месяцем ранее, была обещана разгадка интриги о том, кто же отец Эрика Картмана. Следует отметить, что этот эпизод является по сути спецвыпуском «шоу в шоу» «Терренса и Филлипа», о выходе которого упоминается в сериях 113 и 202; соответственно, события этого эпизода в действительности не имели места во вселенной сериала «South Park».

Сюжет

Эпизод начинается сообщением о том, что, несмотря на четырёхнедельное ожидание, зрители не узнают личность отца Эрика Картмана. Вместо этого им предлагают показ снятого по реальным событиям канадского фильма «Не без моего ануса» с участием Терренса и Филлипа.

Фильм начинается в канадском суде, где Терренса обвиняют в убийстве некого Джерри О’Двайера. Филлип выступает в роли адвоката Терренса, а их заклятый враг Скотт выступает в роли обвинителя. Скотт демонстрирует многочисленные доказательства вины Терренса: окровавленный молоток, кусок рубашки Терренса (на плече рубашки Терренса зияет дыра в форме этого куска), читает хайку, написанную Терренсом и озаглавленную «Время убить Джерри О’Двайера», и так далее. Однако, после интенсивного метеоризма во время оглашения приговора Терренс признан невиновным. Скотт обещает отомстить.

Терренс и Филлип возвращаются к себе домой, где собираются поесть «крафтов обед», а Терренс переодевается в пирата. Внезапно Терренс получает телеграмму, в которой сообщается, что его дочь Салли похищена и находится в заложниках в Иране. Терренс и Филлип оба тут же решают отправиться в Ирак («Иран? Ирак? Какая разница?») чтобы спасти её, но сперва навещают мать Салли, Селин Дион, которая уверена, что её дочь изучает антропологию на Ближнем Востоке.

Прилетев в Иран, Терренс и Филлип приходят в отчаяние, не зная, с чего начать поиски в незнакомой и недружелюбной стране. Через несколько секунд после прилёта они вдруг видят на улице одинокую Салли и забирают её домой, в Канаду. По возвращении в Канаду обнаруживается, что Скотт заключил сделку с Саддамом, попросив его избавиться от Терренса и Филлипа в обмен на помощь бойцам Саддама в проникновении в страну (на самом деле, для Саддама похищение является лишь уловкой, чтобы пробраться в Канаду — он планирует захватить её, чтобы завладеть самыми лучшими поп-певицами на Земле, а затем прибрать к рукам весь мир, включая Ньюфаундленд).

В одной из сцен Терренс и Филлип смотрят американское спутниковое телевидение и на одном из каналов идёт отрывок из эпизода «Южного парка», в котором рассказывается о том, кто отец Эрика Картмана, однако за разговором разгадка не слышна.

Терренс и Филлип, видя марширующих иракских солдат и развешенные везде портреты «чего-то вроде турецкого диктатора», оскорблены изменениями, произошедшими в Канаде за время их отъезда. Скотт, обнаружив, что Саддам обманул его и не выполнил свою часть сделки, посещает Терренса и Филлипа и заявляет им, что это они виноваты в пришествии Саддама и потому должны пожертвовать собой, выступив в роли подрывников-камикадзе и взорвав Саддама и его приспешников во время матча по канадскому футболу между командами Vancouver Roughriders (никогда не существовавшей) и Ottawa Rough Riders (уже прекратившей своё существование к момент съёмок эпизода). Однако Терренс и Филлип придумывают другой план, такой, чтобы самим не умереть вместе с захватчиками.

Тем временем, Селин Дион начинает встречаться с Бобом-уродом и даже беременеет от него. Боб-урод — отчаянно безобразный приятель Терренса и Филлипа (хотя внешне он не отличается от остальных канадцев, при виде его люди в ужасе кричат), который по совету Терренса и Филлипа он носит на голове бумажный пакет. Филлип говорит Бобу-уроду, что он выглядит так, будто на его лице «пытались потушить лесной пожар отвёрткой».

Для полного признания захвата страны Саддам во время матча делает заявление об этом и заставляет Селин Дион петь гимн Ирака, чтобы «окончательно оформить насильственный захват Канады». При этом Терренс и Филлип, сидящие в толпе, дают фанатам (у каждого на футболке буква 'F' — фанат) сигнал надеть противогазы и начать метеоризм. Вскоре Саддам и его солдаты падают от удушья и погибают, растерзанные толпой. Канада освобождена, однако Скотт недоволен тем, что Терренс и Филлип при этом не погибли. Эпизод завершается канадским гимном в исполнении Селин Дион и хора канадцев.

Персонажи

В этом эпизоде впервые появляются:

• Скотт
• Саддам Хусейн

Пародии

• Сюжет эпизода во многом основан на фильме «Не без моей дочери» (англ. Not Without My Daughter) с участием Салли Филд. Это видно и по схожим заголовкам.
• В комнате Селин Дион висят две большие картинки. Это пародии на обложки двух её известных альбомов, «Let's Talk About Love» (слева) и «Falling Into You» (справа), — обложки почти без изменений, но сама Селин перерисована в стиле сериала.
• В одном из споров между Скоттом и Саддамом заметна отсылка на эпизод «Звёздных войн» «Империя наносит ответный удар». Когда Скотт спрашивает Саддама, почему он не выполняет своей части сделки, тот отвечает, как Дарт Вейдер: «Я изменил своё мнение. Молись, чтобы я не изменил его ещё раз». Скотт отвечает репликой Ландо Калриссиана: «Эта сделка со временем становится всё хуже».
• Канадский футбольный матч проводится между командами Ottawa Rough Riders и Vancouver Roughriders. Это пародия на Канадскую футбольную лигу, в которой до 1996 года присутствовали две команды под названием Roughriders: Ottawa Rough Riders и Saskatchewan Roughriders. Однако, Ottawa Rough Riders уже не существовали на момент выхода эпизода — команда распалась в 1996 году, а команда под названием Vancouver Roughriders никогда не существовала (футбольная команда из Ванкувера называется British Columbia Lions). Единственные Roughriders, существующие сейчас — Saskatchewan Roughriders.
• Появление в эпизоде Popular Saturday Morning Cartoon (рус. Популярного мультфильма субботним утром), в виде которого в эпизоде выступает сам «Южный парк», является отсылкой к мультипликационным сериям «Звёздного пути», выходившим в 1973—1974 гг.

Факты

• Продюсер шоу Дженнифер Хоуэлл называет этот эпизод своим любимым в сериале: во-первых, потому что она канадка, во-вторых, потому что «блестяща сама идея, когда зрители ждут ответа на вопрос об отце Картмана, показать им кучу пердящих канадцев». Кроме того, в чате с фанатами сериала эпизод отметил Мэтт Стоун, хотя эта серия и не попала на DVD с любимыми эпизодами создателей South Park: The Hits. Volume 1.
• В этом эпизоде появляется инопланетянин: его можно заметить стоящим за одним из иракцев, когда Терренс находит свою дочь.
• На первый взгляд может вызвать удивление, что иракцы и Саддам Хусейн изображены в сериале так же, как канадцы, а Саддам и вовсе говорит с канадским акцентом. Но не следует забывать, что происходящее является телефильмом, снятым в Канаде, и, значит, роли иракцев исполняют жители Канады. Однако, в дальнейшем в сериале выясняется, что голова Саддама действительно выглядит как у канадца (больше того, он говорит с канадским акцентом).
• У канадских автомобилей и зданий очень простой и грубый дизайн, как и у персонажей-канадцев, в частности, у машин квадратные колёса.
• Терренс и Филлип едят крафтов обед (англ. kraft dinner), который является крайне популярной в Канаде едой (несмотря на то, что его корни находятся в США, где он называется «крафтовы макароны с сыром»). Терренс и Филлип произносят название как «kroff dinner», что является пародией на стереотипный канадский акцент.
• Терренс и Филлип значительную часть серии заняты «поиском сокровищ» (в частности, в метро). Скотт принимает это за некую метафору, символизирующую поиск чего-то неописуемого, но они отвечают ему, что «просто ищут сокровища».
• На рынке в Тегеране можно увидеть футболки с изображениями Стена, Кайла и Картмана.
• Терренс и Филлип смеются над анимацией «Южного парка», увидев её по телевизору: «Взгляни на их головы, они похожи на сурков».
• Это — первый эпизод «Южного парка», в котором не появляется ни один из главных героев (не считая момента, где Картмана показывают по телевизору).

Ссылки

• [www.southparkstudios.com/show/display_episode.php?season=2&id1=201&id2=14 «Not Without My Anus» на South Park Studios]
• [spscriptorium.com/Season2/E201script.htm Сценарий серии «Not Without My Anus»]
• «Не без моего ануса» (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Не без моего ануса

– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.