Не грози Южному централу, попивая сок у себя в квартале

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Не грози Южному централу, попивая сок у себя в квартале
Don't Be a Menace to South Central While Drinking Your Juice in the Hood
Жанр

комедия/ пародия/чёрный юмор

Режиссёр

Пэрис Барклай

Продюсер

Эрик Л. Голд
Кинен Айвори Уэйанс

Автор
сценария

Шон Уэйанс,
Марлон Уэйанс

В главных
ролях

Шон Уэйанс
Марлон Уэйанс

Оператор

Расс Брандт

Композитор

Джон Барнс

Кинокомпания

Miramax Films

Длительность

89 мин.
94 мин. (2005 unrated)

Бюджет

3,8 млн $

Страна

США США

Язык

английский

Год

1996

IMDb

ID 0116126

К:Фильмы 1996 года

«Не грози Южному централу, попивая сок у себя в квартале» (англ.  Don't Be a Menace to South Central While Drinking Your Juice in the Hood) — кинофильм США 1996 года, носящий сатирический и пародийный характер. Пародийность направлена на фильмы «Ребята по соседству» (1991) Джона Синглтона, «Авторитет» (1992) Эрнеста Дикерсона, «Против течения» (1992) Стива Андерсона и «Угроза для общества» (1993) братьев Хьюз.





Теглайн

Каждый десятый среднестатистический чернокожий мужчина обязан хотя бы раз посмотреть фильм о жизни в негритянском квартале. Каждый пятый из них будет застрелен в кинотеатре во время просмотра, а каждая третья чернокожая женщина изнасилована…

Сюжет

В основе фильма — жизнь молодых афроамериканцев в чёрном американском гетто. В пародийной форме обыгрываются темы расизма, смертности, преступности, размножения, проживания на пособие, секса и наркотиков в американских «чёрных» кварталах.

Молодой афроамериканец по прозвищу Пепельница переезжает в Южный Централ, Лос-Анджелес к своему отцу. Пепельница гордится тем, что они с отцом выглядят ровесниками, это, по его мнению, «очень круто». А ещё, он старше своего папы на два года. Гордится он и своей бабушкой, которая в свои-то преклонные годы покуривает травку и не стесняется крепких словечек.

Вскоре Пепельница встречается со своим кузеном по прозвищу Лок Дог. Этот парень — гангстер, в его личном арсенале не только пистолеты и автомат, но и ядерная боеголовка советского производства — «для самозащиты». Пепельница должен выбрать свой дальнейший путь в жизни: он может быть «просто хорошим чернокожим» или стать «опасным чернокожим», примкнув к банде своего кузена.

Главные роли и исполнители

  • Пепельница (англ. Ashtray) — Шон Уэйанс — главный герой фильма. Был послан своей матерью жить в чёрном квартале, где его отец может научить Пепельницу, как стать мужчиной.
  • Лок Дог (англ. Loc Dog) — Марлон Уэйанс — кузен Пепельницы. Наркодилер. Любит оружие, пиво и девушек. Ездит на угнанном американском почтовом фургоне.
  • Дашики (англ. Dashiki) — Трэйси Черелл Джонс — объект привязанности Пепельницы. Очень сексуально распущенна — практически все мужчины квартала имели связь с ней. Мать семерых детей от семи разных мужей. Живёт по адресу: Авеню Проникновения (Penetration), 6969.
  • Проповедник (англ. Preach) — Крис Спенсер — друг Пепельницы. Бывший член банды. Стал «политически сознательным» активистом, который представляется либо урожденным христианином, либо настоящим мусульманином. Фетишист. Любитель белых женщин.
  • Чокнутая Нога (англ. Crazy Legs) — Сули МакКалло — друг Пепельницы. Инвалид, передвигается на коляске, но мечтает стать танцором балета.
  • Зубочистка (англ. Toothpick) — Даррел Хит — бывший жених Дашики. Только что вышел из тюрьмы, и ведёт себя так, как будто он ещё в заключении. Поклялся убить Пепельницу за то, что тот встречается с его бывшей.
  • Бабуля (англ. Grandma) — Хелен Мартин — бабушка Пепельницы и Лок Дога. Курящая марихуану и матерящаяся старушка. Любит ходить в церковь, где танцует брэйк-данс. Ездит на машине с номером OG — «Old Gangsta» (рус. Старая Бандитка).
  • Чёрная Тряпка (англ. Doo Rag) — Айзиа Барнс — старший из детей Дашики. Носит пистолет и достает его при любом удобном случае.
  • Отец Пепельницы (англ. Ashtray’s Father) — Ламард Дж. Тейт — младше своего сына, как ни парадоксально, на два года. Темпераментный чернокожий, дающий "мудрые советы" своему сыну.
  • Малик (англ. Malik) — Омар Эппс — друг Пепельницы и Лок Дога. Единственный чёрный, кому удалось выбраться из квартала и поступить в колледж. Был убит на пороге колледжа белым фанатиком.
  • Ненавидящий офицер (англ. Officer Self Hatred) — Берни Мак — полицейский, преследующий Пепельницу и Лок Дога. Ненавидит всех чёрных, всё черное и себя, потому что тоже чёрный.
  • Старая Школа (англ. Old School) — Антонио Фаргас — «самый опасный бандюган на квартале», который, однако, не может ослушаться свою мать.
  • Почтальон (англ. The Mailman) — Кинен Айвори Уэйанс — продюсер фильма в роли себя (камео). Периодически появляется в кадре с репликой «Message!»(послание, идея) после разговора героев о морали.

Факты

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
  • В один из моментов позади главных героев виден рекламный щит с постером фильма «Black to Hood», что означает дословно: «Черных в гетто», а дизайн постера пародирует кинотрилогию «Назад в будущее».
  • В том же магазине Лок Дог играет в аркадный автомат с игрой Gang Fighters, название и оформление отсылает на серию файтингов «Street Fighter».
  • После стрельбы в магазине белый мужчина достает блокнот со списком, кого нужно подставить: Tyson (Майк Тайсон), M. Jackson (Майкл Джексон), O. J. (О. Джей Симпсон), Tupac (2Pac), Loc Dog (Лок Дог). За исключением Лок Дога, это реальные чёрные знаменитости, которым в 1990-е были предъявлены обвинения в преступлениях.
  • Сцена с Маликом пародирует фильм «Высшее образование». Героя Омара Эппса там также звали Малик.

Напишите отзыв о статье "Не грози Южному централу, попивая сок у себя в квартале"

Ссылки

См. также

Отрывок, характеризующий Не грози Южному централу, попивая сок у себя в квартале

– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.