Не покидай…

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Не покидай (фильм)»)
Перейти к: навигация, поиск
Не покидай…
Жанр

сказка, музыкальный фильм

Режиссёр

Леонид Нечаев

Автор
сценария

Георгий Полонский

В главных
ролях

Лидия Федосеева-Шукшина,
Вячеслав Невинный,
Варвара Владимирова,
Игорь Красавин,
Светлана Селезнёва,
Регина Разума
Альберт Филозов,
Артём Тынкасов

Оператор

Анастасия Суханова

Композитор

Евгений Крылатов

Кинокомпания

Беларусьфильм,
студия «Кадр»

Длительность

140 мин.

Страна

СССР

Язык

русский

Год

1989

IMDb

ID 0271082

К:Фильмы 1989 года

«Не покидай…» — телевизионный двухсерийный художественный фильм, снятый по заказу Гостелерадио СССР, по одноимённой пьесе Георгия Полонского, написанной по мотивам сказки Уильяма Теккерея «Кольцо и роза».





Сюжет

Действие происходит в сказочном королевстве Абидония. 16 лет назад правившие там король Анри Второй и королева Эмма погибли, и с тех пор на троне сидит король Теодор, бывший кавалерийский полковник, большой знаток и любитель лошадей, и его жена Флора. Фактически же страной правят канцлер граф Давиль и его жена Оттилия — сестра королевы. Их стараниями в стране подавляется всякое инакомыслие.

Дочь королевской четы, принцесса Альбина, мечтает выйти замуж за иностранного принца и вырваться наконец из однообразной дворцовой жизни, где единственной её компанией является немой поэт Патри́к — воспитанник королевы, потерявший родителей в детстве. Патрик влюблён в Альбину и не скрывает этого, девушка же не воспринимает его всерьёз из-за неблагородного происхождения и немоты. В Патрика, в свою очередь, беззаветно влюблена служанка Марселла, но тот слишком занят своими чувствами к Альбине.

В Абидонию приезжает Пенапью, наследный принц соседнего королевства Пенагония. Всем очевидно, что целью визита будет сватовство. Но принца преследуют неудачи: по пути в Абидонию его кортеж попадает в разбойничью засаду, охранники сдаются либо разбегаются, а принц чуть было не гибнет. Его спасают странствующие кукловоды Жак и Марта.

Отец Жака, Жан-Жак Веснушка, друг покойного короля Абидонии Анри Второго, при Теодоре был сослан на остров Берцовой Кости, где и умер. Перед ссылкой Жан-Жак успел закопать свой реквизит, и теперь Жак и Марта откопали сундук с куклами Веснушки.

Пенапью уговаривает спасителей отвезти его ко двору абидонского монарха, обещая попросить у короля для артистов разрешение выступать в королевстве. По приезде в столицу компания тут же оказывается схвачена полицией. Принцу Пенапью удаётся попасть на допрос к королю, которому принц рассказывает об украденном разбойниками жеребце Милорде (его везли, чтобы подарить Теодору, если сватовство удастся). Король, любитель лошадей, признаёт Пенапью и принимает его при дворе.

Однако на глаза королю попадается сундук из повозки артистов. Узнав знакомых кукол, высмеивающих его и канцлера, король распоряжается бросить артистов в подземелье, а реквизит приказывает Марселле в тайне ото всех сжечь.

У Марселлы и Патрика, заставшего её, не поднимается рука сжечь куклы. Они переносят сундук в комнату Патрика и там находят в нём засохшую голубую розу.

По легенде, аромат голубой розы заставлял любого вдохнувшего его говорить правду. Марселла ставит цветок в вазу с водой, в надежде, что роза оживёт.

Тем временем во дворце начинается обед в честь гостя из Пенагонии. Марселла приносит в зал голубую розу — давным-давно засохший цветок неожиданно ожил. Мало того, старая сказка сбывается — никто из ощутивших аромат розы не может лгать.

Сразу же начинают происходить удивительные вещи: Марселла признаётся Патрику в любви и упрекает Альбину за бездушие, Патрик исцеляется от немоты, а король Теодор во всеуслышание признаётся, что гвардейцы во главе с полковником Удилаком нашли разбойников, укравших Милорда, и отбили великолепного коня, которого он теперь считает своей собственностью.

Полковник Удилак является к королю с неслыханной просьбой: он просит выпустить из тюрьмы артистов, чтобы те повеселили гуляющих в честь обретения Милорда гвардейцев. Канцлер Давиль, единственный, на кого роза не оказала своего действия (по причине напавшего на него в тот день страшного аллергического насморка), мечется в попытках сохранить статус-кво. Он пытается урезонить Удилака, грозит ему, но ни Удилак, ни гвардейцы уже не боятся грозного канцлера и игнорируют его распоряжения. В городе начинается восстание.

Тем временем Теодор и Оттилия против своей воли рассказывают королеве Флоре и Альбине, что шестнадцать лет назад король и королева Анри II и Эмма были убиты в результате заговора Теодора, канцлера и Оттилии. Альбина узнаёт, что Патрик — принц, сын Анри и Эммы. Узнав правду о гибели сестры и её мужа, королева Флора снимает с себя корону и уходит. Альбина обвиняет канцлера и его сообщников в том, что они «отняли их с Патриком друг у друга», тут же изъявляя намерение выйти замуж за кузена. Канцлер хочет удержать уходящую Альбину, но его останавливает король. Теодор, вдохнув волшебного аромата, признаётся, что не хочет ни власти, ни почестей, жалеет, что потерял семью, и мечтает о простой жизни.

Жак, Марта, Патрик, Пенапью, Марселла и Альбина возвращаются во дворец. Наконец канцлер узнаёт, в чём причина откровенности, которая напала на всех во дворце, — Марселла рассказывает ему о розе. В последней попытке вернуть всё назад канцлер стреляет в цветок, но попадает в Марселлу. Понимая, что игра проиграна, канцлер кончает с собой.

Всем ясно, что Марселла смертельно ранена. Принц поёт ей последнюю песню о надежде, все присутствующие слушают со слезами на глазах. Вдруг на лице Пенапью выражается изумление: роза на груди у Марселлы постепенно из голубой превращается в красную.

В главных ролях:

В ролях:

В эпизодах

Съёмочная группа

История создания

Сказка-пьеса, по которой поставлен фильм, была написана Георгием Полонским в 1984 году по мотивам сказки Уильяма Теккерея «Кольцо и Роза».

Съёмки фильма проходили в 1988-89 годах в Таллине, Закарпатье и Ялте. Куклы-марионетки были специально изготовлены для фильма Мариной Грибановой (ныне директор московского театра детской книги «Волшебная лампа»).

Для исполнителя роли Патрика Игоря Красавина это была первая и единственная роль в кино. Он не имел ни актёрского образования, ни какой-либо сценической подготовки, на момент съёмок учился в 10 классе средней школы. Леонид Нечаев пригласил его на съёмки, случайно увидев в минском метро. Так как Игорь не был обучен сценической речи и говорил с сильным белорусским акцентом, его реплики и вокал были переозвучены Анатолием Тукишем. В 1990 году Игорь Красавин вошёл в пятёрку лучших актёров по мнению журнала «Советский Экран», наряду с Виктором Цоем и тройкой «гардемаринов»: Дмитрием Харатьяном, Владимиром Шевельковым, Сергеем Жигуновым.

Признание

Премьера фильма на телеэкране состоялась на Центральном телевидении в передаче «В гостях у сказки» в сентябре 1989 года.
Но вскоре о фильме забыли и он исчез с экранов через два года после выхода. Только в середине 2000-х годов он вновь периодически стал появляться в эфире детских кабельных каналов.

В 2009 году, в год 20-летия фильма, Игорь Красавин скончался в минской больнице после перенесённой операции по удалению аневризмы сосудов головного мозга. В том же году скончался и Вячеслав Невинный.
И юбилейный для фильма год, и смерть Красавина остались практически незамеченными в средствах массовой информации. Лишь в сообществе поклонников творчества Л. Нечаева в Интернете был опубликован небольшой некролог, где говорилось, что «король Теодор и принц Патрик покинули нас».

Напишите отзыв о статье "Не покидай…"

Ссылки

В Викицитатнике есть страница по теме
Не покидай (фильм)
  • «Не покидай» (англ.) на сайте Internet Movie Database
  • [nepokiny.narod.ru/ Всё о фильме «Не покидай» ]
  • [community.livejournal.com/ne_pokidai/ Сообщество] в Живом журнале, посвящённое фильму «Не покидай» и творчеству Леонида Нечаева
  • [pesnifilm.ucoz.ru/load/ne_pokidaj/79 Видеоотрывки с песнями из фильма]
  • Уильям Теккерей. [www.lib.ru/INPROZ/TEKKEREJ/rose_rng.txt «Кольцо и роза, или история принца Обалду и принца Перекориля»] в электронной библиотеке lib.ru.

Отрывок, характеризующий Не покидай…



На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Не_покидай…&oldid=81317782»