Не реанимировать (Клан Сопрано)

К:Википедия:Страницы на КУ (тип: не указан)

Не реанимировать Do Not Resuscitate
Эпизод сериала «Клан Сопрано»
Основная информация
Номер серии	Сезон 2 Эпизод 2
Режиссёр	Мартин Брюсл
Автор сценария	Робин Грин Митчелл Бёрджесс Фрэнк Рензулли
Оператор	Фил Абрахам
Код производителя	203
Дата показа	23 января 2000 года
Продолжительность	50 минут
Приглашённые актёры
см. ниже
Хронология серий
◄ Парень идёт к психиатру... Я, б..., поскакала ►
Список эпизодов

«Не реанимировать» (англ. «Do Not Resuscitate») — пятнадцатый эпизод телесериала канала HBO «Клан Сопрано» и второй во втором сезоне шоу. Сценарий написали Робин Грин, Митчелл Бёрджесс и Фрэнк Рензулли, режиссёром стал Мартин Брюсл, а премьера состоялась 23 января 2000 года.

В ролях

• Джеймс Гандольфини — Тони Сопрано
• Лоррейн Бракко — д-р Дженнифер Мелфи *
• Эди Фалко — Кармела Сопрано
• Майкл Империоли — Кристофер Молтисанти
• Доминик Кьянезе — Коррадо Сопрано-мл.
• Винсент Пасторе — Пусси Бонпенсьеро
• Стивен Ван Зандт — Сильвио Данте
• Тони Сирико — Поли Галтьери
• Роберт Айлер — Энтони Сопрано-мл.
• Джейми-Линн Сиглер — Медоу Сопрано
• Дреа де Маттео — Адриана Ля Сёрва *
• Аида Туртурро — Дженис Сопрано
• и Нэнси Маршанд — Ливия Сопрано

* = указаны только

Приглашённые звёзды

• Билл Коббс — преподобный Джеймс-ст.
• Лилло Бранкато-мл. — Мэтт Бевилаква
• Луи Ломбарди — Скип Липари
• Грегалан Уильямс — преподобный Джеймс-мл.
• Ричард Портноу — адвокат Мелвойн
• Стивен Р. Ширрипа — "Бакала" Баккалиери
• Крис Тардио — Шон Джисмонте
• Роберт Десидерио — Джек Массароне
• Майкл Бротон — протестующий
• Джеймс Коллинз — водитель грузовика
• Кэтрин Дент — Арлин Райли
• Джон Фиори — Джиджи Честоне
• Элизабет Флэкс — терапевт
• Сэм Грей — судья Гринспан
• Тимоти Хуань — доктор
• Тертия Линч — дежурная медсестра
• Джон Мариано — Ральф Джорджо
• Тони Риго — старик
• Лорин Тоулер — хирургическая медсестра
• Келли Тёрнер — помощник медсестры
• Беатрис Уинд — гость на похоронах

Сюжет

Тони Сопрано навещает дядю Джуниора в тюрьме, расстроенный, что он не был в списке посетителей три недели. Джуниор говорит Тони быть осторожным, когда говорит, поскольку должностные лица тюрьмы записывают разговоры заключённых. Джуниор тщетно пытается убедить Тони в том, что Ливия не имела никакого отношения к стрельбе. Тони не говорит о делах, но просит встретиться с Бобби "Бакалой" Баккалиери, ныне высокопоставленного солдата Джуниора. Когда кроткий Бобби встречается с Тони в Satriale's, Тони говорит ему, что Джуниор всё ещё может "зарабатывать" на "прожиточный минимум" через его шейлоковские дела и союз монтажников труб, но всё, что у него было, теперь принадлежит ему, хотя Джуниор удержит свой официальный титул босса для любых будущих обвинений. Прежде чем уйти, Бобби цитирует: "Победителю принадлежит добыча." Тони злобно говорит Бобби засунуть свои "цитаты из книг в свою жирную задницу" и уходит.

На следующий день, адвокат Джуниора, Гарольд Мелвойн, успешно вытаскивает Джуниора из тюрьмы, убедив судью в том, что у Джуниора периодические медицинские проблемы. Судья соглашается отпустить Джуниора, но он должен оставаться под домашним арестом с определяющим позицию браслетом, и при условии, что он может покидать дом только для походов за покупками, семейных функций и для походов к врачу. Во время одного из таких походов, на котором присутствует Тони, Джуниор говорит Тони, что владелец дома престарелых Грин Гроув, Фредди Капуано, обсуждал дела семьи Сопрано с другими, сказав, что "Тони Сопрано любит взбивать подушки своей матери", и также намекнул, что у него Джуниора и Ливии была интрижка. Тони заботится о том, чтобы Капуано исчез и вскоре после этого, полицейский Нью-Джерси находит заброшенный Cadillac Капуано и его тупей на земле рядом с рекой Песейк.

После того, как у Пусси была операция на спине, его "друг" агент Скип Липари отвозит его домой. Становится ясно, что Пусси работал на ФБР как минимум с 1998 года, но неизвестно, в какой имени степени. Теперь, когда информатор Джимми Алтьери был замочен, Скип хочет, чтобы Пусси занял пост и "перестал быть мальчиком на побегушках Тони." Пусси пытается убедить Скипа, что покончил с Тони и что он хочет помочь правительству. Однако, Пусси продолжает врать Липари и даёт ему в основном ложную информацию.

Когда Тони узнаёт, что Massarone Brothers Construction сталкивается с проблемами из-за отсутствия афроамериканских рабочих, что приводит к анти-союзным протестам, он принимает предложение Джека Массароне прекратить разногласие. Тони затем отправляет туда нескольких сообщников мафии, чтобы успешно прекратить забастовку и отправить митингующих подальше от стройки навсегда. Тони затем навещает преподобного Джеймса-мл., где выясняется, что он работает на Тони. Он организовал протест, чтобы команда Сопрано могла прекратить это и вымогать у Массароне тысячи. Преподобный заявляет: "Мои протестующие убили бы меня, если бы они знали, что я заполнял свои карманы их кровью."

В больнице, Дженис Сопрано продолжает навещать Ливию, всё ещё недовольную и жалеющую саму себя. Когда Дженис спрашивает Медоу, что приносит радость Ливии, Медоу говорит ей, что Ливия наслаждается старыми записями сестёр ДеКастро и Марио Ланца. Дженис затем покупает несколько из их CD и стерео и проигрывает их для Ливии, которая становится очень эмоциональной и сближается с Дженис впервые за несколько лет. Затем, Ливия начинает задыхаться от печенья, но к ней быстро подбегает помогать медсестра. Сестра затем обсуждает с Дженис делать ли Ливии "DNR" — иначе известное как "Не реанимировать" — если она когда-нибудь перейдёт в коматозное состояние или поддерживать в ней жизнь искусственно. Дженис обдумывает это и обсуждает с Тони, который советует ей делать всё, что она хочет, и что она может даже переехать в дом Ливии, если ей нужно выбрать, веря, что они заслуживают друг друга. Энтони-мл. подслушивает это и спрашивает Ливию, является DNR тем же самым, что и ДНК, поскольку он пишет школьную газету на эту тему. Ливия шокирована тем, что её дети обсуждают это за её спиной. На следующий день, когда Дженис говорит Ливии, что она готова идти домой, Ливия говорит: "Зачем? Чтобы вы могли "не реанимировать" меня?", затем она называет Дженис другим именем и говорит ей, что она не одурачена ни на минуту, Дженис лукаво уверяет её, что она просто хочет забрать её домой и "позаботиться о ней". Позже, Ливия звонит Кармеле домой и говорит ей о своём нелёгком потомстве, и обещает ей оставить всё своё оставшееся богатство своим внукам. Кармела предупреждает её больше не звонить в этот дом снова. Ливия начинает говорить: "Если что-нибудь случится со мной...", но Кармела вешает трубку прежде, чем она может закончить фразу.

В тот же вечер, Джуниор поскальзывается в душе во время бритья и верит, что у него перелом чего-то, возможно бедра. Бобби Бакала затем Тони за помощью и Тони спешит, обнаруживая Джуниора, лежащего на диване, всего мокрого, в халате. Тони предлагает, чтобы они вызвали скорую, на что Джуниор возражает. Джуниор молит Тони не дать ему умереть с таким чувством вины над ним и помириться с его матерью, затем Тони поднимает своего дядю на руки и отвозит его в травмпункт.

Впервые появляются

• "Чёрный" Джек Массароне: владелец Massarone Brothers Construction, которым однажды владел дядя Джуниор
• Бобби "Бакала" Баккалиери: член команды Джуниора Сопрано, который становится главным помощником Джуниора
• Агент Скип Липари: агент ФБР, контролирующий Биг Пусси Бонпенсьеро

Умерли

• Фредерик "Фредди" Капуано: директор общества для престарелых Грин Гроув, предположительно убит преступной семьёй ДиМео за то, что говорил о делах Мафии и о попытке Тони убить свою мать, хотя его тело не было показано на экране
• Преподобный Герман Джеймс-ст.: умер естественной смертью из-за старости (ему было 83)

Название

• Название эпизода является общим медицинским пунктом, известным как "Не реанимировать" или DNR. Дженис и Тони говорят о подписании DNR для Ливии.

Производство

• Хотя это и второй эпизод сезона, его сняли третьим.

Музыка

• Песня, играющая, когда Дженис едет домой из больницы, куря марихуану - "Mother and Child Reunion" Пола Саймона.
• Песня, играющая, когда Дженис примиряется с Ливией в больнице - "Non ti scordar di me", спетая тенором Лучано Паваротти.
• Песня, играющая во время финальных титров - "Goodnight, My Love" Элла Фицджеральд.

Награды

• Нэнси Маршанд была номинирована на премию «Эмми» за лучшую женскую роль второго плана в драматическом сериале за этот эпизод.

Ссылки

• [www.hbo.com/the-sopranos/episodes/index.html#/the-sopranos/episodes/2/15-do-not-resuscitate/index.html "Не реанимировать"] на HBO
• «Не реанимировать» (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.tv.com/shows/the-sopranos/do-not-resuscitate-26462/ «Не реанимировать»] (англ.) на TV.com

Отрывок, характеризующий Не реанимировать (Клан Сопрано)

Капитан велел позвать к себе старшего унтер офицера в строгим голосом спросил у него, к какому полку он принадлежит, кто их начальник и на каком основании он позволяет себе занимать квартиру, которая уже занята. На первые два вопроса немец, плохо понимавший по французски, назвал свой полк и своего начальника; но на последний вопрос он, не поняв его, вставляя ломаные французские слова в немецкую речь, отвечал, что он квартиргер полка и что ему ведено от начальника занимать все дома подряд, Пьер, знавший по немецки, перевел капитану то, что говорил немец, и ответ капитана передал по немецки виртембергскому гусару. Поняв то, что ему говорили, немец сдался и увел своих людей. Капитан вышел на крыльцо, громким голосом отдавая какие то приказания.
Когда он вернулся назад в комнату, Пьер сидел на том же месте, где он сидел прежде, опустив руки на голову. Лицо его выражало страдание. Он действительно страдал в эту минуту. Когда капитан вышел и Пьер остался один, он вдруг опомнился и сознал то положение, в котором находился. Не то, что Москва была взята, и не то, что эти счастливые победители хозяйничали в ней и покровительствовали ему, – как ни тяжело чувствовал это Пьер, не это мучило его в настоящую минуту. Его мучило сознание своей слабости. Несколько стаканов выпитого вина, разговор с этим добродушным человеком уничтожили сосредоточенно мрачное расположение духа, в котором жил Пьер эти последние дни и которое было необходимо для исполнения его намерения. Пистолет, и кинжал, и армяк были готовы, Наполеон въезжал завтра. Пьер точно так же считал полезным и достойным убить злодея; но он чувствовал, что теперь он не сделает этого. Почему? – он не знал, но предчувствовал как будто, что он не исполнит своего намерения. Он боролся против сознания своей слабости, но смутно чувствовал, что ему не одолеть ее, что прежний мрачный строй мыслей о мщенье, убийстве и самопожертвовании разлетелся, как прах, при прикосновении первого человека.
Капитан, слегка прихрамывая и насвистывая что то, вошел в комнату.
Забавлявшая прежде Пьера болтовня француза теперь показалась ему противна. И насвистываемая песенка, и походка, и жест покручиванья усов – все казалось теперь оскорбительным Пьеру.
«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу с ним», – думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел все на том же месте. Какое то странное чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог встать и уйти.
Капитан, напротив, казался очень весел. Он прошелся два раза по комнате. Глаза его блестели, и усы слегка подергивались, как будто он улыбался сам с собой какой то забавной выдумке.
– Charmant, – сказал он вдруг, – le colonel de ces Wurtembourgeois! C'est un Allemand; mais brave garcon, s'il en fut. Mais Allemand. [Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но славный малый, несмотря на это. Но немец.]
Он сел против Пьера.
– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.