Ниалл Калле

Ниалл Калле ирл. Niall Caille
король Айлеха
823 — 846
Предшественник:	Мурхад мак Маэл Дуйн
Преемник:	Маэл Дуйн мак Аэда
верховный король Ирландии
833 — 846
Предшественник:	Конхобар мак Доннхада
Преемник:	Маэлсехнайлл мак Маэл Руанайд
Смерть:	846(0846)
Род:	Кенел Эогайн
Отец:	Аэд Посвящённый
Мать:	Медб инген Индрехтах
Супруга:	Гормлайт инген Доннхада
Дети:	сыновья: Аэд Финдлиат, Бран, Дуб-Индрехт, Энгус, Муйрхертах и Флатбертах дочь: NN

Ниа́лл Ка́лле (Ниа́лл мак А́эда; ирл. Niall Caille; Niall mac Áeda; погиб в 846) — король Айлеха (823—846) и верховный король Ирландии (833—846).

Биография

Ранние годы

Ниалл был сыном короля Айлеха и Кенел Эогайн Аэда Посвящённого, в 797—819 годах также занимавшего и престол Тары. Матерью Ниалла составленная в XII веке компиляция Banshenchas называет Медб, дочь короля Коннахта из септа Уи Бриуйн Индрехтаха мак Муйредайга.

После смерти в 819 году Аэда Посвящённого титул верховного короля Ирландии перешёл к правителю Миде Конхобару мак Доннхаде, представителю соперничавшего с Кенел Эогайн рода Кланн Холмайн, а престол Айлеха — к троюродному брату Ниалла, королю Мурхаду мак Маэл Дуйну. О том, что получил в наследство сам Ниалл, исторические источники ничего не сообщают.

Король Айлеха

Первое упоминание о Ниалле в ирландских анналах относится только к 823 году, когда сообщается, что он сверг короля Мурхада мак Маэл Дуйна и захватил власть над Айлехом и Кенел Эогайн.

В 827 году Ниалл Калле вступил в открытый конфликт с верховным королём Ирландии. Поводом к нему стало изгнание Конхобаром мак Доннхадой из покровительствуемого правителями Айлеха аббатства Армы его настоятеля Эогана Майнистреха, исповедника короля Ниалла. Новым главой обители, заручившись поддержкой королей Айргиаллы Куммаскаха мак Катайла и Ульстера Муйредаха мак Эохады, верховный король поставил своего сына Артри, уже имевшего сан епископа Армы. В ответ на это Ниалл Калле выступил с войском на помощь изгнанному прелату и в трёхдневном сражении при Лет Каме (около современного Килмора) разгромил соединённую армию королей Куммаскаха и Муйредаха. В битве погибли король Айргиаллы, его брат Конгалах и множество других знатных айргиалльцев, однако королю Ульстера удалось спастись бегством. Эта победа позволила Ниаллу восстановить аббата Эогана во главе Армы и значительно расширить свои владения на юг, присоединив лишившуюся правителя Айргиаллу к Айлеху.

Верховный король Ирландии

В 833 году умер король Конхобар мак Доннхада, после чего Ниалл Калле получил титул верховного короля Ирландии.

Уже в первый год своего правления Ниалл выступил против продолжавших нападения на территорию Ирландии викингов и разбил один из их отрядов, намеревавшийся разграбить Дерри. Эта победа стала первым вооружённым конфликтом верховных королей Ирландии с норманнами.

В 835 году Ниалл Калле пришёл с войском в Лейнстер и утвердил на здешнем престоле своего ставленника, правителя септа Уи Дунлайнге Брана мак Фаэлайна. В этом же году верховный король Ирландии совершил поход в Миде и разорил это королевство вплоть до его южных областей в районе современного графства Оффали.

Однако в 836 году Ниалл столкнулся с намного более серьёзным противником, королём Мунстера Федлимидом мак Кримтайнном. Поводом для конфликта стало желание обоих монархов утвердить свой контроль над влиятельным аббатством Арма. Федлимид, правитель большей части юга Ирландии, оказал поддержку Диармайту уи Тигернайну, одному из претендентов на сан настоятеля этой обители. Напав с войском на Килдэр, он пленил здесь Фориндана, бывшего в это время аббатом Армы. Так как этот монастырь находился под покровительством короля Ниалла, предполагается, что эта акция была направлена на ослабление влияния правителей Айлеха над Армой.

Ирландские анналы сообщают о состоявшейся в 838 году встрече между Ниаллом и Федлимидом. Местом её проведения одни источники называют Клонкурри, другие — Клонферт. Анналы весьма различно описывают итоги этой встречи: близкие к правителям Кенел Эогайн «Анналы Ульстера» обходят этот вопрос молчанием, в то время как симпатизировавшие королям Мунстера «Анналы Инишфаллена» сообщают, что Ниалл Калле покорился власти Федлимида мак Кримтайнна и признал его верховным королём Ирландии. Вероятно, переговоры завершились безрезультатно, хотя каждый из королей посчитал себя вправе носить титул верховного монарха.

Какими бы ни были результаты встречи Ниалла Калле и Федлимида мак Кримтайнна, они не положили конец их конфликту. В 840 году король Мунстера совершил поход в Миде и Брегу, а затем пришёл с войском в Тару, место коронования верховных правителей Ирландии, и простоял здесь лагерем несколько дней. Анналы сообщают, что в ходе этого похода Федлимид захватил в плен супругу Ниалла, королеву Гормлайт, с людьми её свиты. Король Айлеха не смог помешать этому, так как в это время находился в походе против союзников Федлимида из Оффали. Генеральное сражение между враждовавшими монархами произошло в 841 году, когда Федлимид мак Кримтайнн попытался установить свою власть над Лейнстером. «Анналы Ульстера» сообщают о полном разгроме войска правителя Мунстера в сражении в местечке Маг Охтайр (ирл. Mag nÓchtair) около лейнстерского Клонкурри, добавляя, что Федлимид во время бегства даже потерял свой королевский венец, который был найден в кусте терновника и принесён Ниаллу. Это поражение вынудило Федлимида мак Кримтайнна отказаться от любых дальнейших притязаний на обладание титулом верховного короля Ирландии.

Всё время правления Ниалла Калле викинги ежегодно продолжали нападать на Ирландию. Анналы сообщают о вторжениях норманнов в земли большинства ирландских королевств — Миде, Лейнстера, Мунстера, Коннахта, Бреги и Осрайге. Нападения значительно усилились в 837 году, когда в Ирландию прибыл большой флот викингов, возглавляемый Тургейсом. С его именем созданная в XII веке историческая хроника «Война ирландцев с чужеземцами» связывала все успехи, которых викинги добились в следующие восемь лет. Уже в 839 году норманнами была основана постоянная стоянка судов на озере Лох-Ней, в конце 840 года войско викингов впервые не покинуло пределов острова, чтобы перезимовать на своей родине, а в 841 году началось возведение укреплённых лонгфортов, строительство которых положило начало образованию некоторых ирландских городов, в том числе, Аннагассана и Дублина. К 842 году относится первое в ирландской истории свидетельство о военном союзе местных правителей с викингами. Войско Тургейса беспрепятственно грабило земли Ирландии вплоть до 845 года. Однако в этом году Ниалл Калле одержал над викингами крупную победу в сражении при селении Маг Ита (ирл. Magh Itha; в современном графстве Донегол), а королю Миде Маэлсехнайллу мак Маэл Руанайду удалось пленить, а затем казнить самого Тургейса. Эти победы привели к временному снижению активности нападений норманнов на территорию Ирландии.

Верховный король Ирландии Ниалл мак Аэда погиб в 846 году, во время своей поездки в Арму утонув при переправе через реку Каллан. По названию реки — места своей гибели — Ниалл и получил своё посмертное прозвище — «Калле». Преемником скончавшегося монарха в Айлехе и Кенел Эогайн стал его брат Маэл Дуйн мак Аэда, в то время как титул верховного короля Ирландии получил правитель Миде и Кланн Холмайн Маэлсехнайл мак Маэл Руанайд.

Семья

Ниалл Калле был женат на Гормлайт (умерла в 861), дочери верховного короля Ирландии Доннхада Миди. Детьми от этого брака были шесть сыновей и одна неизвестная по имени дочь:

• Аэд Финдлиат (умер в 879) — король Айлеха (855—879) и верховный король Ирландии (862—879)
• Бран мак Нейлл (ирл. Bróen mac Neill)
• Дуб-Индрехт мак Нейлл
• Энгус мак Нейлл
• Муйрхертах мак Нейлл
• Флатбертах мак Нейлл
• дочь — супруга короля Бреги Конайнга мак Флайнна (умер в 849)

Литература

• Бирн Ф. Д. Короли и верховные правители Ирландии. — СПб.: Евразия, 2006. — 368 с. — ISBN 5-8071-0169-3.
• Charles-Edwards T. M. [books.google.ru/books?id=g6yq2sKLlFkC Early Christian Ireland]. — Cambridge: Cambridge University Press, 2000. — 728 p. — ISBN 978-0521363952.

Ссылки

• [www.ucc.ie/celt/published/T100001A/index.html The Annals of Ulster] (англ.). CELT: The Corpus of Electronic Texts. Проверено 8 сентября 2012. [www.webcitation.org/6Bmx2xwGh Архивировано из первоисточника 30 октября 2012].
• [www.ucc.ie/celt/published/T100004/index.html Annals of Inisfallen] (англ.). CELT: The Corpus of Electronic Texts. Проверено 8 сентября 2012. [www.webcitation.org/6Bmx3djJ3 Архивировано из первоисточника 30 октября 2012].
• [www.ucc.ie/celt/published/T100005A/index.html Annals of Four Masters] (англ.). CELT: The Corpus of Electronic Texts. Проверено 8 сентября 2012. [www.webcitation.org/6Bmx4CtYw Архивировано из первоисточника 30 октября 2012].

Отрывок, характеризующий Ниалл Калле

Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.