Ниббл

Биты				Значения
8	4	2	1	Шестандцате- ричная цифра	Десятичное число
0	0	0	0	0	0
			1	1	1
		1	0	2	2
			1	3	3
	1	0	0	4	4
			1	5	5
		1	0	6	6
			1	7	7
1	0	0	0	8	8
			1	9	9
		1	0	A	10
			1	B	11
	1	0	0	C	12
			1	D	13
		1	0	E	14
			1	F	15

Ниббл (англ. nibble, nybble), полубайт или гексадецит (hexadecit - hexadecimal digit) — единица измерения информации, равная четырём двоичным разрядам (битам), удобна тем, что представима одной шестнадцатеричной цифрой, то есть является одним шестнадцатеричным разрядом. Переменная размера «ниббл» может принимать 2⁴=16 различных значений. В русском языке используется синоним «тетрада».

По-английски «nibble» означает «покусывать», тогда как «byte» — искажённое «bite», «кусать».

Использование

В компьютерной графике иногда используется 4-битная глубина цвета, то есть палитра из 16 цветов. Особенно употребителен был 4-битный цвет для адаптеров EGA. LPT-порт, даже на самом старом PC, может передавать данные от принтера к компьютеру по одному нибблу, используя специальные линии состояния. Эта возможность используется некоторыми периферийными устройствами, подключаемыми через такой порт.

Октет состоит из двух нибблов. Шестнадцатеричное представление октетов (то есть разложение множества 256 значений октетов в прямое произведение 16×16) используется для наглядного представления этого множества, в частности для изображения кодовых страниц в виде таблиц. На рисунке — множество октетов (символы альтернативной кодировки) в виде таблицы. Слева отложен старший ниббл (возрастает снизу вверх), снизу отложен младший ниббл (возрастает слева направо).

При использовании двоично-десятичного кода одна десятичная цифра хранится в одном ниббле.

Аналогично метру, килограмму, литру, секунде и другим единицам измерения, в которых используются названия: полметра, полкилограмма, пол-литра, полсекунды, а не их специальные названия, на практике применяется название — полубайт, а название ниббл не прижилось.

Отрывок, характеризующий Ниббл

Четыре года тому назад, встретившись в партере московского театра с товарищем немцем, Берг указал ему на Веру Ростову и по немецки сказал: «Das soll mein Weib werden», [Она должна быть моей женой,] и с той минуты решил жениться на ней. Теперь, в Петербурге, сообразив положение Ростовых и свое, он решил, что пришло время, и сделал предложение.
Предложение Берга было принято сначала с нелестным для него недоумением. Сначала представилось странно, что сын темного, лифляндского дворянина делает предложение графине Ростовой; но главное свойство характера Берга состояло в таком наивном и добродушном эгоизме, что невольно Ростовы подумали, что это будет хорошо, ежели он сам так твердо убежден, что это хорошо и даже очень хорошо. Притом же дела Ростовых были очень расстроены, чего не мог не знать жених, а главное, Вере было 24 года, она выезжала везде, и, несмотря на то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор никто никогда ей не сделал предложения. Согласие было дано.
– Вот видите ли, – говорил Берг своему товарищу, которого он называл другом только потому, что он знал, что у всех людей бывают друзья. – Вот видите ли, я всё это сообразил, и я бы не женился, ежели бы не обдумал всего, и это почему нибудь было бы неудобно. А теперь напротив, папенька и маменька мои теперь обеспечены, я им устроил эту аренду в Остзейском крае, а мне прожить можно в Петербурге при моем жалованьи, при ее состоянии и при моей аккуратности. Прожить можно хорошо. Я не из за денег женюсь, я считаю это неблагородно, но надо, чтоб жена принесла свое, а муж свое. У меня служба – у нее связи и маленькие средства. Это в наше время что нибудь такое значит, не так ли? А главное она прекрасная, почтенная девушка и любит меня…
Берг покраснел и улыбнулся.
– И я люблю ее, потому что у нее характер рассудительный – очень хороший. Вот другая ее сестра – одной фамилии, а совсем другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?… Неприятно… А моя невеста… Вот будете приходить к нам… – продолжал Берг, он хотел сказать обедать, но раздумал и сказал: «чай пить», и, проткнув его быстро языком, выпустил круглое, маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о счастьи.
Подле первого чувства недоуменья, возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя. В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру, и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери, каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.