Нибридий (архиепископ Нарбона)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Нибридий
лат. Nibridius
архиепископ Нарбона
не позднее 799 — не ранее 822
Предшественник: Даниэль
Преемник: Варфоломей
 
Смерть: не ранее 822

Нибридий (Небридий, Нимфридий; лат. Nibridius, Nebridius, Nimfridius; VIIIIX век) — сначала епископ, затем первый архиепископ Нарбона; управлял Нарбонской митрополией[en] в 790-х — 820-х годах; один из деятелей Каролингского Возрождения.





Биография

Рание годы

О происхождении и ранних годах жизни Нибридия сведений в исторических источниках не сохранилось. Возможно, он был уроженцем Септимании и ещё до получения епископского сана состоял в дружеских отношениях с Бенедиктом Анианским[1][2]. Согласно церковным преданиям, Нибридий вместе с Бенедиктом в 779 году основал аббатство Лаграс и стал его первым настоятелем[3][4][5]. По другим данным, это событие произошло около 800 года[2]. Более поздняя дата основана на первом упоминании о Лаграсе в раннесредневековых документах — дарственной хартии этой обители, примерно в то время данной правителем Франкского государства Карлом Великим[4].

Получение власти над Нарбонской митрополией

Первые точно датированные свидетельства о Нибридии относятся к самому концу VIII век, когда он уже был главой Нарбонской митрополии. Не известно, когда Нибридий взошёл на епископский престол. Последние упоминания о его предшественнике на кафедре, Даниэле, относятся к рубежу 780-х—790-х годов[6][7][8][9]. Посещавший в 798 году Септиманию Теодульф в своих посланиях упоминал о Нибридии, но ещё не называл его епископом. В то же время в одном из посланий Алкуина, написанном в 800 году, Нибридий был уже наделён епископским саном. До этого же, по свидетельству Алкуина, Нибридий был аббатом. Хотя в письмах не упоминается, аббатом какой обители был Нибридий, вероятно, это был монастырь Лаграс[1][10]. Предполагается, что свою роль в получении Нибридием епископского престола мог сыграть Бенедикт Анианский, походатайствовавший за друга перед королём франков[4].

Вероятно, Нибридий уже получил епископский престол, когда он по повелению правителя Франкского государства Карла Великого вместе с епископом Лиона Лейдрадом и настоятелем Анианского аббатства[fr] Бенедиктом в качестве королевского посланца[en] дважды (весной 799 года и осенью 800 года) совершал поездки по Испанской марке и Септимании. Целью поездок была борьба с процветавшим тогда на этих землях адопцианством[1][2][7]. Для осуждения главы этого движения, епископа Феликса, епархия которого входила в Нарбонскую митрополию, в 799 году в Сео-де-Уржеле был проведён церковный собор. На нём Феликс был объявлен сторонником ереси и смещён с епископской кафедры. Новым епископом Уржеля стал Лейдрад, предпринявший энергичные и успешные меры к уменьшению числа адопциан[10][11][12]. Результатом этих действий стало массовое отречение жителей Испанской марки и Септимании от адопцианства. В 800 году Бенедикт Анианский в письме к архиепископу Зальцбурга Арно утверждал, что благодаря усилиям королевских посланцев двадцать тысяч северо-испанских клириков и мирян признали ошибочность учения Феликса[1].

После освобождения франками Барселоны от власти мавров территория местной епархии в 801 году была включена в состав Нарбонской митрополии[9][13].

Первый архиепископ Нарбона

Вероятно, часто бывая при дворе Карла Великого, Нибридий удостоился расположения франкского монарха. В 812 году вместе с архиепископом Арля Иоанном II Нибридий был послан королём Карлом ко двору своего сына, правителя Аквитании Людовика Благочестивого, в качестве советника[14].

Предполагается, что к тому времени с согласия правителя франков глава Нарбонской митрополии мог быть уже возведён в архиепископский сан, которого не имели его предшественники. Вероятно, это событие должно было произойти не позднее 813 года, когда Нибридий начал упоминаться в современных ему документах как архиепископ[1].

Нибридий и деятели Каролингского Возрождения

При королевском, а затем и императорском дворе Нибридий завязал тесные дружеские связи с такими видными деятелями Каролингского Возрождения как Лейдрад, Алкуин, Агобард, Теодульф, Клавдий Туринский и Элизахар[fr][1][2].

Нибридию было адресовано одно из писем Алкуина, написанное тем незадолго до смерти. В этом документе, датируемом 804 годом, Алкуин просил Нибридия не оставлять своим вниманием братию аббатства Лаграс[1]. Эта просьба была вызвана тем, что став главой Нарбонской митрополии Нибридий сложил с себя обязанности аббата. В документах 800-х — 820-х годов (то есть при жизни Нибридия) упоминаются имена двух настоятелей Лаграса: Аттала и Адаларика[4].

Сохранились свидетельства о том, что приезжая в Ахен, Нибридий часто пел с другими приближёнными к Карлу Великому лицами в придворной капелле. Не довольный качеством литургических книг, глава Нарбонской епархии обратился к Элизахару с просьбой написать новый труд о церковном пении. Тот не смог отказать своему другу, и составил новый антифонарий[1].

Теодульф Орлеанский, в одной из поэм описывая свой визит в Нарбон в 798 году, в самых превосходных выражениях характеризовал епископа Нибридия[1][15]. Состоя в переписке с Клавдием Туринским, Нибридий в одном из посланий очень высоко оценил его труда «Коментарии на книгу „Исход“» и выразил желание иметь у себя в библиотеке копию этого сочинения[1].

С Агобардом же Нибридий, вероятно, был знаком ещё с тех времён, когда тот жил в Септимании. Возможно, именно по ходатайству Нибридия Агобард в 814 году получил в управление Лионскую архиепархию. Начав в своих владениях компанию против евреев, Агобард обратился с пространным письмом к главе Нарбонской митрополии. Из послания известно о том, что в Нарбоне существовала большая еврейская община, и что Нибридий не только терпимо относился к тем, кто исповедовал иудаизм, но и приглашал таких лиц на епископские трапезы. Агобард гневно осуждал благосклонность нарбонского архиепископа к евреям и призывал Нибридия порвать все связи с ними. О том, что ответил на это послание нарбонский архиепископ, сведений не сохранилось[1][16][17].

Донаших дней дошло и адресованное Нибридию письмо, отправленное к нему Бенедиктом Анианским. В нём уже находившийся присмерти аббат просил нарбонского архиепископа и далее покровительствовать братии Анианского монастыря. Также в послании Бенедикт писал о том, что «вверяет» Нибридию «всех друзей, близких и родных»[4][18]. Следуя воле умершего 11 февраля 821 года друга, Нибридий вместе с Агобардом в конце того же или в начале следующего года присутствовал на выборах нового настоятеля Анианского аббатства, которым стал Труктесинд[ca][1][19].

Арльский собор 813 года

В 813 году по приказу императора Карла Великого в Майнце, Реймсе, Туре, Шалоне и Арле были проведены синоды, которые были призваны выработать решения об исправлении норм жизни духовенства и о взаимоотношениях государственной власти и церкви Франкского государства. На состоявшемся 10 мая Арльском соборе присутствовали более двадцати епископов. Главой синода был избран архиепископ Иоанн II Арльский, а его сопредседателем — архиепископ Нибридий. Участники собора приняли двадцать шесть канонов, в основном, посвящённых вопросам церковной дисциплины[1][20].

Последние годы

После смерти Карла Великого Нибридий продолжал пользоваться уважением и его сына и преемника, императора Людовика I Благочестивого. От этого монарха в 810-х годах он получил две дарственные хартии: в 814 году для Нарбонской архиепархии[21], и в 819 году для аббатства Беллеселле в Альбижуа[8].

15 декабря 817 года Нибридий в качестве королевского посланца присутствовал на судебном заседании в Жироне. Хартия об этом собрании сохранилась только в поздней копии. Ошибочное прочтение этого документа привело к появлению среди историков мнения о том, что Нибридий возглавлял не только Нарбонскую митрополию, но и Жиронскую епархию[en]. По их предположению Нибридий, якобы, занимал местную кафедру между епископами Валариком и Гимером. В действительности же, вероятно, в то время главой Жиронской епархии всё ещё был епископ Валарик[22].

Последнее упоминание о Нибридии в средневековых источниках — его подпись под дарственной хартией, данной 11 сентября 822 года императором Людовиком I Благочестивым аббату монастыря[en] в Баньолесе Меркоралу. В этом документе император подтверждал право обители владеть близлежавшим озером[en] и прилагавшими к тому землями[1][2][7][9].

В поминальной книге аббатства Лаграс упомянуто о том, что Нибридий скончался 1 января[6][7], будучи уже в весьма преклонном возрасте[1]. Преемником Нибридия на архиепископской кафедре Нарбона был Варфоломей[6][7][8].

Напишите отзыв о статье "Нибридий (архиепископ Нарбона)"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 Griffe É., 1933, p. 96—103.
  2. 1 2 3 4 5 [www.enciclopedia.cat/EC-GEC-0045668.xml Nebridi] (каталан.). Gran Enciclopèdia Catalana. Проверено 1 ноября 2015.
  3. Histoire générale de Languedoc (I), 1872, p. 860—862.
  4. 1 2 3 4 5 Griffe É., 1933, p. 195—198.
  5. [www.lagrasse.org/-Histoire-de-l-Abbaye-.html Histoire de l’Abbaye] (фр.). Abbaye Sainte-Marie de Lagrasse. Проверено 1 ноября 2015.
  6. 1 2 3 Histoire générale de Languedoc (IV), 1872, p. 245.
  7. 1 2 3 4 5 Duchesne L. [www.archive.org/stream/fastespiscopau01duch#page/305/2up Fastes épiscopaux de l’ancienne Gaule. Tome I: Provinces du Sud-Est]. — Paris: Albert Fontemoing, Éditeur, 1907. — P. 305.
  8. 1 2 3 Griffe É., 1933, p. 241.
  9. 1 2 3 [www.enciclopedia.cat/EC-GEC-0045421.xml Arquebisbat de Narbona] (каталан.). Gran Enciclopèdia Catalana. Проверено 1 ноября 2015.
  10. 1 2 Histoire générale de Languedoc (I), 1872, p. 906—907.
  11. Goyau G. [www.newadvent.org/cathen/09472a.htm Lyons] // The Catholic Encyclopedia. — New York: Robert Appleton Company, 1910. — Vol. 9. — P. 472—475.
  12. [www.enciclopedia.cat/EC-GEC-0036855.xml Leidrat de Lió] (каталан.). Gran Enciclopèdia Catalana. Проверено 1 ноября 2015.
  13. Масиель Санчес Л. К. [www.pravenc.ru/text/77596.html Барселона] // Православная энциклопедия. Том IV. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2002. — С. 350—352. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 5-89572-009-9
  14. Histoire générale de Languedoc (I), 1872, p. 932—933.
  15. Histoire générale de Languedoc (I), 1872, p. 917—918.
  16. Histoire générale de Languedoc (I), 1872, p. 906—907 & 1014.
  17. Агобард // Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. — СПб., 1908—1913.
  18. Бенедикт Анианский. Послание к архиепископу Нибридию / Гаспаров М. Л. — Памятники средневековой латинской литературы. VIII—IX века. — М.: Наука, 2006. — С. 173—175. — ISBN 5-02-033919-9.
  19. Histoire générale de Languedoc (I), 1872, p. 963—965.
  20. Roisselet de Sauclières M. [books.google.ru/books?id=INkCAAAAQAAJ Histoire chronologique et dogmatique des Conciles de la Chrétienté]. — Paris: Meller Frères, Libraire Religieuse, 1846. — Т. III. — P. 300—304.
  21. Histoire générale de Languedoc (I), 1872, p. 939—941.
  22. Ordeig i Mata R. [www.raco.cat/index.php/AnnalsGironins/article/view/54527/63485 Precisions sobre l’episcopologi de Girona dels segles VIII—X] // Annals de l’Institut d’Estudis Gironins. — Girona, 2004. — Vol. XLV. — P. 480—481.

Литература

  • Dom. C. Devic and Dom. J. Vaissete. [www.archive.org/stream/histoiregnra01viccuoft#page/n5/mode/2up Histoire générale de Languedoc]. — Toulouse: Édouard Privat, Libraire-Éditeur, 1872. — Т. I. — 1290 p.
  • Dom. C. Devic and Dom. J. Vaissete. [www.archive.org/stream/p1histoiregnra04viccuoft#page/n7/mode/2up Histoire générale de Languedoc]. — Toulouse: Édouard Privat, Libraire-Éditeur, 1872. — Т. IV. — 1048 p.
  • Griffe É. [www.mgh-bibliothek.de/dokumente/b/b033041+0001.pdf Histoire Religieuse des Anciens Pays de l’Aude. Tome I. Des Origines Chrétiennes a la Fin de l’Epoque Carolingienne]. — Paris: Auguste Picard, 1933. — 297 p.

Отрывок, характеризующий Нибридий (архиепископ Нарбона)

– Oui, mon cher, c'est une grande perte pour nous tous. Je ne parle pas de vous. Mais Dieu vous soutndra, vous etes jeune et vous voila a la tete d'une immense fortune, je l'espere. Le testament n'a pas ete encore ouvert. Je vous connais assez pour savoir que cela ne vous tourienera pas la tete, mais cela vous impose des devoirs, et il faut etre homme. [Да, мой друг, это великая потеря для всех нас, не говоря о вас. Но Бог вас поддержит, вы молоды, и вот вы теперь, надеюсь, обладатель огромного богатства. Завещание еще не вскрыто. Я довольно вас знаю и уверена, что это не вскружит вам голову; но это налагает на вас обязанности; и надо быть мужчиной.]
Пьер молчал.
– Peut etre plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n'avais pas ete la, Dieu sait ce qui serait arrive. Vous savez, mon oncle avant hier encore me promettait de ne pas oublier Boris. Mais il n'a pas eu le temps. J'espere, mon cher ami, que vous remplirez le desir de votre pere. [После я, может быть, расскажу вам, что если б я не была там, то Бог знает, что бы случилось. Вы знаете, что дядюшка третьего дня обещал мне не забыть Бориса, но не успел. Надеюсь, мой друг, вы исполните желание отца.]
Пьер, ничего не понимая и молча, застенчиво краснея, смотрел на княгиню Анну Михайловну. Переговорив с Пьером, Анна Михайловна уехала к Ростовым и легла спать. Проснувшись утром, она рассказывала Ростовым и всем знакомым подробности смерти графа Безухого. Она говорила, что граф умер так, как и она желала бы умереть, что конец его был не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до того трогательно, что она не могла вспомнить его без слез, и что она не знает, – кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так всё и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы не огорчить умирающего отца. «C'est penible, mais cela fait du bien; ca eleve l'ame de voir des hommes, comme le vieux comte et son digne fils», [Это тяжело, но это спасительно; душа возвышается, когда видишь таких людей, как старый граф и его достойный сын,] говорила она. О поступках княжны и князя Василья она, не одобряя их, тоже рассказывала, но под большим секретом и шопотом.


В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.
В день приезда молодых, утром, по обыкновению, княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву. Каждый день она входила и каждый день молилась о том, чтобы это ежедневное свидание сошло благополучно.
Сидевший в официантской пудреный старик слуга тихим движением встал и шопотом доложил: «Пожалуйте».
Из за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.
Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – всё выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще небритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно нежно оглядев ее:
– Здорова?… ну, так садись!
Он взял тетрадь геометрии, писанную его рукой, и подвинул ногой свое кресло.
– На завтра! – сказал он, быстро отыскивая страницу и от параграфа до другого отмечая жестким ногтем.
Княжна пригнулась к столу над тетрадью.
– Постой, письмо тебе, – вдруг сказал старик, доставая из приделанного над столом кармана конверт, надписанный женскою рукой, и кидая его на стол.
Лицо княжны покрылось красными пятнами при виде письма. Она торопливо взяла его и пригнулась к нему.
– От Элоизы? – спросил князь, холодною улыбкой выказывая еще крепкие и желтоватые зубы.
– Да, от Жюли, – сказала княжна, робко взглядывая и робко улыбаясь.
– Еще два письма пропущу, а третье прочту, – строго сказал князь, – боюсь, много вздору пишете. Третье прочту.
– Прочтите хоть это, mon pere, [батюшка,] – отвечала княжна, краснея еще более и подавая ему письмо.
– Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.
– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.
Старик выходил из себя: с грохотом отодвигал и придвигал кресло, на котором сам сидел, делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться, и почти всякий раз горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью.
Княжна ошиблась ответом.
– Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и быстро отвернувшись, но тотчас же встал, прошелся, дотронулся руками до волос княжны и снова сел.
Он придвинулся и продолжал толкование.
– Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.
Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую неразрезанную книгу.
– Вот еще какой то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!
Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.
Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочная, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых:
Жюли писала:
«Chere et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l'absence! J'ai beau me dire que la moitie de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgre la distance qui nous separe, nos coeurs sont unis par des liens indissolubles; le mien se revolte contre la destinee, et je ne puis, malgre les plaisirs et les distractions qui m'entourent, vaincre une certaine tristesse cachee que je ressens au fond du coeur depuis notre separation. Pourquoi ne sommes nous pas reunies, comme cet ete dans votre grand cabinet sur le canape bleu, le canape a confidences? Pourquoi ne puis je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si penetrant, regard que j'aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous ecris».
[Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастия в вас, что, несмотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы, и, несмотря на удовольствия и рассеяния, которые меня окружают, я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване «признаний»? Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде, кротком, спокойном и проницательном, который я так любила и который я вижу перед собой в ту минуту, как пишу вам?]
Прочтя до этого места, княжна Марья вздохнула и оглянулась в трюмо, которое стояло направо от нее. Зеркало отразило некрасивое слабое тело и худое лицо. Глаза, всегда грустные, теперь особенно безнадежно смотрели на себя в зеркало. «Она мне льстит», подумала княжна, отвернулась и продолжала читать. Жюли, однако, не льстила своему другу: действительно, и глаза княжны, большие, глубокие и лучистые (как будто лучи теплого света иногда снопами выходили из них), были так хороши, что очень часто, несмотря на некрасивость всего лица, глаза эти делались привлекательнее красоты. Но княжна никогда не видала хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе. Как и у всех людей, лицо ее принимало натянуто неестественное, дурное выражение, как скоро она смотрелась в зеркало. Она продолжала читать: 211